Текст: Максим Васюнов/РГ
Помню свой шок как сейчас. Я свернул на одну из самых аутентичных улиц Тарусы - Карла Либкнехта. Заросшая травой и полевыми цветами дорога, деревянные заборы и дома с резными ставнями, яблони в цвету, под ногами те самые "петухи и гуси опротивели Марусе" из "Городка" Заболоцкого... И вдруг - холодильник, диван, книжный шкаф, ящики, и все это прямо на улице. "Что это?" - спрашиваю пожилую прохожую. "А это наша интеллигенция, пьют, стихи Заболоцкого читают".
Я оборачиваюсь на ближайшую бревенчатую покосившуюся избенку, на ней табличка: "В этом доме в 1957-1958 годах жил и работал поэт Николай Заболоцкий". Вскоре появился и жилец дома, представился Евгением Евгеньевичем, бывший музыкант, сегодня экскурсовод, "и самый преданный поклонник поэта из всех тарусян", что тут же и доказал, с блеском прочитав наизусть с десяток стихотворений Заболоцкого. При этом он то и дело показывал, откуда "списывал" поэт свои образы: вот та самая орешина, которая, "словно девушка", засияла в конце сентября, а вот там внизу, мы стоим на холме, река Ока, что всей грудью приникает к небосводу...
"Он провел в Тарусе два своих последних лета, в этом доме снимал две комнатушки с террасой, - рассказывает Евгений Евгеньевич, - здесь бы сделать музей, в комнате даже остались те лубочные картинки, которые были при нем".
О музее долгие годы мечтала и тарусская общественность: "Это наш Пушкин, его "Городок" стал символом Тарусы, - говорили мне краеведы, - к тому же нигде больше так плодотворно Заболоцкому не работалось, он здесь написал глубочайшие великие стихи".
Но музей был лишь мечтой. Евгений Евгеньевич не хотел менять свой дом на комнатушку в общежитии, а большее, по его словам, ему местные власти не предлагали. Да и о каком музее речь: хранитель "сквозных теней" Заболоцкого впустил меня внутрь - все давно сгнило, кругом клопы...
Кажется, у Тарусы оставался только один шанс - быть живым музеем образов Заболоцкого. Ведь ничего не изменилось "в очарованье русского пейзажа". Разве что прачек, "благодетельниц местных мужей", здесь уже не встретить, как не встретить "в городишке из хаток и лип" Константина Паустовского, который Заболоцкого боготворил. Иногда робкий Паустовский наблюдал издалека, как похожий на пожилого главбуха поэт подолгу сидит на берегу Оки, близоруко щурясь уже куда-то в вечность. Кстати, Паустовский, как расскажет мне его падчерица Галина Арбузова, будет единственным человеком, который в день похорон поэта не побоится заказать поминальную панихиду.
Еще один тарусский пленник Борис Мессерер тоже последние годы активно призывал чиновников сохранить дом Заболоцкого. "Это наш общий долг увековечить память человека мучительной совести и судьбы", - сказал мне однажды художник.
Не без помощи Мессерера в 2015 году в городке на Оке появился первый в России памятник Заболоцкому. Он стоит в начале улицы Карла Либкнехта.
Но если о Заболоцком как поэте можно рассказать под открытым небом, и это будет даже символично - поэт всегда смотрит в небо, то как рассказать о той самой "мучительной судьбе": об аресте в Ленинграде в 1938 году, о жесточайших пытках, о выбивании показаний против его ближнего круга - Хармса, Введенского, Олейникова, об этапе, о лагере, о том, как семь с лишним лет спасался лишь поэзией и большой любовью своей жены Катерины Васильевны? Где показать читателю его душедробительную "Историю моего заключения"? Вот лишь несколько строчек оттуда: "Однажды мы около трех суток почти не получали воды и, встречая новый 1939 год где-то около Байкала, должны были лизать черные закоптелые сосульки, наросшие на стенах вагона от наших же собственных испарений. Это новогоднее пиршество мне не удастся забыть до конца жизни".
А говорить об этом нужно, и почему бы не в Тарусе, городе 101-го километра, где нашли приют многие неугодные, прошедшие лагеря и ссылки, городе, который стал столицей "мучительной совести". Достаточно назвать связанных с Тарусой Марину Цветаеву, Ариадну Эфрон, Надежду Мандельштам... Наверное, не случайно Заболоцкий стремился именно сюда, к своим. Понимал, только здесь он, переживший в ту пору инфаркт и измену жены, обретет тот покой, о котором мечтал после лагерей: "Покоя в мире нет. Повсюду жизнь и я".
...Накануне 120-летия Николая Заболоцкого, которое страна отметит 7 мая, из городка на Оке пришли вести. Оказывается, Евгений Евгеньевич не так давно почил, и его дом выкупил московский бизнесмен и меценат. Я связался с ним, он оказался человеком скромным, просил не называть пока его имени, но рассказал, что сейчас делает все, чтобы спасти дом, уже перебрал сруб, готова крыша, кипит работа и внутри. Но будет ли здесь музей или культурное пространство? "Это будет точно памятное место, Заболоцкий его заслужил. Это пока все, что могу сказать". К юбилею реставраторы успели восстановить любимую Заболоцким террасу, вид с которой уже тоже стал мемориальным - тот же орешник, та же заросшая дорога и "петухи одни да гуси, Господи Иисусе!"