Данте, Нембрини и Седакова

Текст: Михаил Визель

Фото: Михаил Визель и Гаянэ Степанян

Полное название уютного зала на Маросейке, исполняющего роль шоурума издательства «Никея», звучит так: «Фавор – пространство развития современных православных мирян». Что и определило тональность телемоста и саму его продолжительность – более двух с половиной часов. Тем более что она пришлась на католическую Страстную неделю.

Фото: Фото Гаянэ Степанян

Впрочем, автору книги, русское название которой: «Данте, который видел Бога: «Божественная комедия» для всех», действительно было что рассказать. Школьный педагог, чья многолетняя подвижническая деятельность вернула живой интерес к безусловно почитаемому, но малочитаемому средневековому памятнику, что заставило говорить едва ли не о «возрождении Данте», для начала посетовал на устоявшееся представление, будто «"Рай” не поэтичен, а теологичен». Что уподобляет изучение «Божественной комедии» в школе пирамиде: очень много про первую кантику, очень мало про последнюю. А она-то и есть самая важная. Две ключевые проблемы «Божественной комедии», в понимании Нембрини, – это как раз два основных вопроса католического катехизиса: триединство Бога в Троице и жизнь-смерть-воскрешение Иисуса Христа. И как раз в «Рае» Данте решает противоречие триединства, показывая: чем больше ты делишь с другими, тем больше ты становишься самим собой.

Что же касается тайны жизни и смерти, то «Божественная комедия» - это грандиозный гимн женщине. Женщина, пустившая Бога в своё чрево, делает отношения человека с Богом более домашними, короткими. «Этому всему я научился, пока читал "Рай"», - подчеркнул Нембрини.

Но как ему удалось внушить ученикам столь трепетное отношение к средневековому памятнику, вопросила ведущая, редактор книги Наталья Виноградова.

И пояснил свою парадоксальную мысль: «Для меня читать Данте – это беседовать с ним. Я делал это так живо, что даже лентяи с задних парт поднимали глаза: "Эй, что это там интересное происходит?! Почему без меня?!"»

Одним из элементов этой живости стали нумерологические выкладки, основанные на подсчете количества строк в каждой песне, в которые автор пустился ена глазах многочисленной публики: 17 песнь «Чистилища» - это центральная песня всей поэмы; в середине этой центральной песни стоит слово "свобода", и на одинаковом расстоянии от него стоит слово «любовь» и т.д.

Впрочем, в конце своего нумерологического дискурса Нембрини оговорился, что не следует слишком серьёзно к нему относиться, а лучше читать Данте.

Взявшая вслед за ним слово Ольга Седакова – не только одна из самых «метафизических» современных русских поэтесс, но и сама переводчица и комментатор Данте – мягко посетовала на несовпадение русского и оригинального названия книги: “Dante, poeta del desiderio” значит «поэт желания», и это важное слово для Данте, но русские издатели сочли, что по-русски его значение слишком узко и вызывает не те ассоциации. Между тем совсем недавно, 25 марта, папа Франциск выпустил очередную энциклику, в которой называет Данте "певцом желания". Наверно, он тоже читал Нембрини.

Затем Ольга Седакова вспомнила, как ее саму в 90-е годы пригласили в Милан участвовать в Sperimenti Danteschi (“Дантовских опытах”), основанных как раз на инициативе Нембрини и созданного при его участии общества Centocanti («Сто песен»), в ходе которых публичные лекции о «Божественной комедии» чередовались с публичным «народным» студенческим чтением вслух самих песен – инициатива, дополним Ольгу Александровну, в эпоху интернета обернувшаяся проектами «Читаем Анну Каренину», «Читаем Онегина» и тому подобными.

Впрочем, подчеркнула Седакова, возрождение интереса к Данте, конечно, не могло бы оказаться результатом деятельности одного человека, путь даже такого энтузиаста, как Нембрини: огромную роль сыграло и то, что в ХХ веке литература (можно сказать – поневоле) обратилась к тем сторонам жизни, которые описаны в "Аду", поэтому его так и полюбили.

После чего прочитала несколько терцин из "Чистилища" в собственном буквальном переводе, вышедшем в издательстве Ивана Лимбаха.

Последний из заявленных спикеров, Николай Александров заметил, что при переводе на другой язык то, что так близко к божественному, неизбежно немного теряется. И напомнил, что по-итальянски глагол ricordare («помнить») связан с cuore, сердцем. "О память сердца - ты сильней рассудка памяти печальной", как сказал русский поэт, знаток Италии. И страстная книга Нембрини – тому подтверждение. «Рассказ Нембрини о его личном переживании Данте дорогого стоит», - завершил он.

Но истинным завершением долгого вечера оказались слова заслуженного переводчика итальянской поэзии, в том числе переводчика сонетов Данте, Евгения Солоновича. Который вспомнил, как в 1965 году участвовал в качестве переводчика устных выступлений на торжественном вечере в Большом театре в честь 700-летия со дня рождения Данте. В котором успела, меньше чем за год до смерти, принять участие и Анна Ахматова. И вот сейчас, 56 лет спустя, он участвует в презентации, входящей в цикл событий, отмечающих 700-летие смерти Данте. А значит, связь времен продолжается.