10.05.2021
Читалка

Быть Джоном Ленноном

Фрагмент книги журналиста Рэя Конноли, в которой он въедливо воссоздает жизнь Леннона — от одинокого детства в послевоенном Ливерпуле до убийства сумасшедшим фанатом

Оригинальная обложка книги. Фрагмент книги предоставлен издательством. Фото: https://azbooka.ru/articles/kakie-knigi-my-zhdem-v-2020-godu
Оригинальная обложка книги. Фрагмент книги предоставлен издательством. Фото: https://azbooka.ru/articles/kakie-knigi-my-zhdem-v-2020-godu

Текст: ГодЛитературы.РФ

Джон Леннон — один из самых популярных музыкантов за всю историю музыки. А потому и один из самых мифологизированных. Писатель и журналист Рэй Коннолли берется разобраться, где же там правда, а где домыслы; Конноли был близко знаком с создателем The Beatles, а потому есть все основания полагать, что его версия Леннона довольно близка к истине. Леннон у него — сложный, противоречивый, далеко не всегда приятный человек, но всегда живой, искренний и страстный.

Быть Джоном Ленноном. Рэй Коннолли [пер. с англ. В. Измайлова].

М.: КоЛибри, Азбука-Аттикус, 2021. — 480 с.

«Образ звезды рок-н-ролла мне подходил. И по талантам, и по характеру»

Остаток 1964 года битлы по большей части провели в гастролях. Джон, как и остальные, был в восторге от посещения столь многих стран и даже взял с собой тетушку Мими, когда группа отправилась в Новую Зеландию — у нее там жила родня, с которой она хотела повидаться. А вот Синтию не взял. Быть битлом — мужская работа, и в те времена ни он, да и никто другой не представлял, с какой стати приглашать жену или подругу, когда парень отправляется на работу.

И да, это была работа — долгая, изнурительная. Утомительные переезды из страны в страну, из города в город. За год Beatles выступали перед тысячами заходящихся в крике фанатов на 123 концертах в 80 городах Европы, в Гонконге, Австралии (в Аделаиде их, по прикидкам, встречали 300 000 человек), Новой Зеландии, США, Канаде… Теперь они обычно играли по полчаса за раз, пели где-то дюжину песен — но они приезжали, и каждый фанат мог сказать: «Я был там! Я их видел!» И одно это сделает их продажи миллионными, когда продолжится тур.

Они быстро приняли ту лавину звука, которая теперь встречала их и почти перекрывала их музыку: во многих залах, где они выступали, примитивное оборудование не предназначалось для борьбы с массовой истерией. Сперва этот крик скорее удивлял, чем раздражал их. «Какой смысл делать шоу, если они просто будут сидеть и слушать? — шутил Джон. — Мне нравится бунт». И в то же время к тому, что они стали объектами всемирного поклонения, еще предстояло привыкнуть.

Вернувшись в июльский Лондон, Джон, когда их с Синтией везли на премьеру «A Hard Day’s Night», недоумевал, отчего на улицах столько народу. «Тут что, финал Кубка?» — невинно спросил он и искренне поразился, услышав от Брайана, что вся эта толпа надеялась увидеть Beatles.

Очевидно, это было весело, и Джон веселился, как и любой из них. Это должно было быть весело, ведь каждый новый пик популярности сменялся еще более высокой вершиной. Что может быть более лестно для молодого человека, чем крики преданности девочек-подростков, когда он прилетает в аэропорт или появляется на сцене?

Когда «A Hard Day’s Night» вышел в свет, казалось, даже кинокритики склонились перед битлами в поклоне, хотя их постоянные ссылки на группу как на современных братьев Маркс (американские комедийные актеры, пять родных братьев. Популярные фильмы с их участием выходили с 1929 по 1961 г.) слегка раздражали — Джон не видел сходства, кроме нескольких шуток и того, что Харпо Маркс зачесывал волосы на лоб.

Когда он понял, что ни один из битлов не получит ни гроша от огромных кассовых сборов их фильма (каждому из них за съемки выплатили лишь фиксированную сумму в размере 8000 фунтов стерлингов), он, как и остальные, был не в восторге. Но фильм прошел в кинотеатрах по всему миру и стал потрясающим рекламным роликом для вышедшего на пластинке саундтрека, в котором все песни написали они с Полом, и пластинка эта принесла им огромные прибыли, ибо сразу же стала мировым хитом номер один.

Все шло просто прекрасно. Но Джон был реалистом. Популярность рок-звезд мимолетна. Чак Берри, Литтл Ричард, братья Эверли, даже Элвис не продавали пластинки в таких количествах, как Beatles. Такой была суть их профессии. Почему с Beatles должно быть иначе? Такая слава не может продолжаться вечно. А значит, лучше всего сохранять чувство юмора и зарабатывать как можно больше денег, прежде чем огонь погаснет.

Только когда Beatles отправились домой в Ливерпуль для участия в общественном приеме перед премьерой «A Hard Day’s Night», он начал понимать, что этот огонь, похоже, в ближайшее время не погаснет. Когда Beatles стояли на балконе ливерпульской ратуши и смотрели на океан лиц на Касл-стрит, Джон понял: как было прежде, не будет никогда.

Внизу были двести тысяч лиц: его дяди и тети, сводные сестры и кузены, друзья, бывшие подружки, одноклассники и товарищи по колледжу — все люди, с которыми он вырос. Они навсегда остались для него прежними, но в их глазах он теперь отличался. Грандиозная слава создала барьер между ним и любимыми с детства людьми и местами. Он часто думал о них, любил говорить о них, иногда о них пел. Но, хотя он всегда собирался вернуться, он нечасто будет приезжать в Ливерпуль.

В феврале, в дни визита на шоу Эда Салливана, Beatles отыграли несколько наспех устроенных концертов в Нью-Йорке и Вашингтоне, но лишь во время своего первого настоящего североамериканского тура, летом 1964 года, они начали чувствовать себя в США как дома. Джон любил говорить: «Образ звезды рок-н-ролла мне подходил. И по талантам, и по характеру». Но рок-н-ролл был музыкой Америки, и в Соединенных Штатах было гораздо больше энергии, скорости и нетерпения — вот они-то подходили и его талантам, и его характеру.

В компании Bill Black’s Combo, группы, которую возглавлял бывший басист Элвиса, и The Righteous Brothers Beatles открыли свой первый американский тур в Сан-Франциско. Потом на арендованном самолете они облетели зигзагами всю Америку — 22 тысячи миль по 26 крупнейшим городам. Это была одиссея — не только для них, но и для репортеров, которые их сопровождали. Beatles много узнали об Америке, а журналисты тем временем узнали, что такое самоцензура в газетных репортажах.

Шесть лет спустя, когда Джон, уже покинув Beatles, пребывал в иконоборческом настроении, он проболтался Rolling Stone о решительных юных фанатках, групи, которые появлялись в каждом городе, где выступали Beatles. Возможно, он немного преувеличивал, говоря, что гастроли Beatles были «словно “Сатирикон” Феллини… Когда мы врывались в город, мы отрывались по полной… Где мы, там и сцена». Но приукрашивал он, впрочем, не сильно.

Тем не менее в то время в прессе не появлялось и намека на неподобающее сексуальное поведение. Официальной «линией партии» — то есть Брайана — был образ чистеньких, идеальных Beatles, так что все, что происходило во время гастролей, оставалось в секрете. В глазах Джона сопровождавшие их журналисты были частью веселой вечеринки по имени Beatles, и никто не хотел прокалывать этот мыльный пузырь — а то вдруг еще выгонят. Да, здесь вполне могли затрагиваться некоторые личные интересы.

Но в те времена, когда желтая пресса не так сильно вторгалась в жизнь звезд, в шоу-бизнесе на многое закрывали глаза — это знала каждая голливудская знаменитость. Да и битлов теперь воспринимали как воплощение нового юношеского восторга и счастливого оптимизма в поколении беби-бумеров. Ну и кому захочется испортить вечеринку?

В середине тура состоялась встреча, оказавшая самое серьезное влияние на тексты песен Леннона. Битлы выступили в Куинс, одном из районов Нью-Йорка, на теннисном стадионе «Форест-Хилс», а после концерта к ним в отель пожаловал Боб Дилан. К тому времени немногие артисты волновали Джона, но Дилан был как раз одним из этих немногих, и, как позже признается сам Джон, его «ошарашила» эта встреча. Ее устроил один из корреспондентов газеты New York Post, друг Дилана, Эл Ароновиц. Памятных воспоминаний у Джона осталось два. Во-первых, Дилан был удивлен, когда Beatles робко признались, что никогда не курили марихуану. Да-да, и нечему тут удивляться: в те времена в Британии «трава» встречалась очень редко. Но Дилан был поражен:

— Вы же пели об этом… В этой вашей… «I Want To Hold Your Hand». «I get high, I get high, I get high…» («Я торчу, я торчу, я торчу…» (англ.)) Так же?

— Нет, — отвечали они. — Там другие слова: «I can’t hide, I can’t hide, I can’t hide» («Мне не скрыть, мне не скрыть, мне не скрыть» (англ.)).

Повисла неловкая пауза… но битлам вскоре провели ликбез и необходимую рок-инициацию — один из спутников Дилана свернул косяк и пустил его по кругу.

Как вспоминал Эл Ароновиц, обычно все новое первым пробовал Джон, но косяк он взял только после того, как Ринго, словно средневековый королевский дегустатор, сделал несколько затяжек. «Вскоре Ринго словил приход и захихикал, — писал Ароновиц много лет спустя, — а потом истерически заржал, и мы все заржали над ним».

Другое воспоминание — более спорное. Джон часто рассказывал, как они слушали одну из пластинок Дилана, и тот все время твердил ему: «Слушай слова, брат. Слушай слова». Джону стало неловко за тексты некоторых собственных песен, и он сбивчиво пробормотал: «Я слова не слушаю».

А вот это уже было неправдой. То, что Джон описывал как подход «профессиональных сочинителей», определенный стиль песни для сингла, которого они с Полом придерживались до сих пор, — теперь уступало место более личным произведениям. Пол все еще часто писал в песнях маленькие истории, но Джон все чаще «пытался выразить свои же мысли о себе». Это выразила та же «I’m A Loser», которую записали аккурат перед самым началом американского тура.

«I’m a loser, and I’m not what I appear to be…» («Я неудачник и не тот, кем кажусь…» (англ.)) — так начиналась песня. Могло ли это быть правдой? Иногда он так думал. «Часть меня подозревает, что я неудачник… а часть думает, что я Бог Всемогущий», — порой признавался он.

Конечно, у него были периоды мрачной рефлексии. А достаточно ли он умен? Или Дилан умнее? Джордж лучше играл на гитаре. Леннон признавал это. Он сам говорил, что никогда не играл партию соло-гитары ни в одной из своих песен, когда чувствовал, что с этим лучше справится Джордж. С этим он мог смириться. Но был ли Пол лучшим автором песен, чем он? С этим было труднее. Ему, конечно, понравилась одна из новых песен Пола «Things We Said Today». Слегка мрачная, построенная вокруг басового риффа, она была немного похожа на его собственные. Ощутил ли он легкий укол зависти, когда впервые ее услышал? Если да, то зависть и восхищение явно не в первый раз сливались воедино, когда дело касалось Пола. Другие сомнения все еще оставались. Кто красивее — он или Пол? А кого больше любят девушки? Его? Или Пола? Да, те, что помладше, — Пола. Это он уже понял. Но что, у Пола правда лучше голос?

«Ну да, у Пола тенорок», — однажды фыркнул он, когда я сказал ему, что Пол «классно поет».

И, зная студийные трюки, Леннон вскоре стал просить Джорджа Мартина изменить его голос. И не важно, сколько раз, причем совершенно искренне, повторял ему продюсер, насколько ему нравилось исполнение Джона.

Потом еще этот брак… Неужели он попал в ловушку? К осени 1964 года Джон, возможно, был одним из самых известных молодых людей в целом мире, но под маской вечного клоуна, о которой он упоминает в «I’m A Loser», было очень много неуверенности в себе. И так будет всегда.

В конце сентября Beatles покидали Америку в ореоле сияющей славы, и вослед им неслись дифирамбы. «Это была фантастика, — говорил Джон. — Наверное, у нас никогда больше не будет таких гастролей. Это неповторимо».

Однако в глубине души все четверо слегка роптали. Да, они будут шутить, что не возражают против криков, ибо за теми не слышно, если кто-то из них случайно сфальшивит, а Джон будет заливать, будто иногда он даже не удосуживался петь, а просто открывал рот, ведь все равно никто никого не слышал… но правда в том, что все то время, которое они провели в США, они были практически в плену. Из отеля в отель, из номера в номер, на сцену, и снова в отель, снова в номер, только это уже другой город… и еще один город… и снова на сцену, и вновь убивать время игрой в «Монополию» или в карты… и скоро такая жизнь начала навевать тоску.

А еще с ними столь решительно жаждали встретиться местные мэры, сановники, начальники полиции, их жены, их дети, а также диджеи, журналисты, фанаты… что вся ливерпульская четверка часто запиралась в ванной отельного номера, лишь бы остаться вчетвером. Только они знали, каково это — пребывать в центре воющего урагана внимания, порожденного ими самими, и только они, связанные узами дружбы, могли помочь друг другу пройти этот смерч. «Наверное, быть Элвисом было невыносимо, — скажет Леннон. — Он был совсем один».