Текст: Андрей Васянин
Поэт, прозаик, переводчик, а еще и доктор богословия, филолог, этнограф уже много лет читает лекции в российских и европейских университетах. И представление своей новой книги, шестисотстраничного собрания статей о русской литературе XIX-XX веков «История русской словесности: от Пушкина до Алешковского», начала с вошедшей в книгу лекции-статьи о самоощущениях Льва Толстого, важнейшего для Седаковой автора, писавшего на русском языке.
- Ему было тесно в рамках культуры – и вообще в мире, - говорила она об авторе “Войны и мира.”- Тесно было быть педагогом, писателям, проповедником, приказчиком, человеком своего сословия и своего времени. Ему было тесно в том, что принято считать обычной жизнью.
И Ольге Александровне Седаковой всегда было “тесно” заниматься только пушкинистикой или только славянскими древностями в русле ее диплома на филфаке МГУ. В “Истории русской словесности…” собраны работы разных лет и разных жанров, от академических исследований, таких, как “Наследство Николая Некрасова в русской поэзии” (“в статье для французской энциклопедии русской культуры, я хотела показать, что Некрасов гораздо более серьёзная фигура, чем принято думать”) или “Пушкин Ахматовой и Цветаевой” – до мемуарной прозы о Венедикте Ерофееве и ленинградских неофициальных поэтах Губанове, Кривулине, Аронзоне . Последним, и с ними другим русским авторам, в свое время неопубликованным, посвящен последний раздел книги. Но ни в мемуарах, ни в “академической” статьях нет никакого “академизма” – всюду слышна искренняя, трепетная, живая человеческая интонация.
-Вслед за Аверинцевым я назвала всех этих авторов собеседниками, - говорила на презентации Седакова. – Но, говоря со мною – с кем они говорят? Прежде всего, с их читателем, затем с филологом, которая не забывает, что в мире словесности счастливое открытие одного распахивает двери для многих.
От слушателей поступил резонный вопрос – не слишком ли широко, “от Пушкина до Алешковского», распахнуты двери? В книге их имена упомянуты рядом в “юбилейных заметках” к 90-летию писателя-эмигранта.
-Упомянуты, но не поставлены рядом. И разве они оба не в русской словесности? Я бы даже сказала – виртуозной словесности, где есть самые разные авторы. В веселом – не смешном, а именно веселом – романе “Перстень в футляре” Алешковского все время вспоминается Пушкин. И если для читателя они несоединимы, то пусть попытается их соединить. Может и перед ним что-то распахнется.
У автора десятков книг стихов, прозы, переводов и филологических исследований сегодня на повестке дня Данте Алигьери. В прошлом году издательство “Никея” выпустило том Франко Нембрини “Данте, который видел Бога” в переводе Ольги Седаковой. Но Данте не закрыл на ее творческом горизонте ни Пушкина, ни Толстого, ни этнографию: в этом году у Седаковой выходит монография «Поэтика обряда. Погребальная обрядность южных славян». Ни молодую российскую поэзию: на презентации звучали имена Екатерины Симоновой из Екатеринбурга, москвича Василия Бородина.
-Сегодня вокруг много поэзии. Но важно, чтоб в поэте было не то, что “вокруг”. Мне интересны те, кто совсем сам по себе.