Рембрандт — Жене: История с разложением

Текст: Александр Чанцев

Фото обложки с сайта издательства

Жан Жене. Рембрандт / пер. с франц. Алексея Шестакова – М.: Ад Маргинем Пресс; Музей современного искусства «Гараж», 2019. 80 с.

Маленькая, но очень удаленькая книга. А по иллюстрациям, например, это издание перегнало французское — если там были лишь отдельные картины, по выбору редактора, то здесь представлены все обсуждаемые полотна.

Жан Жене долго подступался к идее написать книгу о Рембрандте. Изучал его работы во время поездок в Лондон в 1952 году, в Амстердам в 1953, затем в Мюнхен, Берлин, Дрезден и, наконец, в Вену в 1957. Сообщал друзьям – правда, точное содержание и структура книги оставались неизвестными. И опубликовал три статьи, которые и составили данную книгу.

О причинах интереса и – возможных – параллелях в творчестве Жене и Рембрандта будут еще, можно предположить, писать ученые и эссеисты будущих времен.

Возможно, у Жене не встретить гениальных искусствоведческих находок и прозрений; но его «Рембрандт» - очень личная история.

Он анализирует скорее не Рембрандта-живописца, но буквально вскрывает, анатомизирует Рембрандта-человека.

«Даже в молодости он предпочитал лица, изрытые возрастом. В чем тут дело — в симпатии, в трудности (или легкости?) изображения, в вызове, который бросают живописцу лица стариков? Как знать… Впрочем, в ранние годы он ценил в этих лицах “занимательность” и писал их со страстью, с блеском, однако — даже лицо своей матери — без любви. Морщины, гусиные лапки в углах глаз, бородавки воспроизведены безукоризненно, но у них нет продолжения внутри картины, в них нет тепла, которым мог бы насытить их живой организм; они — всего лишь украшения. Напротив, два портрета госпожи Трип (из Национальной галереи в Лондоне) — две старушечьи головы, которые разлагаются, гниют у нас на глазах, — написаны с величайшей любовью».

Жене отмечает, копается в причинах нарциссизма Рембрандта, его нарядах и автопортретах, его, как сказали бы сейчас, сексуальных предпочтениях, во взлете и угасании интереса художника к живописи. Тонким пунктиром, почти акупунктурой прослеживает его жизнь. Вплоть до ее известного, но все равно сильно звучащего конца:

«Официально у него нет никакой собственности. Нотариальными усилиями удалось устроить дело так, что всё оказалось в руках Хендрикье Великолепной и Титуса. Рембрандту не принадлежали даже холсты, на которых он писал. Человек растворился в своем творении. <…>

---

Он умирает, не дождавшись искушения стать шутом».

---

Но все это для Жене (возможно, было бы иначе, напиши он книгу, хотя кто знает…) – чаще повод поразмышлять о самом себе, закопаться в созвучные находки. «Рембрандт» становится действительно интимным исследованием Жене. И этот момент он подчеркивает – даже графически. Для «Всё, что осталось от Рембрандта, порванного на ровные квадратики и спущенного в сортир» он выбрал параллельный набор двух текстов: один рассказывает – другой комментирует, один о Рембрандте, другой – о Жене. О Жене, кстати, больше.

Подобная верстка, между прочим, отсрочила публикацию, но «сыграла» - Жак Деррида именно так потом издал свой «Глас», посвященный Жене и Гегелю. Такая вот новая традиция плутарховских двойных жизнеописаний…

Личное же здесь – вплоть от названия. В 1964 году, после того как друг Жене Абдалла Бентага (герой «Канатоходца») покончил жизнь самоубийством, писатель уничтожил свои рукописи. Кусок работы о Рембрандте (или всё, написанное к тому времени?) остался.

Но текст Жене – это не просто «автобиография на фоне Рембрандта», но что-то, превосходящее, трансцендентирующее само понятие приватного. Индивидуальное оказывается превзойдено, отменено почти:

«Что-то, казавшееся мне похожим на гниль, медленно, но верно разъедало всё мое прежнее ви́дение мира. Когда однажды, в вагоне поезда, при виде пассажира, сидевшего напротив, на меня снизошло откровение, что каждый из нас ничем не отличается от любого другого, я не подозревал, <…> — что это знакомство повлечет за собой столь методичное разложение».

Нет, про Рембрандта совсем он не забывает, дарит нас своим опытом или воистину французскими афоризмами. Вроде:

«Перед картиной Рембрандта (из тех, что он писал в конце жизни) наш взгляд тяжелеет, становится немного бычьим». (Ср. у Арто: «слоистый, лунный глаз женщины. Он вбирает нас в себя, перед таким взглядом мы сами себе видимся фантомами»).

Но история у Жене с Рембрандтом действительно очень личная. Право, неудобно даже читать иногда.