Текст: Игорь Литвиненко/РГ
Фото: Телеканал "Россия - Культура"
"Территория" принесла Куваеву шумный успех, стала его главной книгой, но сам он не считал ее удачной: "Это ведь так, разминка..." А когда книга еще творилась и автор мучился над ней, делал второй, третий, четвертый вариант, он признавался в письме другу: "История шибко жестокая для читателя, ибо если я добьюсь того, чего хочу, то читатель должен понять какое он дерьмо". И уточнял: "Для истинного дерьма это как с гуся вода, но колеблющемуся поможет, устремленного утвердит".
Колеблющийся, сомневающийся, стоящий на распутье судьбы - вот кому была адресована "Территория".
Как и другие повести и рассказы, от самых первых, еще ученических, до второго незавершенного романа "Правила бегства" и третьего, "Последнего охотника", оставшегося в кратких набросках и туманных намеках в переписке с друзьями. Он много раз повторял одно и то же: его книги написаны "для сотен тысяч... моих сверстников, которые свели смысл жизни к метражу жилплощади и сорту мебели".
"Территорию" поставили в ряд лучших произведений о рабочем классе, увенчали всесоюзной премией. Книга "пришлась ко двору", хотя автор к этому не стремился и был искренне удивлен своей "популяркой". Объяснял это так: "Видимо, я угадал некую потребность времени, потребность людских душ и совести их... Чем-то я прошибся в сердца многих, писем идет много, и писем искренних" - не только от благодарных геологов, про которых написан роман.
Середина семидесятых была временем массового энтузиазма, пахмутовских песен, трудовых таежных десантов. Многие везли с собой в рюкзаках "Территорию", читали ее в сибирской тайге при свете вечернего костра... Конечно, Куваев был не одинок. После периода "культа личности" и "соцреализма" в литературу пришли новые авторы, утвердившие культ личности в прямом и простом смысле слова, то есть вера в способность и обязанность каждого человека самостоятельно строить собственную судьбу на основах разума, достоинства, совести.
Каждый способен. Может и должен. Но далеко не каждый делает это. Почему?
Этот вопрос и есть главная тема в творчестве Олега Куваева.
Свой вариант ответа он искал и выращивал постепенно, не спешил формулировать окончательно. Поначалу это казалось легко: следует лишь понимать правила простого кодекса чести, чтить их и следовать им, как это делают молодые романтики-работяги вместе с мудрыми руководителями вроде гениального геолога Чинкова с его фанатичной уверенностью в своей правоте и железобетонным принципом "делай или умри".
Этого было достаточно для "Территории" с ее синтезом документальной достоверности и художественного вымысла. За эти вымыслы ему яростно мстили геологи-ветераны, не узнавшие себя в прототипах и персонажах, посылавшие коллективные кляузы в самые высокие инстанции. Куваев устало отмахивался: "Территория" - это не Чукотка. Это выдуманная мною страна... Пусть каждый ищет ее где желает".
Время шло, печатались новые рассказы и повести, вопрос "почему?" обрастал вариантами, уводил все дальше от освоенного багажа - молодежной романтики, патриотических порывов и душевных красот. Приходилось терпеть "муки творчества", когда герой задуманного сюжета начинал уклоняться от предписанного маршрута, упирался в тупик, и автор вынужден был искать хоть какой-нибудь выход из положения (например, утопить непослушного персонажа "во время памятной северной катастрофы"). Таков Семен Рулев из "Правил бегства". Герой вроде бы положительный, почти копия Чинкова: уверенный и энергичный, делающий важное и нужное дело. Но не выигравший, а проигравший свою игру. И оставался все тот же проклятый вопрос "почему"... Почему проиграл?
Из письма: "Я новый роман начал. "Правила бегства". О бичах... Боже мой, какое необъятное море передо мной раскрылось. Необъятное море работы. Ошибку поспешности, допущенную с "Территорией", повторять нельзя... Удачно сложилась концепция. Треугольник: отщепенец - люди, желающие ему помочь, - государство. И у каждой стороны этого треугольника свой рок, своя железная и безжалостная поступь судьбы". Уже из этого ясно, как непрост - очень непрост! - замысел "Правил бегства"...
В этом романе Куваев попытался заменить точный расчет интуицией. Чинкова он вычислил, знал о нем все. О Рулеве - догадывается, предполагает. С явной симпатией изображает яркого деятеля, задумавшего вытащить "отщепенцев" из грязи жизни, сделать из этих изгоев гордых и счастливых людей, нужных и полезных обществу. Замысел добрый, но в нем есть маленькая заноза - хорошо спрятанная корысть. "Спаситель человеков" получает удовольствие от своего благородства, смотрит на спасенных им людей сверху вниз. А это грех, потому что "доброта должна быть одной добротой"... Писатель оказался на перепутье. И верится ему, и не верится в праведность этого грешника. И хочется, чтобы облагороженный бич выглядел как историческая движущая сила, и досада берет, когда тут не сходятся концы с концами. Не сходятся. Но он и не пытается их насильно стянуть!
"Правила бегства" - концентрация многолетних раздумий, сомнений, догадок, усилие духа, напряжение совести
- все то, чем была наполнена и переполнена честная натура художника, осмелившегося не видеть и не слышать готовых ответов, а найти свой, единственно верный... И даже тот факт, что дерзкая эта попытка не увенчалась законченным результатом, даже смерть Куваева - неожиданная, похожая на внезапный обрыв перенапряженного троса, с помощью которого притягивалось нечто огромное, даже это глубоко символично.
Он ушел слишком рано и сказал не все, что хотел. Но успел сказать главное. "Каждый писатель, хочет он того или нет, проповедник. Определенной морали, определенного образа жизни... Смысл жизни я, кажется, понял. Живем мы, к сожалению, один раз и надо провести остаток лет в ясности духа и постижении мудрых ценностей бытия... Только в том случае, если ты не дрожишь над собственным благополучием, из тебя может получиться человек, который нужен человечеству".
Куваев преподал нам важный и нужный урок - и творчеством своим, и судьбой. Как мы усвоили этот урок? Чем отблагодарили?
Памятные доски в Магадане и Королеве на фасадах домов, где он жил и работал. Безымянная гора на Чукотке названа его именем. Глыба надгробия, доставленная друзьями-геологами из заполярного Певека на старое подмосковное кладбище, с надписью золотом, которое уже почти смыло дождями. Книги, которые изредка переиздаются...
А по большому, по главному счету? Как распорядились его завещанием? Что можем ответить на строгий вопрос: "Где были, чем занимались вы все эти годы? Довольны ли вы собой?"
Где-то были, как-то жили... Не спеша продвигались все вместе от романтических семидесятых через перестроечные восьмидесятые и лихие девяностые в наши двухтысячные, в новый и пока непонятный двадцать первый век... Взрослели и старились, получали и покупали квартиры, слонялись по анталиям и куршевелям, общались в шумных застольях, смотрели по телевизору игру "Что? Где? Когда?". Умники и умницы, победившие в этом турнире, награждались книгами, их вручала симпатичная седовласая бабушка. Со временем она незаметно исчезла с телеэкранов, вместо нее появились улыбающиеся банкиры, раздающие призы в виде сотен и тысяч дензнаков... Не нравится? Не переключайтесь! На том же канале вам покажут другую, не менее интеллектуальную игру "Кто хочет стать миллионером?" На спортивном канале не только посмотрим футбол, но и узнаем, сколько миллионов заплатили команды за иноземных талантливых игроков. В популярном ток-шоу нам поведают, кто с кем, когда и как, скандальное материнство и сомнительное отцовство докажут с помощью ДНК... Привычно и беззаботно мы жуем и глотаем все это.
А потом берем с полки книгу Олега Куваева. Из-под обложки он смотрит нам в глаза с молчаливым упреком: "Ну что же вы... Ну как же так..."
