Текст: Владимир Гуга
Новую издательскую линейку представляли: писатель, музыкальный журналист Максим Семеляк, историк Андрей Карагодин, главный редактор издательства «Альпина нон-фикшн» Павел Подкосов; модерировала встречу продюсер издательства «Альпина. Проза» Татьяна Соловьева. В серии уже появились романы «Крылья ужаса», «Другой», «Шатуны», «Московский гамбит», «Блуждающее время», «Мир и хохот». Одна из особенностей вновь переизданных романов, уже включенных в реестр «классика современной литературы», заключается в том, что в их оформлении использованы репродукции картин русских художников-нонконформистов 60-70-х годов прошлого века Владимира Пятницкого и Андрея Демыкина. Дизайнером обложек стал известный книжный художник Андрей Бондаренко. Во времена беседы на большой экран проецировалась репродукция картины Владимира Пятницкого «Разговор», взятой в оформление книги «Блуждающее время». Примечательно, что один из персонажей с упомянутой картины довольно сильно напоминает самого Юрия Мамлеева. И это в очередной раз дает повод призадуматься о знаменитых «метафизических» проделках автора представленных изданий.
То, что Юрий Мамлеев являлся фигурантом многократных мистических и сюрреалистических событий, участники беседы вспомнили не раз. «Общение с Мамлеевым, – заметил Максим Семеляк, – и было погружением в саму мамлеевскую прозу». Это высказывание еще раз подтверждает факт, что Юрий Витальевич являлся писателем, внутренний и внешний мир которого фактически не отделялся о его же рассказов. То есть он буквально являлся персонажем собственных сочинений.
«Южинский литературно-философский кружок, сформировавшийся вокруг Юрия Витальевича, прекратил свое существование, – рассказывали Андрей Карагодин и Павел Подкосов, – когда снесли барак в Южинском переулке, где располагалась коммуналка Мамлеева. Но его сносили постепенно – сначала одну стену, потом другую. И так получилось, что последнее собрание Южинского кружка проходило в комнате без одной стены. Мамлеев и его товарищи сидели в комнате, выходящей в открытое пространство, вели философские беседы и распивали спиртные напитки. А проходящие мимо полусломанного дома люди с изумлением наблюдали эту сюрреалистическую картину. Так продолжалось до тех пор, пока к нарушителям порядка не поднялся курсирующий патруль милиции. На вопрос стражей порядка «Что вы здесь делаете?» Мамлеев показал паспорт и ответил: «Как что? Я здесь прописан». В этом был весь Юрий Витальевич. Он создал некий мир, в котором повседневная жизнь автора мало отличалась от вселенной его рассказов».
Во время презентации разговор несколько раз возвращался к теме Южинского кружка, в который в разные времена входили поэт и мистик Евгений Головин, философ Александр Дугин, поэт и философ Гейдар Джемаль, журналист, арт-критик, художник Игорь Дудинский. Близки к этому кружку также были присутствующие на встрече Максим Семеляк и Андрей Карагодин.
«Юрий Мамлеев сумел создать вокруг своей личности, – вспоминал Андрей Карагодин, – настоящую мифологию. Он обожал мистификации и таинственные розыгрыши. Например, он иногда, занимаясь телефонным пранкерством, мог менять свой голос на женский».
Говоря о значении Юрия Мамлеева в истории мировой литературы, Максим Семеляк заметил:
«От Мамлеева точно остались определения «мамлеевский» и слово «мамлеевщина». Такое наследие, конечно, имеется далеко не у всех писателей. Если мы возьмем того же Эдуарда Лимонова, то будем вынуждены признать, что термин «лимоновщина» или слово «лимоновский» почти не используется. Как притяжательное местоимение слово «лимоновский» возможно: «лимоновский Париж», «лимоновский Нью-Йорк». Проза Лимонова – это одна наскальная надпись, гласящая: «Здесь был я!». «Мамлеевский» – это нечто совсем другое. Мне бы, например, в голову не пришло ходить по местам Мамлеева в Париже или в Москве. Хотя таковые, безусловно, существуют. Слово «мамлеевский» подразумевает некие потусторонние метафизические бездны, которые он открыл. Эти бездны безошибочно узнаваемы. Он создал свой универсум. Но в то же время Юрий Витальевич прекрасно понимал, что этот универсум отчасти карнавален, смешон и комичен. Не случайно один из его романов называется «Мир и хохот». Однажды он мне признался: главное, что характеризует Россию, русскую литературу и жизнь в России как таковую, это привкус хорошего бредка. И эту фразу я на всю жизнь запомнил».
Рассуждая о читательской аудитории Мамлеева, Татьяна Соловьева вполне обоснованно отметила, что она значительно увеличилась и помолодела. Это доказал и состав многочисленной публики, присутствующей на мероприятии. В амфитеатре Гостиного двора присутствовало немало молодых читателей. Состоявшаяся презентация подтвердила неиссякаемую популярность творчества Юрия Мамлеева:
«Большие писатели уровня Мамлеева актуальны всегда, – признался Павел Подкосов. – В свое время его тексты просто «перепахали» меня. Он обладал языком, сравнимым с языком Фёдора Сологуба и Андрея Платонова. Он даже не большой, а огромный писатель. Тексты Юрия Мамлеева сегодня читать более важно, чем раньше. Почему? Дело в том, что ужас, который мы видим в его произведениях, вполне созвучен нашей эпохе».