Васякина, Полозкова: «Каково женщине в поэзии?»

Текст: Никита Бочаров

Коллаж: Центр Вознесенского

На феномен поэзии можно смотреть по-разному. В том числе - рассматривать поэтическое искусство как попытку общественной исповеди. Цель которой — сделать уникальный опыт одного человека универсальным для всех. Так, чтобы то, что рассказывает одинокий пишущий в единичном тексте, стало тем общим, с чем сталкивается большинство людей.

И Оксана Васякина, и Вера Полозкова при попытке сделать женский опыт тем полем, вокруг которого выстраивается их поэтика, столкнулись с сопротивлением. И хотя эти поэтессы очевидно разные, поделившись в ходе дискуссии частными случаями из их жизни — случаями неприятия женского в пишущих женщинах, — они заново актуализировали понимание, чтó есть предвзятость в литературной среде.

Оксана Васякина, только что получившая премию «Лицей» за автобиографическую поэму «Когда мы жили в Сибири», - прежде всего поэтесса с чёткой феминистской оптикой. Её литературная стратегия не только феминистская, но и ориентированная на непрерывание связи с сообществом пишущих, а также на изменение литературного процесса изнутри: как мы можем сделать среду менее токсичной и консервативной? как мы можем вернуть голоса тем, чьи голоса постоянно заглушают?

Вера Полозкова, более известная и публике, и цеху — напротив, — ориентирована на отход от взаимодействия с литературной средой. Полозкова не раз отметила, что поэт — это фигура, находящаяся в постоянной внутренней динамике, и каждые десять лет перед нами не один и тот же условный Пастернак, а новый. Наоборот, среда, в которой поэт обитает, если не консервативна, то малоподвижна и часто не реагирует на работу, проделанную пишущим. Особенно если пишет женщина.

В связи с этим в разговоре всплыло имя поэтессы Юлии Соломоновой, выступающей под сценическим именем Сола Монова: за несколько лет её поэтика кардинально переменилась. Если до этого стихи Солы Моновой характеризовались внутри среды как пропаганда «буржуазных удовольствий в сырьевом государстве», то с течением времени они стали полной противоположностью этому определению. Полозкова уверила, что у поэтессы сегодня преобладает в книгах сатирическое начало: Сола Монова высмеивает и буржуазные ценности, и сырьевое государство. «Среда» же это пропустила.

Для Солы Моновой путь преодоления подобной репутации — отказ от взаимодействия. И тогда отказ участвовать в мероприятиях или присоединяться к определённой тусовке воспринимается как счастье, поскольку не обязывает следовать логике «свой - чужой» и освобождает Солу Монову от «обслуживания неблизких ей эстетических интересов».

Обратная сторона - литературная репутация будет давать сбой: никто не читал её стихи, но все заранее считают её бездарем. Более того: Вера Полозкова поделилась, как такое предвзятое отношение к текстам, особенно женским, создаёт комические ситуации. В одной из недавних публикаций практически все её стихотворения были посвящены смерти или сильному негативному переживанию; при этом каждый рецензент (мужчина) пропустил это и писал о ней как об авторе в целом, игнорируя свойства конкретной подборки и изменения поэтического голоса.

Интересно здесь то, что, хотя большинство ключевых позиций в литературном мире занимают мужчины, пишущих женщин больше. Женщины же читают чужие стихотворения с гораздо большим вниманием.

Мужчины же чаще являются носителями стереотипов о пишущих женщинах. Так, обсуждалось деление всех пишущих женщин на подражательниц Ахматовой («рукодельниц»), подражательниц Цветаевой («истеричек») и подражательниц мужчинам («странненьких»). Носителями таких стереотипов могут быть женщины: Полозкова вспоминала своё участие в «Школе злословия», на которой её убеждали, что она, наверное, или певица, или актриса, или помреж, но не поэт.

Женщины, невосприимчивые к таким ситуациям, чаще всего не целиком поглощены литературным миром. Отказавшись от взаимодействия с профессиональной средой, они не переживают по поводу этого разрыва, так как — первое — у них достаточно сильное внутреннее писательское беспокойство, дающее иммунитет к внешнему сопротивлению, и — второе — в их судьбах случались драмы серьёзнее, чем неприятие той или иной тусовки.

Ещё один пример отказа, но уже не от взаимодействия со средой, а отказа от писательства — с последующим возвращением себе права на письмо — это Людмила Улицкая. В такой литературной стратегии женщина сначала «выжидает», когда стереотипы вокруг женского письма, которое она практикует, станут неактуальными, и только после исчезновения сопротивления среды начинает заниматься своим делом.

Тем не менее в процессе дискуссии и Оксана, и Вера вспомнили случаи, когда неодобрение литературного сообщества ломало только начинавших писать девушек: результатом оказывалась потеря поэтического голоса и даже порой самоубийство. Роль одобрения и неодобрения писательским сообществом сильно преуменьшена в разговорах о гениях и конгениальной публике. Социальное давление ломает даже очень сильные голоса, причем мальчики в этом случае меньше уязвимы: если мастер творческого семинара распознаёт в юноше признаки сильного поэтического голоса, то вероятность его поддержки выше, чем в случае с девушкой.

С другой стороны, у девушек помимо стратегии отказа всегда есть в запасе как минимум еще одна литературная стратегия — стратегия солидарности.

Так, женщины могут поощрять друг у друга выстраивание литературной оптики вокруг женского опыта, кардинально меняя литературный процесс вокруг себя. И для Оксаны, и для Веры фигурой такой солидарности оказалась поэтесса Елена Фанайлова. Первую она вдохновила на бескомпромиссность в выражении чувства; вторая описала, как Елена помогла ей в ситуации социального прессинга и предвзятости.

При этом люди, выражающие друг другу поддержку, меняют литературный процесс достаточно быстро, превращая регулярные движения в поэтическом поле в политические события. Яркий пример - вручение Оксане премии «Лицей»: два предыдущих сезона премия проявила себя достаточно консервативной, и тем не менее и состав лояльного жюри, и постоянное присутствие феминистской повестки в медиа сделало возможным вручение ее пишущей феминистке.

Однако, даже спровоцировав изменения в литературной среде, где предвзятости по отношению к женщинам становится все меньше, больше предвзятости теперь проявляется к самим феминисткам: институт литературной репутации постоянно использует сам термин «феминистка» как ярлык, неверно предсказывая содержание текстов поэтесс и неверно их интерпретируя. Оксана поделилась, что её поэму «Когда мы жили в Сибири» жители Усть-Илимска - города, о котором идёт речь в тексте, - не принимают.

Феминистские взгляды, которые имеет право разделять любая женщина, становятся барьером для адекватного восприятия успеха поэтесс. Если бы премию получила как раз «рукодельница», то есть подражательница Ахматовой, или мужчина, то Оксаной гордилось большое количество людей. Так идеологические, этические и гражданские взгляды людей становятся поводом для предвзятого отношения к их текстам, согласились участницы беседы в Центре Вознесенского.