Текст и фото: Татьяна Шипилова
В какой же момент произошел переход от поэзии к прозе?
Дмитрий Воденников уже не в первый раз признается, что никогда не считал, что сможет писать прозу. «Но десять лет назад от меня ушли стихи, которые мне давались сложно, даже болезненно. Я их вытягивал из себя. А насчет прозы я думал, что не умею. Но когда я стал ответственным редактором «Русской жизни», Ольшанский меня попросил вести колонку. И вдруг я понял, что колонку на злобу дня писать могу, прозу «так себе». Большая проза у меня вряд ли получится, а вот нечто промежуточное, типа эссе - это я могу».
Писатели отмечают, что текст прозы растет, как и стихотворение. И не зря Пушкин в письме к другу удивлялся: «Какую штуку выкинула моя Татьяна! Она вышла замуж!» И казалось бы, здесь такое кокетство автора, но нет, персонажи часто, не спрашивая своих создателей, вытворяют такие вещи, которые потом оказываются единственно возможными. «И даже такая так себе проза, как у меня, - замечает Воденников, - живет по своим собственным космическим законам».
А вот Андрей Филимонов помнит точно тот день - 25 апреля 1988 года, когда он ехал в поезде и начал писать путевые заметки. «А потом вдруг подумал, почему бы не написать детектив, чтобы обогатиться. И написал, - рассказывает писатель, - но не обогатился и поэтому перестал. А потом как-то появилась привычка, потому что я люблю перечитывать книги, но вдруг оказалось, что перечитывать мне уже нечего, и мне захотелось написать такой текст, который понравился бы мне самому…»
Алексей Сальников же считает, что человек вообще мало решает что-либо в своей умственной деятельности: «Идеи сами приходят и реализуются. У меня возникли куски текста, а потом все само как-то зажило, заработало и дожило до конца. Потом задвигалась, зашевелилась идея романа о Петровых».
Дело в том, считает Воденников, что желание писать большую прозу связано не с мукой, как в случае со стихами, а с тягой. «Поэтому если и можно кому-то завидовать, то именно прозаикам. Поэт всегда подслушивает, а прозаик творит, он демиург».
«Неправда, - не соглашается Сальников. - Я постоянно что-то подслушиваю. И не только откуда-то из космоса, но и вокруг себя, как в «Незнайке».
Воденников вспомнил героя О’Генри, который как-то раз попробовал написать юмореску, его напечатали, и он стал безумно популярным. Но потом стал ловить себя на мысли, что он постоянно прислушивается и записывает, как шутят друзья и разговаривают дети, и его постепенно стали все сторониться.
«Так и я. Однажды мне рассказали историю о том, как парень-вегетарианец в Казахстане помогал резать барана. Но там это делают с великим почтением к животному, сливают кровь в специальную чашу, потому что убить животное ради пищи можно, но унизить и оскорбить его, пролив кровь, нельзя. И другой парень, американец, случайно, проходя мимо, задел эту чашу, и кровь пролилась на землю. Чабан рассвирепел и прогнал этого парня, который даже ничего и не понял. Я так восхитился рассказанной историей, что сразу же ее записал, а потом использовал в колонке. И это была одна из лучших моих колонок».
- А роман написать не хотите? - интересуется Сальников.
- А я не знаю, как! - восклицает Воденников. - Стихи ко мне приходили постепенно. Сначала я видел светящееся их строение, знал, сколько будет строчек…
- Да, сразу объем стиха приходит! Но и в прозе так. Вроде ничего и не видишь, просто описываешь кухню, а потом отходишь, и внутри все колотится…
- Это от создания!
- Мне нравится ваш роман, - вставил в диалог коллег свое реплику Андрей Филимонов. - Вещи описаны вроде обычные, которые уже тысячу раз описывались, но как-то по-особому. И в этом суть прозы. Ты стараешься сделать описание оригинальным, переставляешь слова, смотришь на что-либо глазами бога или таракана…
Насколько же на прозу влияет поэтический опыт? Ведь в поэзии много метафор, есть ритм и размер…
«В прозе поэта убрано все лишнее, все сжато, - отвечает Андрей Филимонов. - Если можно обойтись без описания и лишнего абзаца, поэт обойдется».
Алексей Сальников считает, что то, что «натворил» он, ближе к стихам: «У меня бессложные вещи, которые можно расценивать целиком как стихотворный текст».
«Просто стихи - это вечеринка, а роман - это запой. И кайфа больше, и удовольствия», - замечает Филимонов.
Воденников же вспомнил тех писателей, которые из поэтов выросли в великих прозаиков: «Вот Ахматова писала посредственную прозу, но зато Бунин как прозаик выше себя поэта, хотя начинал он именно с поэзии. У Набокова есть чудесные стихи, например «Как я сяду в поезд дачный в таком пальто, в таких очках…», но как прозаик он на голову выше. Он отдал свои стихи одному из своих персонажей в романе «Дар», и там есть стихотворение «Мяч», где описан процесс написания стихов. И если все же не обращать внимания на сегодняшнюю моду ругать Набокова, все же нельзя не признать, что его проза потрясающа».
Сальников же замечает: «У Набокова там же есть и собственная критика, где герой говорит: «Ваши стихи - это зародыши романов». Ведь дело в степени честности. Он просто прозой мог сказать лучше, чем стихами».
Далее порассуждали на тему того, что лучше читать на публике. Все-таки стихи ближе к ораторскому искусству, они роднятся с театром, они более древние. Ведь изначально стихи - это как заклинание, предмолитва, чтобы лучше запоминалось, поэтому и рифмовалось, и выстраивалось по ритму и размеру. Именно поэтому чтением стихов можно собирать стадионы, в то время как чтение прозы - занятие более интимное.
Хотя считается, что написание поэтических произведений более эмоционально, требует большей интровертности, но все же все три писателя сошлись во мнении, что от степени открытости автора совершенно не зависит качество его прозы.
«Открытость - не повод для писания, - замечает Воденников. - Это разная оптика. Ты можешь про себя лично ничего не говорить, а писать потрясающе. И наоборот. Бесстыдство - не обязательная принадлежность для писательства».
Про творческие планы писатели распространяться не захотели, и подытожил встречу Дмитрий Воденников:
- Когда моего 70-летнего отца спрашивали: «Как вы собираетесь провести большую часть XXI века?» - он отвечал: «Я большую часть XXI века собираюсь провести в гробу».
