Интервью: Наталия Небаева
Фото: издательская группа «Азбука-Аттикус»
В минувшие выходные Мария Семёнова представляла московским читателям второй роман из ее нового цикла «Братья». В «Царском витязе» продолжается история порядком изменившегося Сквары, повзрослевшего Светела, разворачиваются судьбы их товарищей.Мария Васильевна рассказала читателям о новом романе, о процессе работы и о том, как и из чего создается фантастический роман и много ли в нем на поверку фантастики. С ней поговорил корреспондент «Года Литературы».
Вот вы закончили «Волкодава», прошло сколько-то лет… и вы решили вернуться к тому же миру. Почему?
Мария Семёнова: Вообще роман о временах мировой катастрофы был мной задуман очень давно, еще в юности, и тогда же отложен. В нем нужно было много писать о музыке, смехе, театре, а у меня еще не отболело после музыкальной школы и часов за фортепиано. Я люблю классическую музыку, но тогда мне нужно было от нее отдохнуть. Так сюжет лежал и ждал своего часа.
Второй зацепкой послужил роман «Там, где лес не растет» и эпизод, всплывший из генетической памяти симурана, момент мировой катастрофы. Мне все казалось, что я что-то недосказала, какую-то судьбу недоразвернула, и вот попалась на глаза и развернулась судьба этого спасенного симуранами мальчика, и я решила написать про нее.
Да, мир хоть и тот же, а вот эпоха совсем другая. Для современников Волкодава это период доисторический, много веков назад, может быть, даже, тысячелетий, от этих дней сохранились только смутные легенды, никто уже не помнит, что была какая-то Андархайна, какие-то ее цари…
А какая-то хронология, хотя бы порядок? Века, тысячелетия, десятки тысяч лет?
Мария Семёнова: Про десятки не скажу, но думаю, не меньше тысячи.
Но предки веннов в тексте ведь появляются? Население Конового Вена - это и есть они?
Мария Семёнова: Да, предки веннов в тексте еще появятся, и даже объяснение будет. В финале, после большой битвы наших с ненашими и победы, герои решат жить вместе, народом братьев, и один задаст вопрос: а как по-вашему будет «братья»? Ему ответят - «венны». Так и назовутся народом веннов.
Но, кстати говоря, сам Коновой Вен к названию народа отношения не имеет. Это название попросту означает высокий берег реки.
Вы говорите «в финале» - а когда он выйдет, тот финал? И книга, которая выходит в июне - которая это часть всей истории?
Мария Семёнова: Честно говоря, от всей истории это примерно половина. Сначала книга вообще задумывалась как история младшего брата, Светела, а второй брат изначально возник как вспомогательный персонаж, причина для младшего вообще слезть с печи и куда-то отправиться… а потом у него появился характер, появилась история, он превратился в одного из центральных персонажей, и в итоге первая из уже опубликованных книг посвящена ему почти полностью.
Вопрос, который вам, наверное, уже задавали: вот два брата, один воин, второй целитель, песня о боге грозы и боге огня… параллели напрашиваются сами собой. Это и есть те братья, которых потом в «Волкодаве» будут знать как богов и одного из которых Волкодав с товарищами похоронят?
Мария Семёнова: Ни разу нет. Светел и Сквара с Братьями никак не связаны, боги-братья - это совершенно самостоятельная история, и ее я писать не хочу, потому что история эта кончается плохо - один погиб, второго замучили…
Я и как читатель не стала бы читать пятьсот страниц про героя, которого на пятьсот первой странице грохнут, и сама так со своими читателями поступать не стану.
У вас вообще обычно просматриваются прототипы народов - венны и сольвенны от славян, арранты от греков, сегваны от норманнов… а с андархами непонятно. Можно усмотреть и римские или византийские черты, и восточные. У них был какой-то конкретный прототип или они придуманы «из головы» или еще как-то?
Мария Семёнова: Скорее уж собраны из черт разных народов. Имена вот, например, кельтские, тот же Аодх - существующее и даже сейчас вполне употребимое имя; от кельтов же взята светлая масть и огненные глаза. На обложке нового тома, который только пойдет в печать, царевич нарисован именно с такими, прямо полыхающими.
Потом сюда же - некоторые черты Саудовской Аравии, идея народа как семьи, устройство самой царской семьи и порядка наследования. Вообще хотелось уйти от придворного паучатника, хотелось создать царский двор действительно скорее как семью.
От Рима совсем немного, по большей части это происхождение и завоевательные амбиции. Андархи ведь исходно далеко не такой благородный народ, как они о себе сами полагают. Ветер кое-что из этого пытается Скваре разъяснить, и в следующих книгах тоже будет о той истории андархов, которую они сами о себе предпочитают не помнить.
Плюс сюда же - Османская империя, котел вообще во многом срисован с янычар. Об этом мало кто помнит, но их ведь османы набирали из детей на покоренных землях, и кто-то был против, а кто-то жалобы писал, мол, почему у нас не берут. Янычары вообще были способом подняться с дна достаточно высоко, как, собственно, и мораничи в романе. Для тех же незаконнорожденных, вроде Ветра - вообще один из самых доступных способов добиться власти и достигнуть своих целей.
Но в цикле о Волкодаве мораничи уже полностью превратились в такую страшненькую секту, в группу убийц-фанатиков… как это вообще произошло и будет ли в «Братьях» что-то об этом рассказано?
Мария Семёнова: Будет. Начать надо с того, что изначально культ Мораны - нормальный культ богини жизни и смерти, Морана - властная и грозная мать, несколько более грозная, чем милостивая, но в целом такое, скорее благое божество. Страшный культ возникает, когда изначальная вера лишается чувства юмора, перестает над собой смеяться. И Морана тогда становится богиней смерти в чистом виде, потому что
смех утверждает жизнь, а когда смех изгоняют - остается только смерть.
Расскажите про песни в «Братьях». Мне мелодии современных песен там померещились или они действительно есть?
Мария Семёнова: Действительно есть. Я себе позволила немножко похулиганить как автор, и там действительно у многих песен вполне современные «исходники». «А молодого воеводу несет дружина на щитах» - в общем, очевидно...
А еще - "Belle", «Выйду ночью в поле с конем»…
Мария Семёнова: И они тоже. Еще есть песня довольно старая, «Марракеш», есть в конце второй книги «Издалека гуси-лебеди летят», есть «Ничто на земле не проходит бесследно», «Лихо в Торожихе» - «Во деревне то было в Ольховке», только у нас песня грустная, а в тексте веселая версия, вот тут я решилась прямо в книгу перенести рассуждения про то, как текст песни меняется. Тексты, написанные просто на мелодии, без слов, тоже есть, и тоже на вполне современные. «Гусли, звените» - на тему из бибисишного «Шерлока», на открывающую. Одна из песен Сквары - на тему самого Шерлока оттуда же.
Кстати, а как вы относитесь к песням на ваши стихи? К тому, что сочиняют аккорды, поют?
Мария Семёнова: Глубоко положительно. Вообще это такая очень большая доля признания, в которую мне до сих пор поверить трудно, с трудом привыкаю, что меня принимают настолько всерьез. Мне тут рассказали как-то, что «Налейте наемникам полные чаши» поют в «Альфе». Вот это очень дорогого стоит.
Чего не приемлю - так это переделки текста под нужды исполнителя. Поешь - пой, но не переделывай.
Фото: Сергей Новиков
А к творчеству по мотивам? К песням, к стихам?
Мария Семёнова: Вообще - хорошо. Главное, чтобы в этих текстах был смысл и не было халтуры.
Автор вообще не должен халтурить, вне зависимости от того, по мотивам чего-то он пишет или самостоятельно. Должен разбираться в том, что он делает. Да, и автор фэнтези тоже. Если пишешь, что герой машет мечом - попробуй им сам хотя бы немного помахать. Если лапти плетет - умей хотя бы кочедыки заложить. В крайнем случае посоветуйся с тем, кто знает и умеет. Мне с текстом помогали самые разные люди - собачники, каюры, психологи, доктора, спецназовцы, люди со сложными биографиями, советовались друг с другом, иногда совершенно противоположные мнения приносили, спорили, вот два знакомых медика передавали один мой вопрос друг другу по цепочке от Крыма до Камчатки. Когда мне нужно было, чтобы в тексте главный герой сделал гусли - пришлось садиться и делать. В итоге когда я художнику для обложки нового тома пересылала материалы, как вообще должны гусли выглядеть, как они устроены и вот это все, приложила и свою фотографию с самодельными гуслями на всякий случай. Художник выбрал положение рук рисовать с нее, руки, конечно, нарисовал мужские, а вот криво вставшие шпенечки на обложке так и остались, и получилось правильно. Все-таки первые у парня гусли, должно быть в них что-то небезупречно.
Я вообще сторонник того, чтобы автор хорошо разбирался в том, о чем пишет, чтобы в тексте все было достоверно,
если герой помирает от раны - он должен помирать в медицински выверенных корчах, с научно обоснованными стонами и достоверно посинев. И выздоравливать соответственно, а не по одному взмаху волшебной палочки. Право автора фэнтези вообще не в том, чтобы нагородить три огорода просто потому, что ему так захотелось. Право автора фэнтези - менять мир, местность и геополитику так, чтобы они соответствовали его сюжету и замыслу. Право автора фэнтези - дать кугиклы, женский инструмент, парню и позволить ему развить эти кугиклы до многоствольной флейты. А если бы это был исторический роман - то и этого права бы не было, нужно было бы писать, как есть.
Про язык вы тоже говорите, что ничего не придумывали, причем прямо в самой книге…
Мария Семёнова: Не придумывала. Искала, подбирала, иногда заимствовала у соседей - вот появляется у меня в тексте, скажем, волынка, - но не могу я назвать ее волынкой, слово не подходит, не встает. Назвалось в итоге шуварой, от марийского шувара. Вообще первая книга стала для меня в своем роде исследованием языковых вопросов. Написала я, скажем, что сани ехали по колее, и сама не могу понять - что меня царапает? Потом дошло - колея от колеса, а у саней что? У саней колес нет. Лыжня - лыж… крутила, вертела, и наконец догадалась поискать от слова «полоз». Так нашлась и вошла в текст полозовица. Или перебирала разные приветствия - это ведь тоже была целая наука, к девушке одно обращение, к замужней женщине - другое… и вот помимо прочего нашлось прекрасное обращение к трезвому человеку - «детинушка-бесхмелинушка». Из него целая картинка получилась - вот отбывает пьяница трудовую повинность, похмельный, работа тяжелая, а ему встречные и говорят: «Здрав будь, детинушка-бесхмелинушка»…
Я уже знаю, что многим эти опыты с языком не понравились. У нас читатели привыкли к уже готовому литературному продукту, когда ничто не мешает следить за сюжетом - пошел туда, победил того, полюбил эту… а тут язык сложный, слова непонятные, и вообще оказывается, что надо думать. Оказывается, да. Надо.
