• Текст: ГодЛитературы.РФ

6 июня 2025 года в Культурно-информационном центре при Посольстве Монголии в РФ прошла церемония объявления победителей конкурса переводов рассказов с монгольского языка «Кони, рвущиеся к победе». Этот конкурс проводится уже второй год, но в этом году включен в состав объявленного Посольством Монголии в Российской Федерации празднования 80-летия Победы в Великой Отечественной войне.

На сей раз первое место занял студент III курса факультета теоретической и прикладной лингвистики Иркутского государственного университета Виталий Товаров за перевод рассказа Д. Энхболдбаатара «Комната в конце коридора». Второе - монголовед, переводчик Александр Мелехин за перевод рассказа Л. Дашняма «Вот такие, брат, дела». Третье - студентка I курса МГЛУ Мария Самарина за перевод рассказа Б. Баярсайхана «Милый мой Ажаа».

В жюри входили проректор по учебной и научной работе Литературного института им. М. Горького С.Ф. Дмитренко и преподаватели института - действующие писатели.

С разрешения организаторов мы публикуем один из победивших рассказов.

Лувсандамбын Дашням. «Вот такие, брат, дела (диалог с самим собой)»

Перевод с монгольского Александра Мелехина

(Источник: Л.Дашням «Тийм юм байна», Улан-Батор, 2024. С. 133-146)

Рядом со мной не оказалось ни одного человека, кто бы спросил: «Что с тобой случилось?» Да это и к лучшему. «Какой же я счастливый человек! – только и подумал я про себя. – Ведь я и сам толком не разобрался, «почему я умер». А окажись рядом люди, поднялся бы шум, гам, они полезли бы со своими ненужными вопросами. Вот и получается, что мне повезло».

И действительно, как это я шел, шел и вдруг умер? Вроде как и время умирать не пришло...

Время, говоришь, не пришло? А разве можно говорить, что «время умирать не пришло», когда ты уже умер?! Но коли ты лежишь и сам с собой обсуждаешь это, пожалуй, время действительно не пришло...

Шел, шел себе, а потом взял и умер. Это вызывает удивление, а если вдуматься хорошенько, – то и восхищение. Как бы то ни было, умереть, оказывается, очень просто. И, пожалуй, рассказ о том, как тебе было легко умирать, будет интереснее, чем занудное перечисление невзгод, с которыми ты столкнулся, и трудностей, которые преодолел. И разве не проявит к нему интерес всякий, кто этот рассказ услышит.

И вправду, как это я – шел, шел и ни с того, ни с сего вдруг умер?

Вроде бы ничего необычного не произошло. Правда, боковым зрением я увидел, что-то блестящее. Я повернул в ту сторону и сделал несколько шагов... Нет, это был не камень. То, что так ярко сверкало, притягивало мой взгляд. Я приблизился к неизвестной мне, сверкающей вещице, желая ее рассмотреть... Разве мог я предположить, что из-за этого я тут же умру. Разве можно себе такое представить!

А вообще-то, как мне думается, человек как раз и умирает, в погоне и борьбе за обладание ничтожными, блестящими вещицами, или живя, так сказать, «обыденной жизнью».

– А не много ли ты хочешь знать! Ты еще поинтересуйся, что будет с твоим трупом...

– И впрямь, что толку говорить, что да как будет! Коли ты уже умер, значит и от трупа твоего избавятся. А люди что... Какое им до тебя дело?! Чего им о тебе переживать?! Как жили с тобой, так и без тебя дальше будут жить. Не жди, что кто-то будет сожалеть, мол, «умер бедняжка», или станет сокрушаться о твоей потере больше, чем о других людях или даже вещах. В лучшем случае скажут: «Действительно, не к добру он тут поднял пыль...»¹. А если кто-то скажет: «Чье-то бедное дитя покинуло этот мир...», то это прозвучит чуть ли не благопожеланием умершему лучшего следующего перерождения. И это действительно так. Что правда, то правда!

Разве, кроме матери и отца, кто-то еще будет искренне сокрушаться, скорбеть о покойнике?! А у меня даже отца нет. Вот такой я обделенный Богом человек! Не то чтобы отца совсем не было. Просто я до сих пор не знал, как его звали, каким он был. Хотя я должен был это узнать. Впрочем, почему «должен»? Моя бедная мама, которая могла поведать мне об отце, ни с того ни с сего вдруг умерла, вознеслась на небеса. А теперь, кажись, и я иду вслед за ней. Пожалуй, правильнее будет сказать именно так. На самом деле, мне неизвестно, куда уходят умершие, и встречаются ли они друг с другом. Поскольку о покойниках говорят «вознеслись на небо», выходит, что они следуют куда-то вверх. И все же, откуда мне знать, куда, в каком направлении я подамся: вверх или вниз! Да и какая мне разница!

К тому же о каких таких направлениях на этом земном шаре можно говорить?! Ведь о них договорились лишь для простоты в общении и для взаимопонимания. А если бы этого не сделали, живое существо, зовущееся человеком, просто-напросто заплутало бы, как говорится, в трех соснах, а то и вовсе его голова бы кругом пошла... Именно поэтому и принято говорить о направлениях. Правда, говорить – говорят, вот только с пути сбиваются регулярно...

А та же смерть, разве это не результат того, что ты сбился с пути? Да, сейчас ты, бедняга, пожалуй, уж точно заплутал. Но какие тут могут быть обиды! Сбиться с пути, когда этого не боишься, когда все неизвестно и непонятно, разве это не прекрасно?!

По правде сказать, вся моя жизнь – это сплошное заблуждение. Однако если задуматься, то идти по жизни, порою сбиваясь с пути, заблуждаясь, намного интереснее, чем шагать прямым путем, точно зная, куда идешь, что надо сделать. Это потому, что от сбившегося с пути человека требуется большей силы, большего времени, большего труда и разума. Любой человек, хочет он того или нет, все равно преодолеет этот путь, проживет отпущенный ему жизнью срок и только после этого умрет. И это замечательно, если прожитое им время и пройденный им путь были интересными. А еще лучше, если они были не только интересными, но и трудными. Однако, поскольку я уже умер, вправе ли я говорить и размышлять о подобных вещах?!

Коль я заговорил о правах, хотелось бы понять: что вообще-то это такое «право»? Каким я воспользовался правом, когда шел себе спокойно, а потом взял да умер? Это право мне было предоставлено, или я обладал им отродясь?

Вдруг как будто кто-то мне шепнул на ухо: «Предоставленное тебе право – это обязанность, которую ты должен выполнять. А право, которое с тобой отроду, – это твоя сущность».

«Так какую же обязанность я принял на себя до смерти?» – подумал я.

Разные мысли пришли мне на ум, но я счел, что моей главной обязанностью было – не сметь умереть. А я вот взял поскользнулся, упал и умер...

Пока я лежал, размышляя, ко мне подбежала и обнюхала худая, черная собачонка с длинным, похожим на утюг, носом. Неужто она позарилась на мою мертвую плоть? Ан нет. Собачонка тут же убежала. Хотя она имела полное право прибрать к рукам мое безжизненное тело и распорядиться им по своему желанию, каких-либо обязанностей на этот счет она, по-видимому, не имела. Ну и прекрасно... Однако что же в этом прекрасного? Ведь только в том случае, если ты не обременен обязанностями, ты пользуешься своими правами. Разве не так?! А коли уж принял на себя обязанности, ты вынужден будешь делать то, чего ни ты сам, ни я не желаем. Как мне кажется, в таких рассуждениях есть резон...

– По-твоему, получается, что непринятие на себя каких бы то ни было обязательств обуславливает использование своих прав. Не это ли и есть свобода?! Я правильно тебя понял?

– Совершенно верно. Именно это и есть свобода. Таким образом, я был свободным, поэтому и пошел туда, куда мне не следовало ходить. И не просто пошел, а даже там умер. Все верно. Ты правильно все понял!

– Но тогда... Тогда получается, что эта пресловутая свобода является причиной смерти. Но ведь это не так! Даже если человек не свободен, он все равно умрет. Не бывает такого, чтобы человек не умирал в зависимости от того, свободен он или не свободен. И потому ни свобода, ни рабство, ни эксплуатация, ни всяческие препоны к смерти не имеют никакого отношения. Разве не так?!

– А что же тогда имеет отношение?

– А ты подумай! Человек и рождается и умирает только тогда, когда находится в движении. Тогда скажи мне, какова же причина того и другого? Пожалуй, этого не произошло бы только из-за того, что у него не было осуществляемой работы или поставленной цели. И вообще-то, не существует ничего бесцельного!

- И тогда что же получается? И рождение, и смерть являются целенаправленными событиями? Хорошо, пусть будет поставлена цель родиться, но разве нельзя не ставить цель умереть?

- Даже если ты поставишь такую цель, она все равно недостижима.

Но тут что-то снова отвлекло меня от раздумий. Это была мелкая, рыжая собачонка. Я не обратил на нее никакого внимания. У меня и в мыслях не было, что она позарится на человечье мясо. Да и непонятно было, ко мне она направляется или не ко мне.Так или иначе, она приближалась. И по всему было видно, что меня она не боится. Как вдруг собачонка повернула в другую сторону и стрелой помчалась наутек.

«Что случилось?» – подумал я.

Но тут я увидел настоящего монгольского сторожевого пса, в народе зовущегося банхаром. Этому огромному псу до меня не было никакого дела; он преследовал ту самую собачонку. Когда он промчался мимо меня, под ним затряслась земля...

Я же, как ни в чем не бывало, продолжил свои размышления. Тут же вспомнил о том, что совсем недавно думал о целях, которыми задается человек. Да, лежать мертвым и размышлять о целях – это воистину мое занятие!

И тогда я сказал себе:

- Итак, человек всегда ставит перед собой выполнимые цели. К примеру, такие как «родить» или «родиться». В отличие от них, намерение «не умереть», согласись, просто неисполнимо...

Я хотел было продолжить свои размышления, но тут появились два пьяных, а может, и трезвых, но шатающихся субъекта. Один из них, очевидно заметив меня, сказал приятелю:

– Глянь-ка! Человек упал замертво.

– Где?

– Да вон же лежит.

– Ну и пусть себе лежит. А если он совсем окочурился, – и того лучше. Какое тебе до него дело? Как бы не пришлось с ним еще и делиться! Пошли! Идем отсюда. Да поскорее!

Его приятель, видно, с ним согласился, и они удалились.

А я смог продолжить свои размышления о тех самых целях.

- Если человек замышляет что-то совсем невыполнимое, тогда какая же это цель? Это обыкновенная мечта. Не так ли? И тем не менее, даже тогда обязательно будет некий результат. Результат, пожалуй, будет даже тогда, когда вообще никакой цели не ставилось.

- Неужели и сама жизнь является подобным результатом?..

- Черт побери! Откуда взялась эта сварливая баба?! Только ее здесь еще не хватало! Она всегда доставляла мне столько хлопот! Не успел умереть, а она опять тут как тут! И видать, меня уже заприметила. И тут же в крик:

- Эй, люди! Там какой-то человек лежит? Не умер ли уже? Помогите, спасите человека!

Призывно крича, женщина подошла еще ближе ко мне, и очевидно убедилась, что я и впрямь умер.

- О, боже! Как это все могло случиться? – пронзительно вскрикнула она и тут же рухнула на землю.

Что с ней случилось, не знаю. Только вот теперь в том овраге, отчетливо выделяясь, лежало уже не одно, в два тела.

Однако поскольку я уже умер и мне уже было не до той женщины, и не до того, что там с ней произошло, я продолжил размышлять о том, о чем думал раньше:

- Так, жизнь – это цель или результат? Действительно, вопрос интересный...

- Ведь получается, что «родиться» или «родить» – это результат конкретной цели, а «смерть» – это результат того, что не было задумано, намечено, не было целенаправленным действием.

- Нет! Это не так! Жизнь – это, конечно, результат поставленной цели. Но не результат обязательного достижения своей цели. Просто какой-то результат. И всё! Так мне думается. Хотя здесь есть, еще над чем поразмыслить.

- Как это так? По-твоему, получается, что живешь себе, живешь и просто достигаешь какого-нибудь результата?

- Именно так и есть. Возьми хотя бы меня. Я ведь едва не достиг результата...

Однако я вдруг осознал, что мне не следует сейчас размышлять о жизни, тем более о каких-то ее результатах. Мне показалось это слишком унылым и довольно никчемным занятием. Ведь я же все-таки умер...

«Коли я сожалею о случившемся и желаю попросить прощения, – сказал я себе, – тогда давай и подумаю хотя бы об этом. Может, и не следовало бы об этом думать, но все равно подумаю. Хотя я и лежу тут уже мертвым, почему бы мне от души, по-людски не помыслить о чем-то приятном?»

И тут же мне подумалось: «Узнай моя мама о том, что я тут лежу мертвым, она бы страшно опечалилась. Но ведь она сама давным-давно умерла, и может, совсем наоборот, обрадовалась бы нашей встрече, – возразил я сам себе. – Вот скоро попаду в загробный мир и там обязательно с матушкой встречусь».

Но тут я вдруг почувствовал себя как-то странно, будто ком застрял в горле. И хотя я вроде бы думал о встрече с мамой, однако меня еще долго терзали странные мысли, которые я бы назвал чувствами не стихающей душевной боли. Мне не давало покоя то, что я умер, не известив об этом маму. Больше всего я жалел именно об этом. Странно! Как будто бы я должен был сообщить даже умершему человеку, что умираю...

Заметив, что сам даже без слез плачу, я ощутил чувство стыда.

- Прости меня, мама, – произнес я шепотом. И тогда мне как будто немного полегчало. Но вовсе не от того, что я сказал это. Вдруг, неизвестно почему, вместо мамы, которую я лицезрел как живую, мне привиделось лицо старушки, которая безмерно радовалась, целуя меня в лоб. Именно это подействовало на меня так умиротворяюще. Несколько дней назад я помог этой старушке, донес до ее дома тяжелую ношу. Тогда, поцеловав меня в лоб, она сказала: «Благодарю тебя, сынок! Да будут множиться твои благодеяния! Дай Бог тебе дожить до моих лет! Какой же ты замечательный парень! Именно такими и были всегда монголы!»

Хотя старушка и выглядела уставшей и немощной, в ее лице были видны благодать и умиротворение. Ее светлый образ навсегда запечатлелся в моей душе. Даже умерев, все равно я ее не забыл...

Когда уже совсем стемнело, мне на ум пришла еще одна мысль, долго не дававшая мне покоя. Это мысль об одной девушке. Да, хотя я и умер, я думал о ней. Выходит, что обязан был думать.

Первым делом я сказал ей: «Прости меня!» Конечно, не за то, что умер, не предупредив ее. Как раз для меня было намного лучше умереть, ничего ей не сказав и не сообщив. Я попросил у нее прощения за свою бестактность. И после этого у меня как от сердца отлегло. «Вот это ты правильно сделал», – похвалил я себя.

В этом мире живут разные люди. Но таких, как она, немного. Конечно, среди известных мне людей. Если и есть среди нас редкие люди, то это, безусловно, она! Все дело не в различии, как мы привыкли говорить, цвета кожи человека, не в том, какой он: черный, желтый или белый, а в том, является ли этот человек Человеком. Вот и все различие. Правда, почему-то настоящих людей мало. И вообще человек, который является Человеком с большой буквы, – большая редкость. Именно о таком человеке я сейчас и говорю..

Какая же обворожительная улыбка у этой девушки! Человек, который повстречается с человеком с такой же, как у нее, искренней улыбкой, который сердцем ощутит красоту радостного, как у нее, лица, безусловно почувствует манерность других людей, неискренность их смеха и радости. Девушка, о которой я говорю, излучает свет; а как она искренне смеется! Человек, увидевший ее лицо, невольно задорно зашагает по жизни. Как же это замечательно!

Человеку научиться смеяться, пожалуй, невозможно. Наигранный хохот некоторых людей отвратителен. Хотя другим он вроде даже нравится...

Жить во лжи... Быть неискренним... Это отвратительно! Не то слово... Что значит не уметь даже смеяться или смеяться деланным смехом? Ты только вдумайся в это!

Говорят, что человек изучает человека. Так из чего же состоят человеческая душа, его вера, уважение, радость, одобрение, грусть, сожаление? Есть ли на свете человек, который поведал бы о каждом из этих понятий, раскладывая их, как игральные кости, на своей ладони?

Поскольку люди всё понимают и рассказывают по-своему, найдется ли в этом мире такой человек, который сможет не просто донести до людей все им понятое, но донести так, чтобы все люди восприняли и уразумели все это одинаково?

Ведь это «по-своему» зачастую означает «ущербность». А из-за нее переданная нам информация искажается и превращается в бессмыслицу. Вот о чем я думаю! Конечно же, такого расхождения в восприятии не будет, если людям демонстрировать вещи, подобные сахару или соли, то есть последовательно показывать их, давать попробовать на вкус, почувствовать их сладость и горечь. Противоречие, если хотите, – это образ нашей жизни, ее бытие! Поэтому-то в ней столько непонятного! И возможно, поэтому жизнь представляется нам бессмысленной. А жаль, очень жаль...

Ну да ладно! В конце концов, ведь я же умер, и нечего мне рассуждать об этом. А вот той самой девушке я еще раз скажу: «Простите!» Я прошу прощения у вас за то, что вы понимали меня, а я сам себя не понимал. Знайте, что вы никогда больше со мной не встретитесь! Как говорится, если человек бестолковый, то это навсегда. И за это тоже я прошу у вас прощения!

...Уже давно наступило утро. Глядь, а той крикливой женщины рядом не оказалось. Должно быть, поднялась с земли и ушла. Поодаль рыжий щенок как ни в чем не бывало дружелюбно возился с длинноносым черным псом, который вчера первым подбежал ко мне умершему и обнюхал. А вот монгольский сторожевой пес банхар куда-то подевался. Да и вообще ничего и никого другого вокруг не было.

Солнце не успело взойти, как принялось нестерпимо печь. Сегодня быть хорошему дню. К сожалению, я, бедолага, уже умер...

О том, что я умер, люди, пожалуй, уже узнали. Как-никак, уже день и ночь прошли. Однако никто сюда не пришел. Вот такие дела! А может, им вообще безразлична моя судьба?! Ведь даже та сварливая женщина никого сюда не позвала. Уж она-то могла, наверное, меня признать... Бедняжка! Упала, потеряв сознание, а когда пришла в себя, поди, забыла даже посмотреть в мою сторону... А ведь и правда, я ни к кому в этой жизни не имел отношения, ни в чем особом не участвовал. Шел по своей колее, старался «никому не причинять вреда». Как говорится, жил, как сверчок, знавший свой шесток... Кому такой человек может быть интересен?! У кого, скажите мне, о нем будут расспрашивать, разузнавать?! Даже с его домочадцами никто не будет связываться. Ведь, по сути дела, здесь лежу умершим не только я один, здесь скончалась целая семья... Если бы умер большой начальник, это совсем другое дело. Сразу бы шум поднялся! Я же – не то что большой, даже и не маленький начальник. Можно прямо сказать, вообще ничто! Я – один из тех, кого чиновники именуют «быдлом». Да к тому же сегодня не моя смена, и поэтому пройдет много времени, когда обо мне вспомнят. Да и в эту глушь вряд ли кто-нибудь скоро заглянет...

Вот такие, брат, дела... Да, действительно, никто не пришел. Но ведь со мною вместе эта Земля, этот Мир. Меня не оставили и, пожалуй, не оставят Солнце и Луна. И эта Вселенная; она как была, так и осталась. А значит, все, что вертелось, текло, будет продолжать вертеться и течь. И это, пожалуй, радует меня...

1. Так монголы говорят о месте, где человеку суждено умереть. (Прим. пер.)