Текст: Андрей Цунский
Как-то получил я заочный упрек от одного литератора: писать смешно каждый может, а ты попробуй написать страшно!
Пробовал, и получалось. Но не люблю. Страха в жизни и так вполне достаточно – во-первых. А во-вторых, страх и смех – это не просто слова из четырех букв, одних и тех же в конце и в начале. Это два сильных физиологических состояния, которые часто сменяют друг друга. Нам свойственно смеяться над тем, что нас когда-то пугало. А бывает и страшно от того, над чем мы смеялись. Многие чрезмерно ретивые сторонники различных религиозных концепций пришли из-за этого к выводу, что страх исходит от лукавого (кроме страха божия), а смех – от лукавого весь и без исключения. По-моему, это алогизм: такую полезную вещь бог явно не оставил бы кому-то еще в безраздельное владение. Но фанатики на то и фанатики, чтобы ограничивать всех, включая и свое божество.
Интересное преломление эта мысль приобрела в творчестве американского классика Амброза Бирса. Ему было и чего страшиться, и над чем похохотать. Одно из его произведений развлекательного жанра называлось «The Devil’s Dictionary» – «Словарь дьявола». История с его названием – уже смешная. Сначала это был The Cynic's Word Book, потом – The Cynic’s Lexicon, но в конце концов оказалось, что дьявол публике симпатичнее – во всяком случае словарь от его имени покупается лучше. При русском переводе решили не испугаться и, так сказать замахнуться: словарь стал словарем Сатаны.
И чем же удивил нас заокеанский Сатана? В нем, кстати не 666, а целых 998 слов. Приведем несколько примеров:
Абсурд – суждение или мнение, совершенно не совпадающее с чьим-либо собственным.
Белый – черный.
Вера – полное принятие того, что незнающие рассказывают о небывалом.
Гильотина – механизм, который приучил французов пожимать плечами – и не без оснований. В своем капитальном труде «Дивергентные линии в эволюции рас» высокоученый профессор Брейфугл утверждает, что привычка пожимать плечами особенно распространена среди французов и что жест этот они унаследовали от черепах, которые ради безопасности прячут голову в панцирь.
Деградация сущ. – одна из стадий морального и социального перехода от частной жизни к политической карьере.
Евангелист сущ. – тот, кто приносит благие (в религиозном смысле) вести: ручается нам, что мы будем спасены, а ближние наши – прокляты.
А теперь небольшой тест. Ваши эмоции при чтении этих примеров:
1. «Сгинь, сгинь Сатана!», сопровождающееся наложением крестного знамения.
2. «А вот бы этого Бирса да года на три в Соловки!»
3. «Что взять с безбожного американца!»
4. «А я и читать не стал эту мерзость! И что вы вообще меня справшиваете?»
5. «Бирс Бирсом, а вот этот Цунский – он кто такой?»
Каков бы ни был ваш ответ, но если это один из вышеприведенных – то я вас узнаю, дорогой читатель. Мы встречались. И вы с четырьмя остальными – тоже. Мне жаль, но вы просто не оригинальны.
Но вернемся к Амброзу Бирсу. Откуда у человека столько желчи и ехидства? Попробуем разобраться.
Генеалогия. История происхождения от некоего предка, который сам отнюдь не стремился выяснить свою родословную.
Представьте себе, что вы сын Марка Аврелия. Но папа ваш не воюет с Парфией, вы ни разу не бывали на Капитолийском холме, не убивали по сотне львов и три слона за день на арене собственными руками и не тешите плебеев на играх. И зовут вас не Коммод – что уже плюс: вас не задушит в ванне борец по имени Нарцисс после неудачной попытки вас отравить (в античном Риме такое периодически случается). А родились вы буквально среди ничего, в округе Мейгс, в штате Огайо. И папу вашего зовут при этом Марк Аврелий. Есть у него еще двенадцать детей, кроме вас – и всем дают имена на букву «А»: Абигайл, Адиссон, Аврелий, Алмеда, Анна, Амелия, Августин, Андрью, Альберт, Амброз, Артур, Аделия, Аврелий! Извините, Аврелия. Видимо, у папы были с какого-то момента проблемы с поиском имен на одну и ту же букву. Но всегда на помощь человеку в таких случаях приходит образование, просвещение, литература! У отца, однако, имеется не только амбар и скотный двор, но и библиотека, а в ней книга Амброза Гвиннетта «Приморская история» (Ambrose Gwinnett, Or, A Sea-side Story: A Melo-drama in Three Acts). Так что «тише, мастер Коллинз, тише, – ну же, в тебе еще есть жизнь, парень!» Это первая реплика в пьесе, в честь автора которой американский классик получил не одно, а сразу два имени: Амброз Гвинетт. И каково жить с именем Амброз в стране обычных Джонов и Биллов? Ну, вообразите, что вас зовут…мм… ну, скажем, Агамемнон. Подумайте только, сколько наслаждения вы принесете одноклассникам и соседским парням.
Образование. То, что мудрому открывает, а от глупого скрывает недостаточность его знаний.
Трудно ли догадаться, какие отношения сложились у вольнолюбивого и талантливого парня с богобоязненными и почтительными к авторитетам родителями? Как адепты авторитарной семьи, и мама, и папа стремились стать авторитетами сами. В такой обстановке чувство юмора появляется вместо щита и шлема. А идеал взрослого ищется в другом месте.
У юного Амброза был дядя – Люсиус Верус Бирс. (Кстати, кто такой Луций Вер, посмотрите в учебнике античной истории. Да, привычка издеваться над детьми, похоже, передается по наследству). Дядя, несмотря ни на что, стал генералом, и племянник пошел по его стопам. Амброз поступил в военную школу, и успешно ее закончил.
Сражение. Метод развязывания зубами политического узла, если его не удалось развязать языком.
Был и еще один важный момент в его жизни: он начал писать для аболиционистской газеты. А в двадцать лет отправился получать жизненный опыт, как и многие другие писатели – на войну, в армию Северян. Начинал он рядовым пехотинцем в 9-м Индианском пехотном полку, который прославился в битвах при Филиппи и при Рич-Маунтин: в последнем, рискуя жизнью, Бирс спас раненного солдата. А все то, что увидел в битве при Шайло в апреле 1862 года, Амброз запечатлел в книге, которую назвал… как вы догадались? «Что я видел в Шайло»!
Героического солдата заметили, его произвели в лейтенанты, генералы Джордж Х. Томас и Оливер О. Говард хлопотали о его зачислении в Вест-Пойнт, не сомневаясь, что он будет гордостью академии и закончит ее с отличием. Свою положительную визу на документе поставил даже генерал Шерман – если проводить аналогии… ну, это как если бы у нас кого-то поддержал маршал Жуков.
Однако – не случилось. Тяжело раненный Амброз Бирс в 1866 году уволился со службы в чине майора в городе Сан-Франциско, куда привела его война.
Корректор. Злоумышленник, который делает вашу рукопись бессмысленной, но искупает свою вину тем, что позволяет наборщику сделать ее неудобочитаемой.
Он пытался заниматься всем, что могло принести хоть какие-то деньги, даже добывать золото – но настоящую золотую жилу нашел на газетных и журнальных полосах. Несколько статей, затем – карикатур (Бирс очень неплохо рисовал), и вот уже San Francisco News Letter, The Argonaut, the Overland Monthly, The Californian и The Wasp бьются за его время. Подборка его криминальных репортажей из San Francisco News Letter даже удостоилась быть включённой в антологию Библиотеки Америки «Настоящее преступление».
А уж тут недалеко и до литературы. Так и будут журналистика и литература его двигать его по жизни – как две ноги.
В 1872 году он едет в Лондон. Бирс прожил в Англии с 1872 по 1875 год, сотрудничая с журналом Fun magazine. В Лондоне вышла его первая книга – «Наслаждение черта», это был сборник его статей, изданный в 1873 году под псевдонимом Дод Грил. Там же появилось у него прозвище Bitter Bierce, которое у нас иногда неверно переводят как «Безжалостный Бирс». Bitter Bierce – игра слов. В Англии есть традиционный напиток bitter bier – помните, у Вертинского: «А я пью горькое пиво, улыбаясь глубиной души» – речь не только о вкусе пива, здесь обыгрывается название самого напитка. Так и с прозвищем Бирса.Тогда же сформировался его публичный имидж язвительного американца с тростью в руке и револьвером в кармане, готового насаждать свои вкусы читателю не одним, так другим предметом.
Вернувшись в Америку, он попробовал себя в бизнесе, но очень скоро снова засел за письменный стол. Тому, у кого золото в голове, незачем искать его под землей.
С 1 января 1881 года по 11 сентября 1885 года он был редактором журнала Wasp, в котором вел собственную колонку Prattle – «Болтовня». Позднее он начал работать на Уильяма Рэндольфа Херста в газете The San Francisco Examiner. А Херст не выдвигал на первые позиции кого попало. Ему были нужны те, кого читают. Бирс стал одним из первых постоянных обозревателей и редакторов газеты Херста The San Francisco Examiner, и вскоре – одним из самых известных и влиятельных писателей и журналистов на Западном побережье. Он оставался связанным с Hearst Newspapers до 1909 года.
Коммерция. Сделки, в ходе которых А отбирает у Б товары, принадлежащие В, а Б в возмещение потери вытаскивает из кармана у Г деньги, принадлежащие Д.
Корпорация. Хитроумное изобретение для получения личной прибыли без личной ответственности.
В 1895 году железнодорожные компании «Юнион Пасифик» и «Сентрал Пасифик» получили крупные займы под предельно низкие проценты от правительства США на строительство Первой трансконтинентальной железной дороги. Исполнительный директор Central Pacific Коллис П. Хантингтон убедил «дружественного» члена Конгресса внести законопроект, освобождающий компании от выплаты кредитов на сумму 130 миллионов долларов (на сегодняшний день это было бы примерно 4,23 миллиарда долларов). Нахальство, с которым компании присвоили чужие деньги, не могло пройти мимо Херста. В январе 1896 года Херст отправил в Вашингтон, своего самого бесстрашного и язвительного журналиста – Бирса. Промышленники и привлеченные к этом делу политики надеялись протащить законопроект через Конгресс, не придавая его гласности. Но «Биттер Бирс» оказался не только горьким, но и весьма обжигающим напитком.
Так что когда Хантингтон столкнулся с Бирсом на ступенях Капитолия, он решил перекупить строптивца и попросил назвать свою цену. Ответ Бирса попал в газеты по всей стране и стал классическим в борьбе с коррупцией:
– Моя цена – сто тридцать миллионов долларов. Если, когда вы будете готовы заплатить, меня не будет в городе, вы можете передать их моему другу, казначею Соединенных Штатов.
Попытка украсть у американцев огромные деньги провалилась с треском.
Невзгоды. Процесс акклиматизации, подготавливающий душу к переходу в иной, худший мир.
Юмор доброго человека – запоминается, юмор желчного мизантропа откладывается в памяти, накапливается. Причем больше всего этой желчи достается близким. В семье у Бирса произошло три чудовищных катастрофы подряд. В 1889 году старший сын Бирса Дэй, как можно прочесть в неряшливо составленных биографиях, «был убит на дуэли». Неправда. Дэй покончил с собой, ранив девушку, в которую был влюблен, и ее жениха.
Вскоре Амброз обнаружил письма, которые присылал жене пылкий поклонник. Уличив жену в измене, Бирс с ней разъехался, не оформляя развода, что было делом долгим – да и оставалось еще двое детей. В 1901 году от пневмонии по официальной версии, и от безудержного пьянства – фактически, умер второй сын Амброза – Ли. В 1904 году развод поставил точку в семейной жизни писателя. Впрочем – нет. В апреле 1905 его бывшая жена умерла.
В 1909 году осложнились и отношения с Херстом. Бирсу было уже шестьдесят пять. Астма и последствия ранения не делали жизнь легче. Бирс понимал, что смерти долго ждать не придется. Но хотелось принять ее на своих условиях. Это был очень гордый человек.
Ненормальный. Не соответствующий стандарту. В области мышления и поведения быть независимым значит быть ненормальным, быть же ненормальным значит быть ненавистным. Поэтому составитель словаря советует добиваться большего сходства со Стандартным Человеком, чем то, которым он сам обладает. Достигший полного сходства обретет душевный покой, гарантию от бессмертия и надежду на место в аду.
В октябре 1913 года, преодолев рубеж семидесяти лет Амброз Бирс запер свой дом с башенкой на Логан-серкл в Вашингтоне в последний раз. Знакомым он сообщил, что хочет вспомнить молодость, проехаться по местам сражений Гражданской войны и что-то написать для газет. В то время полыхала Мексиканская революция, шла война, Панчо Вилья, Мексика, музыка мариачи, война, виселицы, патриотизм, революция, «генерал сказал»… В общем, было, о чем написать.
Есть туманные свидетельства, что к началу зимы он пересек Луизиану и Техас, и через Эль-Пасо направился в Мексику. В Сьюдад-Хуаресе он присоединился к армии Панчо Вильи в качестве наблюдателя и в этой роли стал свидетелем битвы при Тьерра-Бланке – это известно точно. В Чиуауа он пришел с армией Панчо Вильи. 26 декабря он отправил оттуда последнее свое письмо, адресатом которого была его близкая подруга Бланш Партингтон. «Что касается меня, то завтра я уезжаю отсюда в неизвестном направлении». Так и случилось. Никто его больше никогда не видел. Возле даты его смерти 1914 ставится вопросительный знак. Повесили его как шпиона? Расстреляли? Покончил ли он с собой где-то в пустыне? Этого уже не знает никто. Есть и строки из другого письма: «До свидания. Если вы услышите о том, что меня поставили к мексиканской каменной стене и разорвали на куски, пожалуйста, знайте, что я считаю это довольно хорошим способом уйти из этой жизни. Это лучше, чем старость, болезни или падение с лестницы в подвал. Быть гринго в Мексике – ах, это эвтаназия!» Ясности это, впрочем, не добавляет.
Святой. Мертвый грешник в пересмотренном издании.
Да, его называли святым! Композитор Родни Вашка написал даже оперу под названием «Святой Амброз». Его рассказы экранизированы множество раз. А когда речь заходит о том, что он не просто журналист, а еще и значительный писатель, то в качестве высшего признания литературных достоинств Бирса приводят отзыв… Говарда Филипса Лавкрафта.
Какой комплимент! Моська признала слона… Говард, не сердитесь. Ну далековато вам до Бирса, и я не о том, что вы зря его хвалили – я о том, что редакторам статей в энциклопедиях (и просто статей) стоило бы хоть немного ознакомиться с предметом. Громил тут у нас один путешественник на плотах Леннона и Маккартни. Хорошо хоть не хвалил.
Восхищение. Вежливая форма признания чьего-либо сходства с вами самими.
В литературе комплименты вообще вещь редкая. На юбилеях, в речах – да, это целый жанр. Но если по делу, откровенно – их почти никто и не делает. Каждый ведь уникален и лучше других.
В.Т. Шаламов — И.П. Сиротинской
Одна из самых главных задач — это борьба с литературными влияниями. Когда-то мне доставляло немало хлопот — во время сюжетных стихов — ощущение вечных следов борьбы с такими писателями, как Амброз Бирс, например. У нас его мало знают, но «Три смерти доктора Аустино» испытал явное влияние какого-то рассказа Бирса. Во влиянии опаснее, чем само влияние, — помимо собственной воли попасть в чей-то плен — материал драгоценный истрачен, а выясняется, что он напоминает что-то чужое, то есть убивает рассказ. Искусство не терпит подражаний.
Если хотите – вот высшая форма комплимента, какой возможен в литературе.