15.11.2021
Конкурс Детектив Достоевский

Тайны Дома с обелисками

Какие секреты хранит историческое здание отеля «Богема», в котором состоится церемония награждения победителей конкурса «Детектив Достоевский»?

Василий Кичеджи рядом с монограммой с инициалами D.R.  / Фото: Наталия Курчатова
Василий Кичеджи рядом с монограммой с инициалами D.R. / Фото: Наталия Курчатова
В центре Санкт-Петербурга каждый дом способен рассказать детективную историю в духе Достоевского — с князьями, заговорами и роковыми красавицами. Историческое здание отеля «Богема», в котором вот-вот торжественно финиширует наш конкурс «Детектив Достоевский», в этом смысле не исключение: вот какую историю оно нам поведало.

Текст: Наталия Курчатова

- Вы понимаете, что Петербург — такой город, что из каждого, например, доходного дома на канале Грибоедова можно написать историю?.. — замечает Василий Николаевич Кичеджи. Бывший городской чиновник высокого уровня (в 2011-14 годах был вице-губернатором Санкт-Петербурга и курировал вопросы культуры, науки, образования), сейчас Кичеджи занимается в том числе гостиничным бизнесом. Мы беседуем в так называемом «Доме с обелисками» в Мучном переулке, где сейчас располагается отель «Богема». Кичеджи не только отреставрировал это здание 1915 года постройки, но и написал его историю.

Дело в том, что три года назад в ходе реставрационных работ в здании были обнаружены выложенные гранитом инициалы D.R. в каменном полу холла, а также монограмма из тех же инициалов на камине. Произведя определенные исследования, хозяин отеля предположил, что инициалы и монограмма принадлежат великому князю Дмитрию Павловичу Романову, известному своим участием в убийстве Распутина.

В брошюре за авторством Кичеджи, посвященной истории «Дома с обелисками», отражена и версия появления монограммы — Василий Николаевич считает, что ее могли оставить в память о некоей тайной встрече, состоявшейся в здании. Дело в том, что дом этот был построен в 1915 году архитектором Андреем Андреевичем Олем для предприятия дочерей купца Липина, одна из которых была замужем за Иваном Матвеевичем Пономаревым, известным как «личный фотограф Ея императорского Величества Государыни императрицы Марии Федоровны». «То есть владельцы дома были люди с очень обширными и очень серьезными связями», — со значением замечает Кичеджи. В свою очередь, вдовствующая императрица Мария Федоровна (урожденная датская принцесса Мария София Фредерика Дагмар, супруга Александра III и мать Николая II) была в хороших отношениях с Дмитрием Павловичем, сыном великого князя Павла Александровича и греческой принцессы Александры Георгиевны, рано потерявшим мать (умерла в родильной горячке), а затем и отца (выслан из России за морганатический брак с женой подчиненного). Дмитрий воспитывался сначала в семье великого князя Сергея Александровича, московского генерал-губернатора, а после убийства его эсером Каляевым — в семье Николая II, которому приходился двоюродным братом. Офицер лейб-гвардии Конного полка, красавец и спортсмен, Дмитрий Павлович пользовался успехом у женщин. Одна из которых — актриса немого кино Вера Каралли — в своих воспоминаниях рассказала об их романе. Поскольку Пономарев снимал также и Веру Каралли, Кичеджи предположил, что снимки эти Дмитрий Павлович мог забирать не в ателье, а частным образом — например, в офисе торгового дома, совладелицей которого была жена Пономарева.

«Мы стали искать связь... Владельцы дома, близкие императорскому двору — конечно, здесь должны были происходить какие-то встречи. А как это связано с убийством Распутина? Каралли и здесь принимала косвенное участие». По воспоминаниям актрисы, «Дмитрий попросил меня написать письмо Распутину от лица некой поклонницы старца с предложением о тайной встрече. Я писала в перчатках измененным почерком, чтобы в будущем замести следы».

Кичеджи предположил, что именно в Доме с обелисками произошла встреча, в ходе которой к заговору против Распутина был привлечен депутат Госдумы Пуришкевич — «поводом послужила его знаменитая обличительная речь, прозвучавшая 19 ноября 1916 года в стенах Таврического дворца. В ней Пуришкевич назвал Распутина «вдохновителем темных сил». Встреча эта состоялась за месяц до убийства Распутина в Юсуповском дворце, а именно — в двадцатых числах ноября 1916 года.

Мы спускаемся в лобби отеля, Василий Николаевич показывает мне монограмму, торжественно выставленную на стене, а также продукцию торгового дома сестер Липиных — печати, штампы, облигации. «Интересное у них было направление деятельности», — замечаю я. «Да, видите — акции, деньги... Деньги — это вообще самое интересное. Вокруг них самые удивительные возникают истории», — уверяет Кичеджи. «А не могло быть у Дмитрия Павловича с Липиными каких-то коммерческих дел? Понятно, что напрямую высшая аристократия бизнесом не занималась, но, возможно, через доверенных лиц в той же предпринимательской среде...» Василий Николаевич загадочно улыбается.

Мы беседуем в сердце «Петербурга Достоевского», чей двухсотлетний юбилей как раз отмечается на днях. Василий Николаевич на прощание размышляет о Федоре Михайловиче:

- Достоевский — один из самых актуальных писателей... вы замечали, сколько у него написано про деньги? Ни у кого из русских классиков столько нет про деньги и экономические отношения. Если сегодня хочется почитать у классиков про нашу современную капиталистическую жизнь — то это Достоевский, Теодор Драйзер и Николай Носов с его «Незнайкой». Вот Москва, вот Петербург — люди ездят на «мерседесах», вкладывают миллиарды в различные предприятия, а рядом существуют те же люди, которых описывал Достоевский — бомжи, обездоленные... Вы знаете, сколько живет бомж на улице? Полтора-два года. Достоевский очень актуален!... Отношение к жизни человеческой у нас своеобразное, и ценится она, увы, невысоко.

- Скажите, а насколько вы сами уверены в истории про встречу здесь заговорщиков незадолго до убийства Распутина? Почему монограмма не могла появиться в знак особых отношений иного рода — например, Дмитрий Павлович был настоящим владельцем Дома с обелисками, лишь оформленного на предприятие Липиных?

- Пока это скорее городская легенда, — кивает Кичеджи. — Но, если никто не опровергнет, через сто лет она станет историческим фактом.