Текст: Андрей Цунский
Сколько раз несчастными, издерганными людьми написано в соцсетях и в сообщениях: «Как не сойти с ума?!» Не могу порадовать тех, кто так пишет. Если вы пишете это в Сети, да еще большими буквами – первый шаг вами уже сделан, но отнюдь не в сторону психического здоровья. Имея серьезнейшие основания для плохого настроения, помните только о том, что настроение вы как-то можете контролировать, а депрессию - уже не сумеете. Не доводите до этого.
Знакомая фамилия
Более пяти веков с этой фамилией была связана Феррара – очень даже славное итальянское государство, которое уже не было монархией в полном смысле, для итальянских государств нашелся в истории специальный термин – итальянский принципат. Глава такого государства был важнейшей фигурой, но вынужден был считаться с настроениями внутри, так что появились признаки республиканской формы правления. Можно сказать, что своей славой Феррара обязана одному великому дому.
А начиналась слава этого дома в городке, который славен историей – но невелик населением, не может похвастать промышленной мощью или богатыми банками. Здесь делали знаменитые поярковые шляпы – то есть такие, которые изготавливали из руна молодой овечки по первой осенней стрижке. Ну и фарфор. Не самый лучший. Этот город подарил Италии кое-что куда более важное. Называется он Эсте. И фамилия, которая навсегда осталась в истории Италии – отсюда. Это семья Д’Эсте.
Среди них были коварные интриганы, кознодеи и великие дипломаты, мужчины из этого дома были прожженными политиками – но именно они создали облик Феррары.
Мужчины и женщины дома Д’Эсте
Никколо III Д’Эсте начал в конце четырнадцатого столетия строительство Кастелло Эстенсе. Его преемник Альберто V отстроил Палаццо Парадизо, Скифанойю и Бельфоре. Почитайте, что это такое. А Эрколе I расширил Феррару по блистательному плану архитектора Бьяджо Россетти. Мужчины Д’Эсте думали прежде всего о власти – но при этом понимали, что ее могут дать только люди Феррары. В самые черные дни, в войну, и в чуму - и в праздник мужчины Д’Эсте нередко оказывались на городских площадях и даже делали покупки на городских рынках.
Женщины Д’Эсте были под стать мужчинам – все великолепно образованы, хотя не в меньшей степени коварны и лукавы. И были они при этом интереснейшими собеседницами, и умели вовремя остановить разбушевавшихся и порой не знавших удержу мужей. Кстати, любители живописи прекрасно знают Изабеллу Д’Эсте – по портрету кисти Тициана, а также наброску Леонардо да Винчи. Сейчас обнаружен после расследования одной криминальной истории портрет Изабеллы Д’Эсте, и все говорит опять же об авторстве Леонардо. Конечно, на рисунке она менее привлекательна, чем на парадных портретах, – ну так не на пустом же месте возник фотошоп.
Примечательны для нас сегодня две дамы из дома Д’Эсте – Леонора и Лукреция. Лукреция родилась в Ферраре 16 декабря 1535 года. Средняя дочь Эрколе II, герцога Феррары, Модены и Реджо и гугенотки Рене, принцессы из дома Валуа, герцогини Шартра, графини Жизора и владелицы Монтаржи. Внучка Альфонсо I, герцога Феррары, Модены и Реджо и Лукреции Борджа, дочери римского папы Александра VI (о которой вы можете почитать и на нашем сайте). В ее честь и получила имя. А по линии матери она была внучкой французского короля Людовика XII и Анны, герцогини Бретани из дома Дрё. Сестры получили прекрасное образование – они изучали языки, современные и мертвые, классическую литературу, философию, музыку. И особенно любили поэзию. Временно оставим их при исполнении исторических обязанностей и вернёмся к тому, о ком сегодня и должны вести речь.
Сын поэта
Детям литераторов, особенно популярных, живется порой весьма непросто. Особенно если ты сын поэта, который становится известным на твоих глазах. Бернардо Тассо, человек, сделавший при дворе принца Салернского Ферранте Сансеверино придворную карьеру, когда это было полезно – мог говорить о политике и в рифму. Он был предан своему государю и разделил с ним участь – принц лишился владений, а Бернардо был объявлен мятежником после конфликта с властями Неаполя, где правили… испанцы. В истории бывает и не такое. В 1544 году у Бернардо родился сын Торквато. Бернардо бежал и поселился в Риме. Сестру Бернардо отправили в монастырь, сын смог переехать к нему только в 1552 году – а мать, судя по некоторым источникам, была отравлена родственниками ради наследства. Бернардо служил и герцогу Гвидобальдо Второму, и герцогу Мантуи Гульельмо Гонзага, и наконец оказался при дворе Урбино. Там он с удовольствием читал стихи герцогине и придворным дамам – Вергилия, Гомера, Ариосто – и не забывал свою поэму «Амадиджи». В Венеции ее напечатали – и к нему пришла не только придворная слава.
Но что же маленький Торквато? Как он жил эти годы, ведь он был объявлен мятежником вместе с отцом?
Грустный мальчик
Торквато приехал к отцу, а отец жил в изгнании и бедности – но сына любил бесконечно. Потом пришло известие о смерти матери. Переезд в Урбино принес новизну, пусть не богатство, но все же достаток, а главное – возможность учиться. И соучеником Торквато стал Франческо Мария де ла Ровере – наследник герцога Урбинского. А это означало и философию, и музыку, и поэзию, и историю, и литературу. Причем не по скучным учебникам, а по редчайшим спискам и порой оригинальным экземплярам старинных рукописей. Прикасаться рукой к оригиналам творений великих, это ли не предмет зависти! Но, разумеется, были и верховая езда, и фехтование. Для нас это благородные виды спорта, а в то время – жизненно необходимые навыки. И не так редко. Ему многое пришлось вынести, этому мальчику. Его окружали люди с самыми утонченными придворными манерами – но ему же доводилось видеть их и в самых приземленных обстоятельствах. Рядом была красота самая возвышенная – и самые подлые сплетни и наветы. Те, кто знал мальчика, поражались его удивительной одаренности и учености. И уже тогда заметили – мальчик никогда не смеялся и даже не улыбался. Если вам тоже не до смеха сейчас, тем легче понять этого маленького гения – грустного мальчика.
Вечная история
Сейчас вы посмотрите на меня с тоской и скукой. Вы, может быть, даже скажете «Ну сколько можно, как ему не надоело? Одно и то же, одно и то же». Но если вы так скажете, то вы попросту отрицаете законы природы.
Отцы мечтают о счастье для детей. Особенно те отцы, которых жизнь как следует потрепала. Бернардо, сам испытавший многое, знал и то, что просто придворная служба – дело ненадежное, профессия в руках нужна та, что прокормит. И устроил сына в Университет (если вы заметили, это слово я всегда пишу с большой буквы). Может, он бы так и не поступил, но когда нужно было съездить в Венецию вычитать гранки своей поэмы «Амадиджи», он взял Торквато с собой – и тот мгновенно прослыл юным гением и поэтом. А еще в Урбино он принял участие в диспуте – кто более велик перед лицом поэзии – Вергилий, Гомер или поэты нынешние (для Италии того времени, естественно), Ариосто, например. И юный Торквато с серьезным и печальным лицом убедительно и спокойно разрушил весь диспут, высказав мысль, что писали все эти поэты по-разному и о разном, и сравнивать их – дело недостойное умного человека. Неизвестно, какой точки зрения придерживался в диспуте герцог, но Торквато вскоре пришлось уехать. Отец попытался сделать из него юриста. Началось образование в Венеции – и закончилось несколькими превосходными мадригалами и поэмой «Риналдо», продолжилось в Болонье и Падуе - где началась работа над «Иерусалимом»… Отец Торквато мог только тяжело вздохнуть.
Снова знакомая фамилия
Успехи в юриспруденции не состоялись, но вот стихи не только получались, но и стали известными. Их прочитал кардинал Луиджи – а фамилия у кардинала была – именно Д’Эсте. И был он родным братом герцога феррарского. Кардинал взял талантливого молодого человека к себе на службу, не слишком его обременяя поручениями и делами, дав возможность поездить по Италии, учиться – теперь уже по своему усмотрению. Зачем он был нужен кардиналу? Скорее всего в качестве… подарка брату.
А герцог Альфонс II был истинным сыном своего времени. Коварный, с врагами жестокий, он, тем не менее, очень заботился о привлекательности своего двора и слыл меценатом весьма щедрым. Художники, музыканты, поэты были очень приятными и надо сказать – дорогими подарками. Или игрушками.
Пока Торквато служил у кардинала, ему удалось даже съездить в Париж. И там он писал при дворе короля Карла IX сонеты и мадригалы и даже выступал в суде – ему удалось спасти от казни несправедливо обвиненного человека. Однако ужас, который испытал Торквато во время Варфоломеевской ночи, заставил его прямо высказаться против этого безумия. Ему пришлось покинуть Францию.
А в Италии встретил его радушно тот самый Альфонс II. Он сам часто бывал непослушным сыном, даже отправился против воли отца воевать во Францию на стороне Генриха II во Фландрии. Его мать была связана дружбой со многими гугенотами – и сама была гугеноткой. Узнав о неприятностях молодого и гениального поэта, к тому же во многом разделявшего его взгляды, герцог, которому было всего на одиннадцать лет больше, чем Торквато, пригласил и осыпал его щедротами.
И снова – женщины из дома Д’Эсте
Непросто было бы Торквато, но в свои годы он уже обладал горьким опытом и умением приспосабливаться – непременным условием придворной жизни. Ему нужны были не просто покровители – а покровительницы. И он их нашел. Тут снова на сцене оказываются Лукреция и Элеонора Д’Эсте – принцессы нашли его весьма интересным и талантливым. Впрочем, не спешите считать это выбором хитрого царедворца. В 1569 году скончался его отец – единственный родной человек, сестра жила в Сорренто, и близки они не были. С Торквато случилась вполне объяснимая история. Да, обе принцессы Д’Эсте были старше его на десяток лет и совершенно не равны ему по положению. Только когда это мешало поэту влюбиться – особенно если он остался один на всем свете. Он очень быстро стал настоящим бриллиантом в феррарской дворцовой оправе. Две книги его стихов – изысканной любовной лирики – были посвящены придворным певицам Лукреции Бендидио и Лауре Певераре. Никто и не подумал, что нужно читать фамилии – имя первой сказало все и всем. Но поэтам разрешено любить своих покровительниц – разумеется, на почтительном расстоянии. Ну или под чужими фамилиями.
Gerusalemme Liberata
Именно в Ферраре Тассо продолжает писать главное произведение своей жизни – «Иерусалим» или… Gerusalemme Liberata, «Иерусалим Освобожденный», радостно выкрикнет с места читатель, бывший в школе первым учеником? Нет. Сам поэт назвал свою поэму просто «Иерусалим». Второе слово приписали к названию уже потом.
Все было в этой поэме так, как нужно. Первый крестовый поход, рыцарство, победы над сарацинами, прекрасная язычница, сражающаяся с возлюбленным рыцарем (и принимающая перед смертью от него крещение). Вроде вполне благопристойно.
Но еще нигде так не проглядывало сквозь текст вроде бы религиозно-эпической поэмы человеческое, трогательное, даже эротическое.
Торквато – тридцать один год. Он признанный и любимый поэт – причем не только в Ферраре. Его слава огромна. Но он делает необъяснимую на первый взгляд ошибку и просто глупость – отдает свое лучшее творение на суд других известных и старших поэтов. Не стану утомлять вас – вы и так поняли, чем это могло кончиться. В другой стране и в другое время это будет называться «худсовет». Все высказали замечания, предложения, в общем, началась «конструктивная критика».
Зачем же Торквато Тассо отдал свою великую поэму на поругание, вместо того, чтобы просто издать ее? Никто ведь подобного от него не требовал! Никто не угрожал. Никто не лез с поправками… Зачем?
Увы. Ответ на этот вопрос есть. Это очень печальный ответ.
Как Торквато Тассо сошел с ума
Все же что ни говори, а придворная служба – есть служба. На ней были должности, положенные оклады жалованья, премии – хотя не совсем такие, как сейчас. Должность была и у Торквато Тассо. Он был – ни много ни мало – придворным летописцем Феррары. Дело серьезное, нужно ловить направление ветра, настроение хозяина, предвидеть интриги коллег. И тут действительно можно сойти с ума.
Чтобы предотвратить возможное недовольство герцога и еще более возможные наветы, он отдал поэму не просто каким-то поэтам – это были Сципионе Гонзага, Фаминио де’Нобили, Сильвио Антониано и Спероне Сперони. Они не были ему врагами, но сам факт обсуждения уже насторожил Альфонса II – и поэт – нет, не оказался в опале или в немилости – его просто не похвалили. Но у кого на придворной службе нет врагов?! Кто-то, кто мечтал от него избавиться, решил, что настал удобный момент, а герцог теперь и внимания не обратит. Слухи усиливались, в отчаянии Торквато Тассо со злости кому-то сказал, что раз так, то он отправит рукопись в Тоскану и посвятит ее вместо Альфонса тамошнему герцогу. А тамошний герцог был из семьи Медичи. И Медичи с Д’Эсте в тот момент совсем не дружили.
Вечером Тассо возвращался домой – и на него напали четверо с оружием. Торквато не был изнеженным салонным мальчиком. Обучение в компании с наследником герцога Урбинского фехтованию – серьёзное дело. Изысканный поэт сумел отбиться. Скольких из нападавших он убил – точно сказать нельзя. Но без этого наверняка не обошлось. Возможно, что всех.
Но не всегда в здоровом теле здоровый дух. К Тассо больше подходит современная трактовка этой максимы от Игоря Иртеньева:
- В здоровом теле - здоровый дух,
- На самом деле - одно из двух.
Кстати, подлинная латинская поговорка звучала так: Mens sana in соrроrе sano – avis rаrа, что в переводе: «В здоровом теле здоровый дух – редкая удача».
После покушения дух Тассо оказался сломлен.
Каждый день ждал он, что герцог отравит его. Страх сковал его волю и порой толкал на чудовищные поступки. Его продолжала защищать принцесса Лукреция, но летом 1577 года поэт в ее присутствии ударил ножом слугу, которого подозревал в заговоре против себя. Дело кончилось арестом, но Лукреция даже после этого сумела его отстоять, герцог просто приказал ему уехать для поправки нервов и даже предоставил ему для этого комнаты на собственной вилле Бельригуардо.
Несколько слов в защиту и к чести Альфонса II, герцога Феррарского.
Существует версия, что на этой вилле любовная связь Лукреции и Торквато была обнаружена, и поэт начал симулировать сумасшествие. Помещаю здесь ее только для одного: чтобы твердо сказать, никаких тому свидетельств и доказательств не имеется. Имеется доказательство противоположного.
После пребывания на вилле Бельригуардо Тассо отправился в монастырь, желая поправить здоровье, но вместо этого окончательно сошел с ума от страха. Он бежал из монастыря в крестьянской одежде и пошел пешком в Сорренто, где некоторое время и обретался у сестры. А потом написал покаянное письмо Альфонсу II с просьбой простить его и снова принять при дворе.
Не стоило ждать снисхождения от итальянского герцога, когда речь шла о политике. Или о его чести – связь с сестрой герцога была бы непростительна для поэта, впрочем, тогда бы его и вправду отравили потихоньку. Но вот что касается бедного умалишенного поэта… Когда его власти ничто не угрожает, герцог мог проявить и такт. И сочувствие. И сострадание. И проявил, только попросил Тассо полечиться и прийти в себя. Тот так и сделал – и Альфонс II с радостью его принял. Вот только безумие Тассо излечить было невозможно.
Через некоторое время он снова сбежал, гонимый страхом, и посетил Венецию, Падую, Урбино, Мантую, Ломбардию… Везде его принимали, сперва – как великого поэта, затем – уже из сострадания к бедному великому больному. А он то ругал последними словами Альфонса Второго, то… начинал бранить порядки и жизнь в том месте, где его принимали, говоря, что в Ферраре все куда как лучше устроено, все куда как умнее, красивее, не говоря о тонкости вкуса. Кончилось это тем, чем вы и предположили. Нигде Торквато уже не хотели видеть, а помощи просить можно было только у… да.
И герцог снова принял его. У этого сорокапятилетнего властителя хватало проблем, отсутствие наследника требовало очередной женитьбы, соседи улыбались только в лицо. И как всегда – было множество дел.
Тассо явился в один из мартовских дней 1579 года и в первый же день устроил безобразную сцену – он кричал и бранил благодетеля. Что комнаты ему предоставили убогие, что встретили, как собаку, что герцог вообще не имеет нему уважения. И вот тогда… нет, Альфонс не вышвырнул его на улицу, не приказал отравить, не арестовал, не казнил. Он распорядился отвезти поэта в дом умалишенных святой Анны. Для его же безопасности. А когда через несколько месяцев поэт немного пришел в себя – в больнице ему предоставили комфортабельные и просторные палаты, он имел возможность работать, вести переписку, принимать гостей и даже ездить за границу в сопровождении друзей. А Альфонс Второй не забывал все это оплачивать.
Так что если вам где-то придется прочитать плохие слова об этом историческом лице – вспомните о его отношении к Торквато Тассо.
Жизнь после жизни
В 1586 году Тассо покинул лечебницу святой Анны по приглашению Винченцо Гонзага, герцога Мантуанского. Он побывает в родном городе отца, Бергамо, естественно в Мантуе и в Неаполе, в Болонье, в Риме, во Флоренции. Его телесное здоровье слабело – а дух так и не окреп. Болезнь продолжалась. Но самое для него страшное заключалось в том, что ничего равного созданному в годы молодости он так и не смог написать. В память о старых заслугах его должны были короновать, как Петрарку, лавровым венком – но он не дожил до этого. В апреле 1595 года Торквато Тассо умер.
Муки последних лет оказались бесполезными.
А между тем – он ведь успел когда-то создать произведения, изменившие всю европейскую поэзию. Его стихами вдохновились не только поэты, но и музыканты – Карло Джезуальдо де Веноза, Клаудио Монтеверди, Вивалдьди, Скарлатти, Гендель, Люлли, Гайдн, Глюк, Керубини… и это далеко не все.
Гете и Байрон посвятят ему свои большие, программные произведения. Его стихи послужат мотивами для работ Тинторетто, Доминикино, Пуссена, Фрагонара, Делакруа.
Может, и о его судьбе думал Пушкин, когда писал:
- Не дай мне бог сойти с ума.
- Нет, легче посох и сума;
- Нет, легче труд и глад.
Друзья! Не торопитесь сходить с ума. Вам еще есть для кого жить и работать. Что бы ни случилось.