Текст: Елена Новоселова/РГ
Лев Иосифович, Михаил Булгаков с "Белой гвардией" - советский писатель? Как сегодня называется этот период, который в былые времена проходили как "советскую литературу"? Признаюсь, что она для меня стала великой благодаря замечательному учителю…
Лев Соболев: Мне нравится предложение Мариэтты Чудаковой: литература советского прошлого. Не хотелось вступать в полемику по поводу слова "советский". Для простоты скажем так: советская литература - это литература, созданная писателями, которые жили и работали в СССР, вне зависимости от того, каков был круг их идей. Понятно, что "Белая гвардия" - один из лучших романов XX века - ничего общего с советской идеологией не имеет. И когда Булгаков попытался примерить к ней этот сюжет, у него получилось одно единственное пересечение - когда в финале "Дней Турбиных" Алексей Турбин говорит: "Народ не с нами", "Белому движению конец".
Вопрос о возвращении "советской литературы" непростой и неоднозначный. Если иметь в виду произведения, которые входили в программу выпускного класса до сильно ее откорректировавшего 1991 года, то я далеко не все и тогда оттуда убрал. Например, считаю, что роман Горького "Мать" - очень важное произведение для понимания писателя. И Маяковского я совершенно не склонен как-то цензурировать. Обязательно говорим с ребятами и о поэме "Владимир Ильич Ленин", и о поэме "Хорошо!", потому что это принципиальные для поэта произведения. И тему гражданской войны невозможно понять без "Разгрома" Фадеева, впрочем, как и без "Конармии" Бабеля и без "Донских рассказов" Шолохова.
Вот что касается романа "Как закалялась сталь" Николая Островского, то я убежден, что подробно проходить эту книгу, подчеркиваю, именно на уроке литературы, нет необходимости, но обозначить ее наличие нужно. Школьники должны понять, что литературный процесс не прерывается. И литература XX века в России мало того что не развивалась обособленно от русского зарубежья, но, что еще важнее, и от того, что лежало в столах писателей или было искажено цензурой и напечатано под гром правительственных аплодисментов.
Сколько времени педагог может потратить на этот период?
Лев Соболев: Весь 11-й класс. Я начинаю с Чехова и заканчиваю обзорами и докладами по Довлатову, Кибирову, Левитанскому, Тарковскому… Впрочем, включать в экзаменационные вопросы этих авторов считаю преждевременным.
Недавно, обсуждая предложение одного из депутатов исключить "Архипелаг ГУЛАГ" Солженицына из программы, вы блестяще заступились за роман, указав, что спор о патриотизме писателей начался еще в начале XIX века и никогда не закончится. Однако соцсети кричали о том, что в урок литературы нельзя "впихивать историю, политику, патриотическое воспитание". Но разве хорошая книга не включает все это?
Лев Соболев: Все зависит от того, как понимать глагол "впихивать". Я специально посвящаю несколько уроков, чтобы показать, как Лев Толстой в "Войне и мире" свободно искажает источники. И делает это целенаправленно, поскольку убежден, что исторические сочинения - это всегда некая ложь. Он об этом многократно писал. Сталкивая разных историков, писатель показывает, что одно и то же событие может быть интерпретировано совершенно по-разному. Когда старый князь Болконский говорит, что Наполеон на Аркольском мосту не со знаменем бежал, а в лужу попал и его отвезли обсушиваться, - это "Мемуары маршала Мармона", которые Толстой изучал. Но в других воспоминаниях Бонапарт представлен иначе. Однако писателю для решения художественной задачи нужен был вариант Мармона.
Сравнивать то, что происходило в Киеве в 1918 году, с тем, как это показал Булгаков в "Белой гвардии", конечно, наше дело. В помощь есть великолепные комментарии Евгения Яблокова, где эти исторические события просто день за днем показаны. В этом смысле история и литература, конечно, теснейшим образом связаны.
Но если воспринимать уроки словесности как повод для лозунга, для совершенно некритического псевдопатриотического возгласа, то, разумеется, это не имеет ни малейшего отношения к разговору о художественном произведении. Историческую основу, конечно, нужно знать. Если к моменту, когда мы начинаем изучать, например, "Один день Ивана Денисовича", одиннадцатиклассники еще не вполне представляют себе, что творилось в стране в минувшем веке, поручаю сделать отдельный доклад.
Изучать Отечественную войну 1812 года по "Войне и миру" неправильно. Так считал Толстой.
В этом году в программу вернется "Молодая гвардия" Александра Фадеева. Преподавать ее нужно по-новому, раз времена изменились?
Лев Соболев: Здесь есть проблема. В советское время "Молодую гвардию" изучали в 7-м классе и ограничивались рассказами о подвигах молодогвардейцев. В 11-м классе придется говорить и о трагической истории самой книги, которую Фадеева заставили переписать. Главный литературовед страны спросил, а где руководящая роль партии? Переделайте.
Есть тема и так называемого предателя Стаховича, за которым явно прочитывается комиссар подпольщиков Виктор Третьякевич, которому недавно было присвоено звание Героя России посмертно. Его писатель невольно оклеветал, потому что писал с чужих слов. Да и оставшиеся в живых участники событий во многом противоречили друг другу. Это слишком сложная история для школьной литературы. Если же все несоответствия убирать из уроков, не получится изучения литературного произведения. Можно учить их в духе 40-х годов прошлого века, но дети чувствуют недосказанность.
Но хорошо ли это?
Какую бы тему сочинения вы предложили детям по "Молодой гвардии"?
Лев Соболев: "Трагедия Александра Фадеева как советского писателя". Был блестящий дебют с "Разгромом", а все остальное получилось гораздо слабее.
Советские литераторы много сил потратили на то, чтобы каждый выпускник овладел теорией соцреализма. Пафосность, жизнеутверждающее начало, народность, интернационализм… Про это сейчас рассказывают?
Лев Соболев: Никакого соцреализма не существует. То, о чем вы говорите, это скорее формально-содержательные особенности некоторых книг. От писателя требовалось писать не о реальности, а о том, какой ее хотела бы видеть советская идеология. И в какой-то степени это возрождение классицизма, идеализация. Среди героев обязательно есть мудрый старый рабочий и усталый, но человечный секретарь райкома. Первый давал советы, второй наводил порядок. И все в конце концов обязательно заканчивалось благополучно. Как у Мольера. Уж, казалось бы, Тартюф побеждает, у него в руках компрометирующий документ и дарственная на дом, но вдруг появляется офицер и говорит: "Наш государь - враг лжи. И он давно раскусил вот этого лицемера". Можно ли это все считать особым методом литературы? Жалко учеников, которые должны были заучивать и сдавать пустоту.
Однако на литературу советской эпохи можно посмотреть и совсем с другого ракурса. Чем "Повесть о настоящем человеке", "Как закалялась сталь" или "Молодая гвардия" не житийные истории?
Лев Соболев: Согласен. Знаете, с чего мы начинаем изучение романа Горького "Мать"? С его же очерка "Владимир Ильич Ленин". Там есть такое место: «Этот лысый коренастый человек, крепко пожав мою руку, сразу стал говорить о недостатках книги "Мать"». О каких? Все, что связано с линией Павла и Ниловны, это попытка соединить социализм и христианство, попытка богостроительства. У Ленина был безошибочный нюх на "боженьку". В этом все дело. Примеров много. Вот Павел повесил картинку - три беседующих человека идут со светлыми лицами. И когда мать спрашивает, кто это, сын объясняет: "Это воскресший Христос идет в Эммаус!"
Может быть, Борис Полевой, рассказывая о Маресьеве, совершенно не думал о житийных традициях, но они явно просматриваются в "Повести о настоящем человеке". Поэма Владимира Маяковского "Владимир Ильич Ленин" написана абсолютно по той же схеме, что Евангелие от Иоанна. Сначала Слово, потом предтеча (Карл Маркс), потом рождение, деяние, смерть и бессмертие. У Маяковского вообще евангельские мотивы чрезвычайно важны и сильны.
Советская школа была литературоцентричной. А литература - главным идеологическим предметом, и когда говорят о возвращении того или иного произведения, вспоминают именно об этом?
Лев Соболев: Литературоцентричной была советская, да и русская культура вообще. Все стремительно разрушилось в 1991 году. Но еще в 90-м, заходя в вагон метро, вы могли видеть людей, с журналами в голубой обложке. Представить себе сейчас миллионный тираж "Нового мира" невозможно. 11 тысяч, и те по библиотекам. Насколько литература была более идеологически заточенной, чем история или обществоведение, мне трудно сказать. У нас нет инструментов, которые могли бы это измерять. Конечно, идеологические штампы были всегда. И двоемыслие требовалось всегда. И выпускные билеты печатались для всей страны, никаких вариантов быть не могло. И проверки приходили. Но, клянусь, я не подстраивался под тех, кто сидел на задних партах и слушал урок. А говорили мы обо всем, что считали важным. И только один раз директору пришлось за меня заступаться. Это был урок по Есенину, который, по версии проверяющих, не учил любить Есенина. Но, на мой взгляд, заставить любить нельзя. Задача учителя сделать все, чтобы ученик понял писателя или поэта. Это касается и Некрасова, и Маяковского, и Есенина, и Блока. А за любовь оценки не ставят.
Сергей Есенин - любимый мой поэт, но осознание этого пришло спустя много лет после школы… Вопрос: заставить читать поколение, воспитанное соцсетями, можно?
Лев Соболев: У меня два простых приема. Первый - принудительный. Мои ученики пишут работы по тексту каждого произведения. Второй - побудительный. Я очень много читаю на уроках. Конечно, представить себе, что весь класс, затаив дыхание, слушает, а потом бежит перечитывать в укромном уголке, это было бы смешно. Но на большинство действует.
А если вам напишет ученик в сочинении, что Булгаков плохой писатель, и все, что он написал, он "высосал из пальца"?
Лев Соболев: Любое обвинение должно быть доказано. Как-то один мой ученик озаглавил сочинение по "Вишневому саду" "Чехов как зеркало русской революции". У меня другой взгляд на пьесу.
Справка
- Лев Иосифович Соболев - российский филолог, литературный критик, литературовед. Заслуженный учитель Российской Федерации.
- Окончил русское отделение филологического факультета МГУ с дипломной работой по роману Ф.М. Достоевского "Бесы". Основная сфера научного интереса - русская литература второй половины XIX века. Имеет более 70 научных работ и публикаций.
- Преподает русский язык и литературу в ГБОУ Школа № 67 Москвы. Организовал школьный театр, где ставили классику.