Текст: Вячеслав Немиров

До ссылки, разделившей жизнь на «до» и «после», Заболоцкий трудился в ОГИЗе, в отделе детской книги под началом Самуила Маршака. Детские стихи Заболоцкого не производят впечатления, будто их писали «рассудочно», вымеряя рифмы, соотнося образ с его предполагаемым педагогическим эффектом. Напротив, стихотворения для детей у Заболоцкого получались легкие и озорные, с неизменной ноткой абсурда. Тем удивительнее предельно серьезный тон поэта в его рассуждениях о сущности детской литературы:

Но советская детская литература давным-давно отказалась от «сюсюканья» с ребенком, от всевозможной литературной манной каши. Мы научились разговаривать с детьми серьезно.

Любой труд для Заболоцкого был делом священным, даже в нечеловеческих условиях, в лагерях не устает восхищаться смелостью человека бросить вызов природе, его способности строить новый, собственный мир. В январе 1940 года, в сорокаградусный мороз, из заключения пишет Заболоцкий своему восьмилетнему сыну:

• Здесь на севере еще совсем недавно был один сплошной лес-тайга, да стояли невысокие горы-сопки. Людей почти совсем не было. Одни дикие звери бродили кругом. Теперь в этот дикий и безлюдный край пришли люди: они строят города, заводы, рубят лес, сеют хлеб и добывают из земли полезные металлы. Скоро этот край будет удобным для жизни.

Семья писателя во время его заключения нуждалась в деньгах. Заболоцкий в одном из писем к жене Екатерине рассуждает о том, что из его библиотеки можно было бы продать, делая это «от противного» – то есть называя авторов, чьи книги продавать нельзя ни в коем случае. Так можно понять, какие писатели были наиболее близки Заболоцкому, воспоминания о чьем творчестве он хранил в далеком северном краю:

• В отношении библиотеки ты не стесняйся. Если мне останутся — Пушкин, Лермонтов, Тютчев, Баратынский, Сковорода, Циолковский, Гете, Хлебников, — то все остальное при нужде можно продать.

Имя Константина Циолковского в этом ряду неслучайно. Николай Заболоцкий был, наверное, главным космистом русской литературы, причем космистом естественно-научного – если угодно – позитивистского толка. Заболоцкий никогда не читал только художественную литературу. Подобно человеку эпохи Просвещения он интересовался и математикой, и биологией, и социальными науками. Читал Маркса и Энгельса одновременно с Григорием Сковородой и трудами Вернадского. В этом причудливом созвездии авторов и философских концепций, вдохновлявших Заболоцкого, ярче всего горела звезда Циолковского. Можно сказать, что многие стихотворения поэта отражали свет фантастически широких, простиравшихся за границы познаваемого, идей философа-самоучки. В начале тридцатых годов у Заболоцкого завязывается переписка с Циолковским. Поэт не скрывает влияния трудов философа на свое творчество:

• Ваши мысли о будущем Земли, человечества, животных и растений глубоко волнуют меня, и они очень близки мне. В моих ненапечатанных поэмах и стихах я, как мог, разрешал их.

При этом взгляды Заболоцкого, пускай и были во многом сформированы космистской философией Циолковского, но не являлись её буквальным продолжением. Так все мы воспринимаем лунный свет отдельно от солнечного, он будит в нас совершенно иные чувства, хотя каждому известно из школьного курса астрономии, что Луна лишь отражает сияние Солнца.

Так, например, Заболоцкий, в отличие от Циолковского, напряженно ищет во вселенной источник, первопричину красоты. Эстетика непреходящей борьбы всего со всем – вот одна из центральных мыслей творчества, запускаемых Заболоцким, подобно спутнику, в космическую бесконечность:

• Вселенная шумит и просит красоты,
• Кричат моря, обрызганные пеной,
• Но на холмах земли, на кладбищах вселенной
• Лишь избранные светятся цветы.

В воспоминаниях современников о Заболоцком есть такое «странное сближенье» – если поэт заговаривает о Циолковском, о далеком и холодном космосе, то непременно вспоминает и Гете. О великом немце Заболоцкий говорит словами Баратынского:

• Была ему звездная книга ясна,
• И с ним говорила морская волна...

И, в сущности, эти две строчки открывают тайну «заветного» списка авторов, чьи книги Заболоцкий не был готов продать даже в страшные годы ссылки. И Пушкин, и Лермонтов с его «и звезда с звездою говорит», и уж тем более Сковорода с Тютчевым – поэты космоса, звездные странники, охватывающие поэтическим взглядом бесконечное многообразие природы: столкновения атомов, рождения планет, бурление горных рек и сочные краски цветов.

По возвращении из ссылки Николай Заболоцкий первое время живет по квартирам знакомых, снимает у Василия Ильенкова дачу в Переделкине. Последние же 10 лет жизни проводит в Москве, в небольшом «немецком» (так в послевоенное время называли дома, построенные военнопленными) домике на Хорошевском шоссе.

Если взглянуть на фотографии Заболоцкого последних восьми лет жизни – на них запечатлен уже старый, разбитый жизнью человек. А ведь в 1950 году Заболоцкому исполнилось только 47 лет. Лагерные годы, недоедание и холод, каторжный труд вместе с привычкой «не давать себе спуска» в творчестве состарили Заболоцкого гораздо раньше времени. Пятидесятые стали для поэта временем подведения итогов. Далеко в прошлом остались юные ленинградские годы, сгинули тогдашние друзья, чудаковатые обэриуты. Им, Хармсу, Введенскому, Вагинову, посвящено одно из самых трогательных стихотворений Заболоцкого – «Прощание с друзьями»:

• В широких шляпах, длинных пиджаках,
• С тетрадями своих стихотворений,
• Давным-давно рассыпались вы в прах,
• Как ветки облетевшие сирени.

Заболоцкий вернулся в Москву в 1946 году. За стихотворное переложение «Слова о полку Игореве» его восстановят в Союзе писателей, но о настоящей реабилитации и речи быть не могло – только в 1963 году, через пять лет после смерти поэта, с него снимут все обвинения. Что-то особенно несправедливое есть в том, что клеймо «врага народа» осталось с Заболоцким, писателем, трудившимся на «словесных рудниках» так, как многие не трудились в цехах и колхозах, на всю жизнь.

Николай Заболоцкий

«В этой роще березовой...»

• В этой роще березовой,
• Вдалеке от страданий и бед,
• Где колеблется розовый
• Немигающий утренний свет,
• Где прозрачной лавиною
• Льются листья с высоких ветвей,–
• Спой мне, иволга, песню пустынную,
• Песню жизни моей.
• 
  
• Пролетев над поляною
• И людей увидав с высоты,
• Избрала деревянную
• Неприметную дудочку ты,
• Чтобы в свежести утренней,
• Посетив человечье жилье,
• Целомудренно бедной заутреней
• Встретить утро мое.
• 
  
• Но ведь в жизни солдаты мы,
• И уже на пределах ума
• Содрогаются атомы,
• Белым вихрем взметая дома.
• Как безумные мельницы,
• Машут войны крылами вокруг.
• Где ж ты, иволга, леса отшельница?
• Что ты смолкла, мой друг?
• 
  
• Окруженная взрывами,
• Над рекой, где чернеет камыш,
• Ты летишь над обрывами,
• Над руинами смерти летишь.
• Молчаливая странница,
• Ты меня провожаешь на бой,
• И смертельное облако тянется
• Над твоей головой.
• 
  
• За великими реками
• Встанет солнце, и в утренней мгле
• С опаленными веками
• Припаду я, убитый, к земле.
• Крикнув бешеным вороном,
• Весь дрожа, замолчит пулемет.
• И тогда в моем сердце разорванном
• Голос твой запоет.
• 
  
• И над рощей березовой,
• Над березовой рощей моей,
• Где лавиною розовой
• Льются листья с высоких ветвей,
• Где под каплей божественной
• Холодеет кусочек цветка,–
• Встанет утро победы торжественной
• На века.
• 1946

Не позволяй душе лениться

• Не позволяй душе лениться!
• Чтоб в ступе воду не толочь,
• Душа обязана трудиться
• И день и ночь, и день и ночь!
• 
  
• Гони ее от дома к дому,
• Тащи с этапа на этап,
• По пустырю, по бурелому
• Через сугроб, через ухаб!
• 
  
• Не разрешай ей спать в постели
• При свете утренней звезды,
• Держи лентяйку в черном теле
• И не снимай с нее узды!
• 
  
• Коль дать ей вздумаешь поблажку,
• Освобождая от работ,
• Она последнюю рубашку
• С тебя без жалости сорвет.
• 
  
• А ты хватай ее за плечи,
• Учи и мучай дотемна,
• Чтоб жить с тобой по-человечьи
• Училась заново она.
• 
  
• Она рабыня и царица,
• Она работница и дочь,
• Она обязана трудиться
• И день и ночь, и день и ночь!
• 1958 г.

Городок

• Целый день стирает прачка,
• Муж пошел за водкой.
• На крыльце сидит собачка
• С маленькой бородкой.
• 
  
• Целый день она таращит
• Умные глазенки,
• Если дома кто заплачет —
• Заскулит в сторонке.
• 
  
• А кому сегодня плакать
• В городе Тарусе?
• Есть кому в Тарусе плакать —
• Девочке Марусе.
• 
  
• Опротивели Марусе
• Петухи да гуси.
• Сколько ходит их в Тарусе,
• Господи Исусе!
• 
  
• «Вот бы мне такие перья
• Да такие крылья!
• Улетела б прямо в дверь я,
• Бросилась в ковыль я!
• 
  
• Чтоб глаза мои на свете
• Больше не глядели,
• Петухи да гуси эти
• Больше не галдели!»
• 
  
• Ой, как худо жить Марусе
• В городе Тарусе!
• Петухи одни да гуси,
• Господи Исусе!
• 1958 г.