Нравственный выбор поэта. Максимилиан Волошин. 28 мая

Текст: Дмитрий Шеваров

Коллаж: ГодЛитературы.РФ

История эта началась 17 июля 1910 года, когда Максимилиан Волошин упал с велосипеда и серьезно повредил правую руку (разрыв локтевых связок). Последствия травмы остались на всю жизнь. В начале Первой мировой войны поэт не подлежал призыву. Волошин говорил:

"Судьба заботливо сломала мне правую руку, отняв у ней возможность стрелять и убивать".

Но после огромных потерь, понесенных русской армией, даже увечные должны были предстать перед медкомиссиями. Военные врачи не справлялись с потоком призывников, и те порой неделями томились в коридорах лазаретов, ожидая решения своей судьбы.

Уже в петлях скрипела дверь

И в стены бил прибой

с разбега,

И я, как запоздалый зверь,

Вошел последним внутрь

ковчега.

Максимилиан Волошин, 1914 г.

В конце октября 1916 года 39-летний поэт получил предписание явиться на освидетельствование в Керченский военный лазарет. Волошин спешит предупредить о своей долгой отлучке родных и друзей. "Я думал, что моя перебитая и полуатрофированная правая рука меня освободит немедленно, но меня посылают в военный госпиталь..."

Поэт боится не фронта, а тыла. С увечной рукой его могут послать лишь на подсобные работы в заштатный гарнизон. 10 ноября 1916 года в самом тяжелом расположении духа Волошин прибыл в Керченский лазарет Черноморского флота, размещавшийся в крепости на окраине города.

Начальником лазарета служил Елисей Иванович Волянский - выпускник Петербургской военно-медицинской академии, опытный хирург, участник Русско-японской войны. В Керчи его знали как безотказного доктора. Бедных он лечил бесплатно. Дочь Вера вспоминала: "Он страдал и переживал за каждого своего больного. Всегда ровный, справедливый, он был примером честности и чувства долга. Возвращался домой поздно, после обхода в палатах. Я еще в палисаднике слышала его шаги и звон шпор..."

Имя Максимилиана Волошина было, очевидно, знакомо Волянскому по газетам, где весь 1915 год печатались репортажи и очерки поэта из воюющей Франции. Возможно, у них были и общие знакомые, ведь жена доктора, Вера Михайловна, была из литературной семьи.

Уже 16 ноября Волошин вернулся домой с белым билетом в кармане и с самыми добрыми воспоминаниями о госпитале и военных врачах. "Я был на испытаниях в Керченском лазарете, меня свидетельствовали 8 военных врачей и единогласно признали негодным, - пишет поэт в письме. - Со мной были необыкновенно внимательны. Ах, как мало времени в жизни и как много любимых и прекрасных людей. Никогда не успеть отдать каждому столько, сколько ему нужно..."

Керченская интеллигенция попросила поэта выступить с лекцией, и уже 6 декабря Волошин вновь в Керчи. Присутствовал ли в зале Зимнего театра доктор Волянский, удалось ли им еще раз повидаться - не знаю. Но их дальнейшие судьбы подтверждают: это были люди одного нравственного выбора.

После революции оба остались на родине - и Волошин, и доктор Волянский. К лету 1917 года Елисей Иванович получил звание генерала, за которое уже осенью его в любой момент могли растерзать. С пятью детьми и женой его выселили из квартиры, лишили работы, а он и в своих скитаниях продолжал лечить больных.

Волошин спасал в своем доме людей то от белых, то от красных. Когда весной 1919 года друзья позвали поэта ехать с ними за границу, Максимилиан Александрович ответил: "Когда мать больна, дети ее остаются с нею".

Оригинал статьи: "Российская газета"  - 22.11.2012