Свободный — и точка

Текст: "РГ-Неделя"

Фото: Юрий Гаврилов

Партийно-номенклатурный дом, где жили дедушка с бабушкой Ильи, находился в самом центре Свердловска, в Банковском переулке. Книжные стеллажи занимали всё пространство комнаты, в них стоял полный каталог издательства Academia, дореволюционные фолианты по древнекитайской философии, Брокгауз и Ефрон, прижизненные издания Хлебникова, БСЭ, коллекция переводной литературы, состоявшая из Воннегута, Лема и Шекли...

Илья сутками не вылезал из кабинета деда. Казалось, что его отцом был Курт Воннегут, а матерью - Франсуаза Саган. Он учил наизусть целые поэмы и мог прочитать вслух фрагменты из "Истории государства Российского" графа Толстого. Так же рьяно Илья увлекался переводами: брал двуязычную книгу сонетов Шекспира и переводил английский вариант стихотворения на русский язык, а потом - наоборот.

* * *

Осенью 84-го у Ильи началась "болдинская осень". Он написал про "город женщин, ищущих старость", "Рвать ткань", "Наша семья", "Всего лишь быть", "Эта музыка будет вечной"...Пиком стала "Скованные одной цепью", где было "сказано все, что накипело".

"Холодной зимой 84-го Илья часто сидел по ночам в подъезде, - вспоминает Леонид Порохня. - Одетый в пижаму, он писал на кусочках бумаги тексты. Я прочитал два и с полной уверенностью сказал: "Илья, тебя посадят!" Тексты назывались "Скованные одной цепью" и "Метод Станиславского". Оба перешли к "Наутилусу", один стал песней, второй, увы, потерялся..."

* * *

"Ален Делон" впервые прозвучал на квартире у Пифы в разгар дружеской попойки. Бутусов достал из чехла гитару и задумчиво сообщил: "Илья, ты мне когда-то стишок подбросил, я написал на него песню". И, откашлявшись, эмоционально спел про французского киноактера, который "пьет двойной бурбон". В комнате стало тихо, а Кормильцев явно воодушевился от услышанного. Оглядевшись и увидев прислоненный к стене деревянный манекен по имени Федор, Илья зажмурился от счастья и резким движением сбросил его с балкона.

А в черновиках был альтернативный вариант текста. В другой версии героем песни выступал Омар Шариф, сыгравший бандита в вестерне "Золото Маккены":

Омар Шариф, Омар Шариф -

не пьет аперитив.

Омар Шариф, Омар Шариф -

не смотрит на разлив.

Омар Шариф -

говорит по-арабски.

* * *

В Уфе прессинговали Юрия Шевчука, закончившего работу над альбомом "Периферия": его уволили с работы, вызвали в обком комсомола, обком партии, предупредив: "Еще одна запись - и решетка!" Шевчука надо было спасать. И чем быстрее, тем лучше.

Чувствуя беду, Илья предложил опальному рок-барду приехать в Свердловск и переждать турбулентные времена. Уговаривать долго не пришлось. Шевчук уехал из Уфы сразу на следующий день.

Утро 18 июля выдалось поэтическим. В пять часов в воздухе пахло дождем, и над вокзалом высилась радуга. Кормильцев сидел в белых брюках на влажной после ливня скамье и держал в руках "Советский спорт" - таков был условный сигнал. Поскольку больше людей на перроне не было, Шевчук, выйдя из поезда, уверенным шагом направился в сторону поэта. Тот доставил Юрия на конспиративную квартиру, а вечером познакомил с музыкантами "Урфин Джюса".

Вскоре лидер "ДДТ", находившийся в зените подпольной славы, уже выступал в общежитии архитектурного института.

* * *

"Я предложил Илье участвовать в конкурсе переводчиков "Современная зарубежная художественная литература", - вспоминает ответсек "Иностранки" Алексей Михеев. - Я убедил его подать заявку, Илья остановился на прозе идеолога группы Bad Seeds Ника Кейва "И узре ослица Ангела Божия...»

Но не очень внимательный к бытовым мелочам, он слишком долго собирал документы для конкурса, сорвал все сроки и опоздал с заявкой. Всем казалось, что наступила ситуация из серии "гипс снимают, клиент уезжает". Но в дело вмешались потусторонние силы, добрые ангелы и жена Алеся.

"Когда Илья все собрал, в стране наступил праздник и все оказалось закрыто, - смеется Алеся. - На следующий день мы пошли на почту, я по старой привычке подошла к сотруднице с шоколадкой в руках и сказала: "Пожалуйста, поставьте нам штампик задним числом!" И дарю шоколадку.

...Когда объявили победителей, оказалось, что все они из Москвы или Питера. Кормильцев стал единственным переводчиком из Екатеринбурга, и для человека такого масштаба это был момент международного признания".

Живая вода

да ты можешь быть скучной

ты можешь быть злой,

но когда твой номер молчит,

я беседую мысленно только с тобой,

и никто нас не разъединит

если я не один - разве это беда?

если нужно - она подождет,

я же слышу, как страшно

трещит под тобой

ненадежный октябрьский лед.

есть одна любовь -

та, что здесь и сейчас

есть другая - та, что всегда

есть вода, ее пьют, чтобы жить,

и есть живая вода.

да он смел как бог

я бы сам так не смог -

целый день ходить как в кино

не твоя вина, что ты хочешь вина

и что он имеет вино

но когда твои губы сухи поутру,

чем ты смоешь с них пепел побед?

и когда все дороги

замкнутся в кольцо,

как ты выйдешь

на правильный след?

есть одна любовь -

та, что здесь и сейчас,

есть другая - та, что всегда,

есть вода, ее пьют, чтобы жить,

и есть живая вода.

Большое сердце

ты не умеешь ходить по воде,

ты не умеешь творить чудеса

когда тебе больно - ты плачешь,

когда тебе стыдно -

опускаешь глаза,

но в твоих пальцах

мое одиночество,

сгорая, обращается в дым

и все, что ты можешь,

и все, что ты знаешь,

это делать мое сердце большим,

ты ничего не просишь взамен,

да и что я могу тебе дать,

ты утверждаешь, что вещи

нужны лишь тем,

кто не умеет терять.

когда я считал себя здоровым

и сильным

ты знала, что я был больным,

ты вошла в мою грудь и

сломала все ребра,

чтобы сделать сердце большим.

Автор

не стоит стольких мук утеха

благословенной красоты

душа стремится к автору успеха,

в котором утопаешь утопаешь ты.

вдыхаешь грудью воздух душный

отдай отчаянному равнодушью

неразделенность.

мираж сомнений, ожиданий

остался как приют невежд

витраж из сотканных желаний,

разбитый автором надежд.

Илья Кормильцев

Прямая речь:

Вячеслав Бутусов

Наблюдать за тем, как он пишет и думает, - вот что было самым интересным в работе с Кормильцевым. Он словно уходил в иное измерение, был так захвачен этим процессом, что общаться с ним становилось совершенно бесполезно, он бы тебя не услышал. А потом был творческий обмен. Илья приносил папки с текстами, ну такие, как в бухгалтериях, с завязывающимися шнурками, и при этом внимательно наблюдал за твоей первой реакцией, чтоб видеть, что в тебе откликается, а что нет. И всегда настороженно воспринимал все изменения и поправки.

В этой папке бывали и длинные баллады по 20 куплетов - ранний Кормильцев писал, не зажимая себя рамками формата. Я не знал тогда, что делать с его эпосами, и просто откладывал их в сторону, а сейчас этот неизвестный публике Кормильцев мой любимый.