Текст: Андрей Цунский
«Ему всё дали!» - тоскливая модуляция обычного завистника
Вообще – парадокс. Горин и зависть? Никто из тех, кто его вспоминал – чтобы он когда-то завидовал, ни разу не вспомнил.
Но трудно отрицать, что Григорий Горин получил все блага советской цивилизации. Биография у него – хоть вешай у завистника над столом.
Слава, пришедшая в молодости, КВН, радиопередача «С добрым утром!», что означало многомиллионную (миллионов эдак 200) аудиторию, вход в литературу через «черный ход» сатиры и юмора, гонорары и связи, близкая дружба с людьми, которых миллионы граждан мечтают просто увидеть не по телевизору, хотя бы издалека, квартира на улице Горького, ежегодно – то фильм по ТВ, то спектакли в самых популярных театрах. И даже скоропостижная смерть в шестьдесят лет, без унизительных и долгих болезней, престижное Ваганьковское кладбище (есть люди, которые даже месту на кладбище завидуют!), мемориальная доска на доме... Но не будем никому желать смерти от зависти – что может быть печальнее и тоскливее? Хотя один теперь знаменитый критик-эмигрант как-то высказывал в этом духе гневную тираду о Высоцком: «Он получил от советской власти все!» Да уж. Прямо на блюде. И чего было умирать в сорок два? Да и в шестьдесят – не слишком хотелось бы никому...
Без подзаголовка (много чести второму завистнику)
Не тому вы завидуете, господа. Уж если и завидовать... Папа Гриши Офштейна (такова была фамилия Горина до того, как творческий псевдоним полностью сменил ее) – родом из Волочиска, мама из Проскурова. Это были два крупных еврейских местечка. Они и сейчас существуют. Проскуров называется теперь «город Хмельницкий». Только вот жителей тех местечек больше нет. Гитлеровцы действовали педантично.
Мама и папа Гриши достойно прошли войну – и не просто выжили. Оба пришли ко Дню Победы с наградами и почетом. Гриша вырос при живых папе и маме, в семье, окруженный любовью... Вот чему и правда можно было тогда позавидовать.
А окончив в Москве Первый медицинский, Григорий пошел работать не в престижную ведомственную поликлинику или в «хорошую» больницу.
Он пахал за 120 рублей на московской «скорой помощи», и вместо «здравствуйте!» несколько лет слышал каждый день: «Ну что вы так долго, доктор!» В больнице лечат. На скорой – спасают. Доктор Офштейн спас очень много людей. По-настоящему. Его жена потом вспоминала, как почувствовала к нему свою любовь. Они гуляли, и вдруг стало плохо какому-то прохожему. Он немедленно забыл даже о ней – он был занят спасением жизни. Без суеты. Спокойно и точно. Мужчина за лучшей на свете мужской работой...
Уж если чему и завидовать – так вот этому.
«А что он сам-то придумал?», или Куплеты завистника с подходцами
Беседуя как-то о Горине с одним неглупым человеком, натолкнулся я на зависть в форме, давно уже знакомой.
- А что, собственно, сам написал этот Горин? «Тиль» – сочинение Шарля де Костера, «Калиостро» написал Толстой, «Дракона» – Шварц. И уж биографию Свифта прожил сам Свифт. Приемчик понятный – свои вещи худсоветы не пускали – так между прочим, и правильно. Посмотри эту тягомотину, «Маленькие комедии большого дома»! Чушь ведь собачья. И занудство. Вот и пришлось переделывать чужие сюжетики – напихал в них современных расхожих выражений, шуточек из того же КВН – и успех гарантирован.
Ах ты, разлюбезный начитанный завистник! Сколько раз я слышал от тебя подобные речи. Об Акунине – «Да за него все написал Гиляй. И даже Куприн». О Гребенщикове (включен в реестр иноагентов). «Да впору составлять фразеологический словарь украденного Гребнем у Дилана». Даже... о Пушкине! «Да что ваш этот Пушкин – голимый Байрон! И сюжет «Евгения Онегина» спер у Мицкевича».
Как же этот тип мне надоел... Вот ведь выучили его читать – всем сразу на горе. Хотя – многие таким с умным видом поддакивают. Кивают головами. Вот уж воистину: горе, но не от ума.
«Так ведь с кем ему работать довелось!» Сольная партия четвертого завистника
А еще один завистник рассуждал о Горине самым тонким образом, его подвох был почти незаметен. Учитесь, господа. Удар кинжалом наносится в конце, неожиданно и наверняка:
«Ну, как писатель он, на мой взгляд, просто слабоват. Сам почувствовал, что проза – это не его. Слово на бумаге – оно ведь очень обязывает. Он и старался прислониться к слову устному. Все эти сползающие с головы на ногу повязки, встречи с писателем Бурко – это ведь все живет, только когда это читает актер. Так что он правильно пошел по пути драматурга. Вообще, и переделка старых сюжетов – она ведь тоже не грех.
Ну переделал он Шекспира с этой «Чумой на оба дома». Так Шекспир вообще все сюжеты позаимствовал! Не в этом ведь суть. Тут важнее другое – с кем драматург работает. Если есть толковый режиссер – это полдела сделано. А у него кто в друзьях? Сначала – опытный Аркан. Он постарше был, мог кое-что поправить, умел показать товар лицом. Через него Горин попал в сатирики, въехал на радио, в «Литгазету», в «Юность», весь Театр сатиры в друзья записал! Ну а там пошло-поехало. Захаров один чего стоит. А Эльдар Рязанов? Это люди с огромным опытом, с безупречным вкусом. Работая с такими, и дурак ничем не рискует!»
Ах ты ж, сукин сын. Как закрутил. Нет, конечно, тут можно жалко возразить, что и эстрадные репризы, и пьесы разошлись в народе в виде цитат-пословиц, и мол, публика сама оценила, и выбрала прижизненным классиком... Но мы так делать не станем.
И как возразить, что Арканов был старше и опытнее? Но разве могла бы завязаться такая дружба и продолжаться такое соавторство при неравенстве? Они даже фамилии в паспортах поменяли на псевдонимы одновременно. Хотя это скорее гримаса тогдашней жизни: «Офштейн и Штейнбок» действовали на советскую цензуру примерно как «Чейн и Стокс».
Рязанов – режиссёр с огромным опытом и очень успешный (насчет его вкуса мое мнение, как говорится, может не совпадать с мнением редакции).
Сотрудничество с Захаровым в течение десятков лет – и возражать не стану. Конечно, это классик русского театра и кино. Так вот пусть они сами и те, кто был рядом с ними - пусть они и возражают номеру четыре.
Аркадий Арканов:
Нам было настолько комфортно работать в одной упряжке, что мы писали вместе более 10 лет. С одной стороны, трудно, поскольку многое должно совпасть, начиная с мировоззрения и закачивая отношением к женщинам, — люди должны быть, что называется, одной крови. У нас с Гришей была очень хорошая совместимость, с такой можно посылать в длительный полет в космос, на орбитальную станцию. С другой стороны, работа в эстрадном жанре невозможна без умения предугадать реакцию зрителей на ту или иную шутку, поэтому представители нашего цеха в 99 процентах случаев писали вдвоем. Соавтор тут выступает еще и в качестве зрительного зала: он должен оценить фразу.
«Я всегда считал, считаю и в дальнейшем буду считать Гришу Горина уникальным переводчиком с прошлого на настоящее».
Эльдар Рязанов:
«Большинство литераторов считают, что их труд окончен, когда фильм запускается в производство. Максимум их участия — это раз-другой приехать на студию, просмотреть отснятый материал и высказаться по этому поводу. Гриша не покидал меня, я все время ощущал рядом его верный, дружеский локоть, сочувствие, товарищество. Работа над фильмом «О бедном гусаре...» была не только проверкой профессионализма, она была экзаменом на честность, порядочность, благородство. Провокации, интриги, гнусности, о которых рассказывалось в нашем сценарии, мы испытывали на себе, снимая картину. Деликатность Горина, такт, высокая нравственность, не говоря уже о даровании, скрашивали каторжную работу, помогали довести дело до конца. Каждая сцена, которую предстояло снимать завтра, как правило, накануне переделывалась, уточнялась, дописывалась…»
«Несмотря на то, что я старше его более чем на 10 лет, всегда считал его старше себя, потому что он был очень умен, тактичен, энциклопедически образован, невероятно талантлив...»
А уж говоря об отношениях, сложившихся с Марком Анатольевичем Захаровым, стоит привести слова Николая Петровича Караченцова, который видел эти отношения немного со стороны:
«Я уже не говорю о том, что Горин для Захарова был больше, чем даже очень близкий друг. Я и не знаю, кто сегодня у Марка остался, кто мог бы сказать ему правду в глаза, не боясь, что это как-то отразится на собственной судьбе».
Неплохая характеристика.
Марк Захаров:
«Мне Гриши сейчас очень не хватает. Он ведь был последним, кто мог подойти ко мне после спектакля или репетиции и сказать: «Марк, ты что, дурак? Как тебя угораздило сделать такую гадость и пошлость?» А сейчас так может сделать только моя жена. Да и то она меня старается щадить...»
«Горин был последним человеком, который мог мне грубить. Остальные все-таки опасаются. Правда, после грубости он сразу переходил на какие-то конструктивные предложения, мы с ним работали в очень тесных, дружеских отношениях, он придумывал отдельные фразы, какие-то повороты для спектаклей. Для меня это дорого. Человек умный, он научил меня многому».
«Горин, несомненно, один из «строителей» «Ленкома». Он оказал большое влияние на многих артистов, на формирование репертуара. Да и вообще задал высокую планку в комедийном искусстве».
И без всякой зависти
Самое горькое в жизни человека остроумного – это если его шутка вновь становится актуальной. Особенно если речь идет о сатирике, хотя был ли Горин сатириком, как, впрочем, и Свифт, – для меня вопрос. Для меня они оба, скорее, философы.
Григорий Горин обращался к людям, которые привыкли жить в системе эзопова языка, в в паутине многозначительных умолчаний, вечных замен прямых обращений к действительности аналогиями. Это логический парадокс – каждый мог произнести посылку – то есть аргумент, на основе которого делался вывод – но выводов делать не смел. Горин помещал логическую формулу в безопасную среду давно прошедшего, иностранного, комичного – и завершал ее неизбежным выводом.
И по прошествии двух десятилетий нового века, в котором ему так и не удалось пожить, Григорий Горин вдруг снова оказался актуален. Порой это обидно, потому что мы сами испортили свою жизнь. Но по большому счету – увы, неизбежно. Он вполне подходит к нашему времени – как подходит к нему же Свифт. И йеху по-прежнему бьют в его доме стекла.
А еще – его комедии продолжались и в жизни. Причем началось это сразу после его смерти. Сами судите. В день смерти Григория Горина раздается звонок от журналистки Светланы Сорокиной Марку Захарову. «Приходите к нам на передачу “Герой дня”». «А с какой стати я герой дня?» «В связи со смертью Григория Горина».
«В 2003 году спектакль "Шут Балакирев" был отмечен Государственной премией РФ. После вручения медалей его вдова прошла в комнату для получения материальной составляющей премии. У нее потребовали доверенность. Она развернулась и ушла, но никто не догнал и не извинился...» – вспоминает Станислав Садальский.
Ну что тут скажешь...
P.S.
Александр Ширвиндт:
«Ужас в том, что мы его растаскали по мелочам. «Гриша, напиши поздравление», «Гриша, капустник!», «Гриша, юбилей, без тебя никак» — и отрывали его. А может быть, он бы еще одного «Герострата» написал. Он же ко всему относился серьезно и вот сидел, тратил на это время. И не мог отказать».
Григорий Горин:
«Я никогда не хотел учить людей жить. Я хотел помочь им научиться выжить в тех условиях, когда им жить трудно».
Врачи «скорой помощи» не лечат. Они спасают. Помогают выжить, иначе говоря. А уж дальше, спасенные – извольте своим умом. Ну – или завидуйте. И не обижайтесь потом.