Текст: Павел Басинский (писатель)/РГ
В начале февраля 1921 года, то есть ровно сто лет назад, в Петрограде возникло литературное объединение "Серапионовы братья". Название было заимствовано из цикла новелл Эрнста Теодора Амадея Гофмана, где была и знаменитая сказка "Щелкунчик и мышиный король". В группу вошли прозаики Всеволод Иванов, Михаил Слонимский, Михаил Зощенко, Вениамин Каверин, Лев Лунц, Николай Никитин, Константин Федин, поэты Елизавета Полонская и Николай Тихонов и критик Илья Груздев. Одно время среди "Серапионов" был и Владимир Познер (отец нашего знаменитого телеведущего Владимира Познера), но он уже в 1922 году выехал в Германию, а затем - в Париж.
Впрочем, любопытный момент. У "Серапионовых братьев" были свои непишущие подруги. Это Муся Алонкина, Дуся Каплан, Зоя Гацкевич, Лида Харитон. Красавица Зоя, впоследствии вышедшая замуж за Николая Никитина, стала Зоей Никитиной, коей осталась до конца жизни, хотя выходила замуж еще трижды. Жизнь ее была бурна, у всех на виду. После нее остался сын - Михаил Козаков - известный актер и режиссер.
Но не в амурных историях суть. Группа "Серапионовы братья" была, пожалуй, самым сильным литературным объединением 1920-х. Она существовала всего 5 лет. Она сложилась из учеников таких великолепных мастеров, как Корней Чуковский и Евгений Замятин, Николай Гумилев и Виктор Шкловский, занимавшихся с ними в Доме искусств и Литературной студии.
"Серапионам" из-за границы патронировал сам Максим Горький. Мне кажется, никому из молодых советских писателей он не написал столько писем, и все они дышат не только духом сурового учительства, но и какой-то даже нежностью, словно это дети его. Между тем в 20-е годы существовало ведь много групп и объединений: "Пролеткульт", "Кузница", "ЛЕФ", "имажинисты" и другие. Но ни к кому из молодых Горький из своего далекого Сорренто не писал с такой любовью, как к "Серапионам".
Все-таки почему "Серапионовы братья"? В сборнике Гофмана рассказывается о кружке писателей, которые объединились для общего литературного дела. Они рассказывают друг другу свои истории, но вскоре понимают, что единомыслия между ними быть не может - слишком они разные. В книге Гофмана есть еще очень важный персонаж - пустынник Серапион, удалившийся при императоре Деции в Фиваидскую пустыню и затем принявший мученическую смерть в Александрии.
Об этом была важная статья Льва Лунца "Почему мы Серапионовы братья", опубликованная в журнале "Литературные записки" (1922, N30). "И нам всё равно, с кем был Блок-поэт, автор "Двенадцати", Бунин-писатель, автор "Господина из Сан-Франциско".
Зощенко откровенно и публично заявлял: "С точки зрения партийных, я беспринципный человек... Я не коммунист, не монархист, не эсер, а просто русский".
В другой своей статье под названием "На Запад" Лев Лунц прямо призывал ориентироваться на западную прозу с ее фабульностью, с ее интригующими сюжетами.
"На Западе искони существует некий вид творчества, с нашей русской точки зрения несерьезный, чтобы не сказать вредный. Это так называемая литература приключений, авантюр. Ее в России терпели, скрепя сердце, для детей. Ничего с детьми не поделаешь: они читали "Мир приключений" и Купера, Дюма, Стивенсона, а приложения к "Ниве" отказывались читать. Но ведь дети глупы и "не понимают". Потом, выросшие и поумневшие, они, наученные учителями русской словесности, просвещались и с горьким сожалением прятали в шкафы Хаггарда и Конан Дойля. Им было уже непристойно читать детские забавы; их ждет скучнейший, но серьезнейший Глеб Успенский. Это литература для взрослых. Но как часто - сознайся ты, просвещенный общественник, ты, лысый поклонник "серьезных" творений, - как часто ты с грустью мечтал о затасканных книжках Дюма, который тебе, при твоей солидности, запрещен! И с каким наслаждением ты перечитывал его, сидя в вагоне и пряча обложку, чтобы сосед твой, тоже солидный общественник, не улыбнулся презрительно, увидя, что вместо Чернышевского, ты читаешь бульварную чепуху".
Так писал Лунц. Но едва ли это могло нравиться, например, слишком укорененному в советском "новоязе" и "наших" проблемах Зощенко. Федин и Тихонов все больше склонялись к приятию советской власти, и все больше становились советскими писателями.
В 1923 году по болезни эмигрировал в Германию Лев Лунц, где жили его родители, и через год умер от болезни мозга.
Илья Груздев ушел в "горьковедение" ("Серапионы" считали своим долгом создать биографию Горького) и написал о нем отличные книги: одну для серии ЖЗЛ и другую - "Горький и его время".
Словом, группа раскололась. (Литературные группы вообще долго не могут существовать - это закон!). Может, это было и к лучшему.
Уже заработал СЛОН (Соловецкий лагерь особого назначения).
Да и появление единого Союза писателей СССР было на носу. Который все группы объединил, построил писателям дачи в Переделкине и дома творчества в южных краях. Чтобы не слишком топорщились.
До 1926 года еще был какой-то воздух свободы, но с конца 20-х уже начинали "закручивать гайки"
Но "Серапионы" оставили свое завещание потомкам. Оно звучит в названии мемуарной книги 1965 года Вениамина Каверина (великий писатель - автор "Двух капитанов"!): "Здравствуй, брат. Писать очень трудно..." Золотые слова!