Текст: Екатерина Коновалова
В издательстве «Азбука» (впервые на русском языке!) выходит второй роман Уильяма Фолкнера «Комары» (Mosquitoes, 1927). Будущий нобелевский лауреат (премия присуждена в 1949 году «за значительный и с художественной точки зрения уникальный вклад в развитие современного американского романа») в этом произведении еще только вырабатывает свой неповторимый стиль, демонстрируя острый взгляд на человеческую природу и задавая темы, которые позже станут в его творчестве ключевыми: противоречивая роль художника в обществе, напряжение между социальными нормами и личными переживаниями, пустота светских ритуалов, одиночество, а также унылая предсказуемость повседневности.
Действие разворачивается на борту яхты «Навсикая»: богатая вдова, восторженная покровительница изящных искусств, приглашает компанию новоорлеанской богемы провести несколько дней на воде — в беседах об искусстве и утонченном досуге. На борту собираются самые разные персонажи: склонный к розыгрышам известный писатель, циничный и грустный критик, скульптор‑нелюдим, экзальтированная художница, безнадежно холостой ценитель прекрасного, девочка‑эмансипе, ее мастеровитый брат, бутлегер, его муза и еще несколько фигур, довершающих этот пестрый паноптикум. Однако идиллические планы быстро рушатся: мужчины налегают на виски, невинный флирт перерастает в безответную страсть, кто‑то исчезает средь бела дня, кто‑то сажает яхту на мель, а остальные от скуки превращают возвышенный досуг в настоящий балаган. И лишь местные комары, обитатели прибрежных болот, остаются по‑настоящему довольны, вдоволь насыщаясь кровью новоорлеанской элиты.
«Комары» во многом выросли из личного опыта Фолкнера. В пору написания этого романа он жил в Новом Орлеане и близко наблюдал за жизнью местной артистической среды. Под вымышленными именами Фолкнер изобразил здесь ряд своих знакомых: писателя Шервуда Андерсона (Фэрчайлд), поэта С. Л. Гилмора (Марк Фрост), художника Уильяма Спрэтлинга (Гордон), издателя Джулиуса Френда (Джулиус Кауфман).
Хотя «Комары» заметно отличаются от более поздних, экспериментальных романов Фолкнера — здесь еще нет сложной техники потока сознания, — зато уже проступают мастерское умение выстроить многоголосый диалог и ироническая дистанция по отношению к героям.
Стоит отметить, что выход «Комаров» вписывается в череду громких литературных новинок осени 2025 года. Совсем недавно читатели получили возможность познакомиться с «Крысихой» Гюнтера Грасса — провокационным произведением нобелевского лауреата, исследующим темы памяти и вины, а также с «Черным снегом» Пола Линча.
Предлагаем читателям портала ГодЛитературы.РФ ознакомиться с фрагментом романа «Комары».
Комары : роман / Уильям Фолкнер ; пер. с англ. А. Грызуновой. — СПб. : Азбука, 2026. — 448 с. — (Большой роман)
ДЕНЬ ПЕРВЫЙ.
[...]
ЧЕТЫРЕ ЧАСА ДНЯ
Они сидели за бриджем на палубе, тасовали, сдавали, изредка роняли односложные слова. «Навсикая» степенно качалась, двигаясь вперед сквозь голубой дремотный день. Далеко-далеко на горизонте — ленивый мазок парома на Мандевилл.
На отшибе игры миссис Морье временами неопределенно вперяла взор в пространство. Снизу доносились неразборчивые звуки, временами разрастались и стихали, и мистер Талльяферро ерзал. Звуки временами смолкали, затем вздымались опять. «Навсикая» степенно двигалась вперед.
Они разыграли свои карты, раздали, снова перетасовали. Мистер Талльяферро мыслью витал в облаках. То и дело он отвлекался, а очнувшись, ловил холодный, задумчивый взгляд миссис Морье и вновь склонялся над картами... Неразборчивые звуки снова разрослись. Мистер Талльяферро козырем побил королеву партнерши, и вверх по трапу на палубу изверглись джентльмены в купальных костюмах.
Строем направляясь к корме и громко переговариваясь — что-то там насчет пари, — на игроков они и не посмотрели. Остановились у поручня, на который поблизости облокачивался стюард, на минуту сбились в кучу, а затем майор Эйерс, отделившись от нее, резво и неуклюже сиганул за борт.
— Ура! — взревел Фэрчайлд. — Он выиграл!
Миссис Морье подняла глаза, когда они проходили мимо, окликнула их, понаблюдала, как они стоят у поручня, и на прыжок майора Эйерса посмотрела, жестоко сомневаясь в собственном зрении. После чего завопила.
Стюард содрал с себя китель, сорвал с крюка и швырнул за борт спасательный круг и прыгнул следом, подальше от яхты и от винта.
— Уже двое! — радостно взвыл Фэрчайлд. — Заберем вас на обратном пути, — прокричал он, сложив ладони рупором.
Майор Эйерс вынырнул в кильватере яхты, энергично работая руками. «Навсикая» продемонстрировала поворотливость, зазвенел телеграф. Майор Эйерс и стюард доплыли до спасательного круга одновременно; не успела яхта совершенно сбиться с курса, рулевой и палубный матрос опустили на воду шлюпку и вскоре в бешенстве заволакивали туда майора Эйерса.
«Навсикая» легла в дрейф. Миссис Морье сопроводили в каюту, где ее вскоре навестил разгневанный капитан. Между тем и остальные джентльмены попрыгали за борт и принялись заманивать туда же дам, так что все собрание отправилось вниз и облачилось в купальные костюмы.
У Дженни купальника не было: готовясь к вояжу, она приобрела только губную помаду и гребень. Племянница одолжила ей свой, и в этом костюме, который сидел чуточку слишком хорошо, Дженни, держась за борт шлюпки и цепляясь за Питову руку, лежала на воде, выставив наружу сухой воздушный шарик бело-розового лица, а Пит сидел в шлюпке, полностью одетый, вплоть до шляпы, и смотрел зверем.
У мистера Талльяферро купальный костюм был красный, отчего он выглядел до нелепости усохшим, точно недавно вырванный зуб. Вдобавок он надел красную резиновую шапочку и ногами вперед опасливо сполз в воду с кормы шлюпки, где болтался теперь подле безмятежной Дженни, пытаясь под грозовым взором Пита завязать с ней светскую беседу. Призрачный поэт в отглаженной сарже — плавать он не умел — опять вытянулся во весь рост на четырех палубных стульях, нависая над купальщиками бледным цепким лицом.
Фэрчайлд как никогда смахивал на моржа — обманчиво степенного моржа средних лет, внезапно фонтанирующего демоническим ребячеством. Тяжеловесно игривый, он нырял, плескался и при поддержке майора Эйерса бесил дам, щипая их под водой и брызгаясь; между делом он обильно намочил Пита, который сидел и тихо кипел, пока Дженни цеплялась за его руку и пищала, стараясь сберечь макияж. Семит греб туда-сюда с весьма нелепой сосредоточенностью всех водоплавающих толстяков. Гордон сидел на поручне и смотрел. В конце концов Фэрчайлд и майор Эйерс успешно загнали дам обратно в шлюпку и теперь барахтались в воде, тявкая с бестактной собачьей игривостью, а Пит, твердя: «Осторожнее черт бы вас да осторожнее господи боже смотрите что делаете осторожнее», — бил их по пальцам упавшей и насквозь промокшей туфлей.
Над этим асимметричным весельем на крыше рубки появилась и застыла племянница, для купальщиков незримая. Заметили они только белую стрелу, прочертившую дугу в небе. Вода лениво поглотила ее, и пока они смотрели на неторопливую зеленую воронку там, куда во шла стрела, за спиной Фэрчайлда что-то забурлило, и едва он открыл рот, его вытаращенное удивление ушло под воду. Вместо него явилась племянница — на миг замерла, стоя на чем-то под водой, а потом нырнула в сторону пока еще созерцательного изумления майора Эйерса.
Дамы в восторге заорали. Майор Эйерс тоже исчез, а племянница снова нырнула. Тут же, кашляя и ловя ртом воздух, всплыл Фэрчайлд и проворно забрался в шлюпку, где уже сидел, явив замечательное присутствие духа, мистер Талльяферро, без зазрения совести бросивший Дженни одну в воде.
— С меня довольно, — сказал Фэрчайлд, когда к нему вернулся дар речи. Майор Эйерс, однако, принял вызов. Племянница поджидала его, держась в воде стоя.
— Топи его, Пэт! — завопили дамы.
Не успел он до нее добраться, ее темная мокрая голова исчезла, и некоторое время майор Эйерс в деятельном покорстве судьбе нырял туда и сюда. Затем снова исчез, и племянница, одетая в комплект Джошева нижнего белья — трикотажную кофту без рукавов и короткие узкие штаны, — вознеслась из воды, стоя у майора на плечах. Затем поставила ногу ему на макушку и пнула поглубже. После чего опять нырнула, вынырнула и застыла в воде стоя.
В конце концов майор Эйерс всплыл — и уже в направлении шлюпки. С него тоже было довольно; джентльмены затащили его на борт и вместе с ним, капая водой на палубу, под насмешки дам удалились вниз. Дамы взобрались на яхту сами. Пит, стоя в шлюпке, пытался вытащить из воды Дженни. Она дорогой конфетной куклой висела у него на руках, временами непредсказуемо задирая прелестную ножку, а мистер Талльяферро, стоя в шлюпке на коленях, цапал ее за плечи.
— Шевелись, шевелись, — шипел ей Пит.
Подплыла племянница, подсадила Дженни, пихнув под обворожительные ляжки, и наконец та свалилась в шлюпку мягкой белокурой грудой — чарующая неуклюжесть. Племянница придерживала шлюпку, пока все взбирались на яхту, а затем ловко выскользнула из воды, вся гладкая и мокрая, как тюлень; а откинув короткие ежистые волосы с лица, увидела две ладони, и голос Гордона сказал:
— Давайте руки.
Она обхватила его крепкие запястья и почувствовала, что летит. Заходящее солнце било горизонтально ему в бороду, во все его высокое гибкое тело, и, истекая водой на палубу, племянница стояла и смотрела на него с восхищением.
— Господи, вы мощный, — сказала она. Снова коснулась его предплечий, а потом кулаком стукнула в крепкую высокую грудь. — А можно еще?
— Еще раз вас поднять? — спросил он.
Но она уже стояла в шлюпке и тянула руки, а закат обливал ее жидким золотом. И снова это ощущение полета, пространства и движения, и его крепкие руки; и на миг она застыла в воздухе, летя, ладонь в ладони и рука к руке, высоко над палубой, и вода, капая с нее, обращалась в золото. В его глазах горел закат — красота, которой ему не увидеть; и ее упругое простое тело, почти безгрудое, с летучими мальчишескими бедрами, было как экстаз в золотом мраморе, а в лице ее — пылкий экстаз ребенка.
В конце концов ее ноги опять коснулись палубы, и она ушла. Кинулась к трапу и нырнула во тьму сполохом — последние лучи солнца весело скользнули по ней и мимо. Потом она исчезла, а Гордон стоял, глядя на влажные, простые отпечатки ее босых ступней.
ШЕСТЬ ЧАСОВ ВЕЧЕРА
Они открыли берег, примерно когда майор Эйерс выиграл пари, и пока остатки дня утекали из мира прочь, «Навсикая» средним ходом не торопясь втиснулась в устье вялой реки, пронзая вечные лиловые сумерки меж суровых бородатых кипарисов, застывших, точно отлитые в бронзе. В этом высоком нефе, если прислушаться, различишь медленный реквием, распевные молитвы темного сердца мира, что отходит ко сну. Мир уплощался, высокие бородатые кипарисы с бездушной неумолимостью языческих богов смыкали ряды над речным плеском, с бездушной невозмутимостью взирая на чужачку из красного дерева и латуни. Вода была как масло, и «Навсикая», не чуя собственного движения, шла вперед по коридору без пола и потолка.
Мистер Талльяферро стоял у кормового поручня подле Дженни и ее угрюмой непростоволосой дуэньи. Белая, волнующая безмятежность Дженни цвела в сумерках тяжелым цветком, всепроникающая и изобильная, благоухала гуще и ленивей лилий. Позади Дженни маячил Пит: последний свет мира сосредоточился в непреклонном глянце его шляпы, отчего вокруг еще гуще стемнело; и в усталой страсти августа и сумерек сухой, прерывистый голос мистера Талльяферро звучал все тише, тише и наконец вовсе умолк; ощутив укол застарелой, затерявшейся печали, он, переполошившись, внезапно хлопнул себя по руке, между тем отмечая про себя, что Пит тоже ерзает, а растревоженная Дженни словно всем телом трется об одежду изнутри. И затем, как по сигналу, они налетели, незримые, со страшной буколической решимостью и, в отличие от своих городских собратьев, не издавая ни звука.
Дженни, Пит и мистер Талльяферро ретировались с палубы. На трапе к ним поспешно присоединился призрачный поэт, платком обмахивая лицо, и шею, и макушку нечесаной облачной головы. В этот миг откуда-то в изумленной мольбе вознесся голос миссис Морье, и тотчас «Навсикая» развернулась, ощупью отыскала выход и устремилась в открытые воды. Уже отнюдь не средним ходом.