14.09.2022
Рецензии на книги

Роман Сенчин о Есенине и «Есенине». Часть II

«То ли Прилепин наделил Есенина своими чертами, то ли многое в своей жизни позаимствовал у Есенина...» Мысли после чтения биографии поэта, написанной Захаром Прилепиным

Роман Сенчин о книге «Есенин: Обещая встречу впереди» Захара Прилепина (окончание)
 /  godliteratury.ru
Роман Сенчин о книге «Есенин: Обещая встречу впереди» Захара Прилепина (окончание) / godliteratury.ru

Если вы пропустили первую часть этого текста, можно наверстать здесь.

Текст: Роман Сенчин

...Выше я отметил, что в главном герое книги невольно видел автора. Действительно, сходств немало. То ли Прилепин наделил Есенина своими чертами, то ли многое в своей жизни позаимствовал у Есенина, о котором наверняка читал еще в ранней юности. Ну и эти слова из книги наверняка относятся не только к герою: «…Конкретная историческая подоплёка, как и в других подобного толка вещах Есенина, не столь важна: ему важно сказать о своём, имена и реалии – лишь форма». (Речь идет о поэме «Марфа Посадница».) Вот и автору при помощи такой фигуры, как Есенин, тоже, судя по всему, важно сказать о своем – Сергей Александрович не только любовь, но и повод.

Есенин родился и вырос в селе, крестьянин (хотя ни его отец, ни он сам землю не пахали). Крестьян в русской литературе и в начале ХХ века были единицы, да и те находились в положении или полулакеев, как Александр Тиняков, или этаких старичков-боровичков, как Николай Клюев. Блок, правда, на время очаровался Клюевым, но очарование вскоре сменилось раздражением, Тинякова он привечал и называл умнейшим человеком, но когда возникла необходимость выбрать между крестьянином Тиняковым и дворянином Садовским, выбрал дворянина…

В Петербурге весной 1915 года Есенин попал, конечно, во враждебную среду. Его хвалили, но похвалы эти были с долей снисхождения. Мало что молодой, так еще и крестьянин.

Хорошо известен памфлет Есенина «Дама с лорнетом» (неопубликованный при его жизни, надо заметить), обращенный к Зинаиде Гиппиус. Там есть такой эпизод:

  • «— Что это на вас за гетры? — спросила она, наведя лорнет.
  • Я ей ответил:
  • — Это охотничьи валенки.
  • — Вы вообще кривляетесь».

Захар Прилепин уделил этому эпизоду четыре страницы книги. Доказал, что валенки – это миф, Есенин был в сапогах, но высшую правоту оставил за своим героем:

«Гиппиус была высокомерна; хотя ей едва ли пришло бы в голову спросить о «гетрах» сына полоцкого дворянина и курляндской баронессы поэта Георгия Иванова.

  • А Есенина – да.
  • За этой фразой слышится еще и другое:
  • – Зачем, юноша, вы изображаете из себя ровню? Вам и так многое позволили – усадили, к примеру, за один стол.
  • Что Есенину хотелось произнести в ответ (про себя, сжав зубы и пока еще стеснительно улыбаясь)?
  • Вот что:
  • – Дайте срок, я ваш стол переверну к бесам. Сейчас только частушки спою – и переверну. Не сегодня так завтра, я памятливый».

Тут мне вспомнилось знакомство с автором этой реставрации. Произошло оно осенью 2004 года на Форуме молодых писателей в пансионате «Липки». У 29-летнего Захара Прилепина только что состоялась первая большая публикация – роман «Патологии» в петрозаводском журнале «Север». Произведение не просто заметили – Прилепин за несколько месяцев стал по-настоящему известным. Ворвался в общественную жизнь в буквальном смысле этого слова.

На Форуме среди ведущих семинаров, именитых гостей были люди в основном пресловутого либерального лагеря. Захар улыбался им, излучал тепло и симпатию.

Когда мы, семинаристы, уходили в чей-нибудь номер пансионата, чтобы выпить и поговорить, Захар заводил речь о том, что надо менять элиты. Кто-то заметил: лучше вообще без элит, на что он ответил: без элиты нельзя.

Несколько лет набирался сил, зарабатывал имя – с потрясающей частотой выдавал новую крепкую прозу, яркую публицистику, выступал по радио, получал премии, участвовал в акциях оппозиции, задавал неудобные вопросы президенту; известность переросла, без преувеличения, в славу. И в 2012 году пришло время «стол перевернуть к бесам» – Прилепин опубликовал две статьи – «Письмо товарищу Сталину» и «Стесняться своих отцов», – после чего стал для многих либералов нерукопожатным. Но и свободным от того, чтобы им улыбаться. И начал открыто формировать свою элиту, используя, не исключаю, опыт Есенина, которому необходима была «стая», «банда»…

В книге мы почти не видим поэта в одиночестве. Он всегда не просто на людях, а в компании. Прилепин щедро наделяет персонажей книги прямой речью, но показать нам Есенина, например, за работой у него потребности не возникло. И с собой Есенин кончает, получается, из-за того, что остался в номере гостиницы один – Вольф Эрлих отказался с ним ночевать.

Не знаю, как живет Захар Прилепин, но я не встречаю его одного. Когда-то было, очень давно. А сейчас рядом с ним всегда несколько человек. Смотрятся эти люди как свита. Теперь, прочитав книгу, понимаю: очень похоже на Есенина с Кусиковым, Приблудным, Эрлихом, какими их написал автор…

С 2004 года, по крайней мере, а может, и раньше, Захар пытался собрать возле себя единомышленников. Не очень получалось: члены партии, в которой он состоял, видели вожаком лишь Лимонова; прозаики люди, как правило, вяловатые, склонные к уединению – попьянствовал в компании и вернулся на недели за письменный стол. А ему нужны были бойцы – в то время, по крайней мере, на культурном фронте. Ну вот как его персонажу Есенину: «Сопротивление среды надо было преодолевать самым радикальным образом – подминая всё под себя, под свою банду; а банда должна быть надёжной и в делах оборотистой».

До последнего времени и Захар Прилепин чувствовал сопротивление среды, но упорно подминал ее под себя. Теперь среда, по всей видимости, поддалась.

Впрочем, у него лично всё складывалось, кажется, превосходно: писал и публиковал всё, что считал нужным, в том числе и в ведущих литературных журналах (в 2010-х перестал – наверное, резонанс маловат), выпускал книги в популярнейших издательствах, выступал с рок-группой на фестивалях (тоже перестал – надо репетировать), вел несколько авторских передач на ТВ, был одним из руководителей МХАТ имени Горького… Но Прилепин не индивидуалист, он хочет изменить ландшафт культуры в России, создать именно свою среду.

В 2014-м, после присоединения Крыма, он объявил о «перемирии с властью». Правда, власть некоторое время не хотела видеть в нем союзника. Прямо как и в Есенине из книги:

  • «Большевики начали строить жесточайшую государственность, не предлагая ни ему, Есенину, ни его товарищам-имажинистам, ни его крестьянским собратьям Ширяевцу, Клычкову и Орешину, ни вообще русскому мужику достойного места внутри пирамиды. Это Есенина мучило».

Не так давно Прилепин открыто потребовал дать «какой-нибудь детский столик для патриотов» и тут же получил стол обеденный. Федеральные телеканалы теперь регулярно знакомят граждан с образцами новой культуры. «Нашими молитвами», – заметил Захар Прилепин.

Что-то, – скажут, – сместился у вас, Роман, фокус с книги на личность автора…» Ну что делать, если увидел я немало общего между автором и его героем. Может быть, будучи юношей, обдумывающим житьё, Прилепин решил делать жизнь с Есенина (ко всему прочему и земляки – Прилепин тоже родился в рязанском селе), может быть, позже, изучая биографию поэта перед написанием книги, обнаружил близость их натур.

А может, ничего не решил и не обнаружил, а это мои домыслы.

Есенин у Прилепина – вожак. Так оно, наверное, и было, и потому он при первой возможности освободился сначала от опеки Городецкого, потом Клюева, порвал с имажинистами, так как не мог в полной мере главенствовать в компании Шершеневича и Мариенгофа; Орешин и Клычков вряд ли бы позволили над собой верховодить хотя бы в силу возраста (в первую очередь писательского). В последние два года есенинская «банда» состояла из людей в основном сильно моложе вожака.

В книге многие перед Есениным заискивают, ищут его внимания, ласки. Иван Приблудный «готов был на всё что угодно, лишь бы Есенин взъерошил ему волосы, за ухом почесал, простил, приголубил». Василий Рутинов «стихов не писал, в поэзии не разбирался и даже представления о месте Есенина в этих иерархиях не имел. Однако по каким-то незримым признакам выбрал себе Есенина в качестве кого-то вроде хозяина и начал повсюду его сопровождать», поэт Михаил Юрин «старался каждый день попадаться Есенину на глаза, проводить с ним побольше времени; тот был не против – всё равно скучно».

Скучно, да…

Есенин бивал некоторых членов своей «банды». Особенно часто доставалось Приблудному. Тот, кажется, сдачи не давал. Есть прямая параллель и здесь. Одно время у автора книги роль Приблудного играл один петербургский рэпер.

За десять лет в литературе Есенин несколько раз менял свой круг. Когда специально, когда нет. Не повезло ему, наверное, с тем, что не нашлось критика, который бы сопроводил его по писательскому пути. Писали о его стихах много – и хвалебного, и разгромного, но это были всё разные люди. И здесь автору книги «Есенин…» повезло куда больше…

Прозаик, или драматург, или поэт и критик, которые не просто рядом, а вместе многие годы, случай редкий. Из относительно недавних – Александр Андреевич Проханов и Владимир Григорьевич Бондаренко. Проханов – прозаик (кроме всего прочего), Бондаренко – критик (и не только, конечно).

Некоторые с иронией, а то и издевкой называли Владимира Бондаренко оруженосцем Проханова. Он писал, кажется, о каждом произведении Александра Андреевича, защищал от нападок.

Есть такой оруженосец и защитник и у Прилепина – Алексей Колобродов.

Во вступлении к книге «Захар» (М.: АСТ, – 2015, 512 с.) он признаётся:

  • «В начале нулевых я решил завязать с литературной критикой. Поскольку русская литература – в качестве инструмента познания мира, – казалось, окончательно отправилась пылиться на какой-то забытый начальством и Богом склад разрушенного производства».

И тут появился «Господин Гексоген» Проханова, книги Андрея Рубанова, Михаила Елизарова. «Но главным, оглушительным открытием стал Прилепин».

С тех пор Алексей Колобродов не спускает тем, кто отзывается о книгах Захара непочтительно, а тем более негативно. Порой ответы настолько хлесткие и умные, что я, например, не в силах понять их смысл. Два с половиной года ломаю голову, например, над абзацем, обращенным ко мне:

  • «Захар Прилепин – писатель-метафизик (что не мешает ему быть реалистом): он отрицает прогресс, для него Соловки конца 20-х, хроника сражающегося Донбасса, жизнь Сергея Есенина (свежий биографический роман в серии ЖЗЛ), современная российская политика, события “бунташного” XVII века (роман, над которым Прилепин сейчас работает), церковный раскол, Великая русская революция и пр. – суть явления единого пространства, исторического и мистического. И клеить на его тексты ярлыки “беллетристика”, а на персонажей – “очевидно сочинённые” – просто нелепость, продиктованная заскорузлым “личняком”. Или глухотой к метафизике».

Страшно подумать, как Алексей Колобродов отреагирует на эти мои заметки, в каких «личняках» уличит…

Литературный критик в «банде» Прилепина – не только литературный критик. Планы куда шире литературы. И у Сергея Александровича они могли бы быть, считает автор «Есенина…»: «Внимание вождей он и так имел, но мог претендовать на еще большее». Но, видимо, помешала болезнь. Хотя писал за два с небольшим года до смерти:

  • «Я очень здоровый и потому ясно осознаю, что мир болен. У здорового с больным произошло столкновение, отсюда произошел весь тот взрыв, который газеты называют скандалом.
  • В сущности, ничего особенного нет. История вся зависит от меня. Дело в том, что я нарушил спокойствие мира».

Прилепин наверняка тоже чувствует себя очень здоровым, лечит родную страну, да и другие тоже. Меняет историю. Надо признать – у него получается.

В начале августа было объявлено о создании «ГРАДа» – «Группы по расследованию антироссийской деятельности в сфере культуры». В него вошли «депутаты Госдумы разных фракций, сенаторы, общественники, журналисты». В первом заседании участвовал Захар Прилепин, который сидел во главе стола, между депутатами Сергеем Мироновым и Геннадием Семигиным. Как раз на этом заседании Прилепин потребовал «детский столик для патриотов». На опубликованной СМИ фотографии можно легко найти и Алексея Колобродова – тоже участвовал.

Депутат Дмитрий Кузнецов показал собравшимся список деятелей культуры, которые высказались против специальной военной операции на Украине или же промолчали. Список опубликован. В нем, кроме нескольких кинорежиссеров, других деятелей культуры, можно обнаружить всё жюри литературной премии «Большая книга» (а это больше ста человек), в том числе Владимира Бондаренко, написавшего с 2014 года несколько статей о «русском Донбассе»; сейчас Бондаренко тяжело болеет, поэтому, видимо, и «молчит». Есть в списке советник президента России Владимир Толстой, который совсем не «молчит». Есть и издатель, выпустившая книгу Прилепина о Донбассе. Есть редакторы толстых журналов, которые печатали произведения Прилепина и Колобродова… И я там есть, кстати сказать, с пометкой «молчит». Даже обидно – опубликовал ведь рассказ «Детонация», статью «Почему не стоит отправлять героев Шукшина «на Донбасс»…

Захар Прилепин, объявивший, что не является членом «ГРАДа», уверяет: деятельность группы не направлена на то, чтобы кого-то административно или уголовно преследовать. Ну хоть без таких преследований кислород просят перекрыть молчунам и противникам, жюри «Большой книги», состава «Сценарного и Экспертного Советов» Фонда кино переформатировать.

Новая культура должна создаваться по принципу заединщиков. Даже если это Петросян с Гальцевым

Хорошо, наверное, что Сергей Есенин не стал «претендовать на ещё большее». И вождям спасибо, что не потянули его управлять культурой. А то бы дожился до составления списков и поиска тех, кто ведет антибольшевистскую деятельность в ее сфере. Как-то сказал следователям, что Алексей Ганин «говённый поэт», Ганина расстреляли, а Есенин мучился, что, может, этими словами поспособствовал приговору…

Есенина не стало в тридцать лет. Каким бы он был в сорок, в сорок семь… Не исключено, что осудил бы свое поведение, например, в 1919 или 1920-м. Например, что в Гражданской войне не участвовал. В стихотворении «Русь уходящая» 1924 года «у Есенина прорывается»: «…Я тем завидую, / Кто жизнь провёл в бою, / Кто защищал великую идею. / А я, сгубивший молодость свою, / Воспоминаний даже не имею…»

Был в 1918 году порыв у Есенина взять винтовку и защищать революцию, но быстро прошел. Не стремился поэт освобождать Польшу от белополяков. Наоборот, уклонялся от призыва в Красную Армию. Даже в цирк поступил (циркачей не призывали), чтобы читать стихи на скачущей по манежу лошади. Получил травму и скорее ее задокументировал…

Захар Прилепин объясняет такое его поведение так:

  • «Есенин словно бы заранее решил: война – это смерть и ничего более, победить в ней нельзя.
  • Здесь, конечно, отражается есенинское личное. Он так думал – о себе. Что ему нельзя туда, где стреляют, режут, бьют. Что он погибнет первым и не успеет сказать своё слово».

Вполне вероятно. Скорее всего, и автор книги, майор Вооруженных сил Донецкой Народной Республики, думает сейчас и о себе подобным образом: принесу больше пользы не на передовой, а говоря своё слово. Действительно, сколько бы он ни надевал военную форму, ни брал в руки оружие, он все-таки писатель. А писателей нужно беречь, тем более талантливых…

Почитатели Захара Прилепина реагируют на нелицеприятные слова о нем в основном так: вы ему завидуете. За себя могу сказать: действительно, я Прилепину завидовал. Завидовал, когда читал его повести и рассказы «Какой случится день недели», «Грех», «Колёса», «Ничего не будет» (особенно в «новомирской» редакции), «Славчук», «Герой рок-н-ролла», «Бабушка, осы, арбуз», «Лес», «Дочка», роман «Санькя». Потрясающие произведения. Сражался тогда с теми, кто называл Прилепина бездарным, дутой фигурой, проектом, плагиатором… Да, завидовал, но и сам в те годы написал не самые свои худшие вещи.

Прилепин, по-моему, не стал писать хуже. Но что-то мешает мне ему верить. Вот читаю о воинской доблести героя романа «Некоторые не попадут в ад», а в памяти всплывают слова из книги «Семь жизней»: «Я доехал-таки до грозовой границы и стрелял в людей, но кто-то собирал в ладонь все выпущенные мной пули и выбрасывал, как шелуху. Я точно никого не убил, я знаю это наверняка – но если попрошу, дадут и убить. Дадут всё что угодно». Гадаю: уже попросил или нет? дали или не дали?

Вот герой того же романа страдает, узнав, что убили Батю. Очень пронзительно это написано, но опять мешают сострадать воспоминания о другом произведении – рассказе «Шер аминь». Рассказ тяжелый, сумрачный, героя все обижают, мучают, предают, он тоже страдает. А потом спрашивает: «Поверили? Поверили, да? Думаете: вот, раскрылся, наконец, а мы ведь догадывались, как у него тоскливо и скользко внутри. Ничего вы не догадывались, помалкивайте». Вроде к мучителям его обращено, а вроде и к нам, читателям. И кажется, что сейчас герой романа «Некоторые не попадут в ад» встряхнется и тоже спросит: «Поверили?..»

Да и встряхивается. Если не герой, то автор. Он снова бодр, деятелен, собран. Хорошо, чисто одет. В последнее время, кроме членов «банды», рядом с ним мужчины, похожие на телохранителей. Может, они и есть. Если так, то теперь-то завидовать ему точно не в чем. Только представить: пишешь книгу или выясняешь отношения с женщиной, а за дверью – телохранитель.

Жизнь такого писателя показал в романе «В Сырах» Эдуард Лимонов. Да, незавидная жизнь. Даже если обрекаешься на нее ради России…

По-моему, Прилепин из тех людей, кому необходимо ставить эксперименты. Сначала ставил над собой: смогу я написать книгу или нет? – смог; смогу ли стать музыкантом? – смог; смогу ли сыграть в кино? – смог. Потом попробовал создать свою партию – получилось. А вот Есенин писал, что от него зависит вся история. Дай-ка я попробую историю изменить. Есенин призывал красного коня явиться и «вывези наш шар земной на колею иную». А я и без коня попробую справиться. Ну-ка…

Пишут сейчас очень многие. Статьи, прозу, посты в соцсетях. Некоторые тут же замечают: да кто меня читает, у меня инфузорный голос. Захар Прилепин явно стремится к тому, чтобы его читали и слышали миллионы. Вся страна. И действовала так, как он указует.

Не надо иронически улыбаться. Не боги горшки обжигают. И государственная верхушка состоит из людей, которые в нее приходят из нас, копошащихся в основании пирамиды. Без деятелей культуры, их вдохновенных и вдохновляющих слов власть, даже самая технократическая, не может чувствовать себя крепкой. Немало деятелей культуры оказывались на верхушке. Ничего невозможного нет.

Россия не скора на подъем. Но особо настойчивым поддается. И жертвует им своих детей без счета.

А уцелевшие, может быть, напишут нечто такое:

  • Тот ураган прошел. Нас мало уцелело.
  • На перекличке дружбы многих нет.
  • Я вновь вернулся в край осиротелый,
  • В котором не был восемь лет.