Текст: Павел Басинский/РГ
Известно, что Корней Иванович Чуковский был не только великим критиком, филологом и детским писателем, но и любил собирать писательские высказывания по разным вопросам. Памятником этой стороны его деятельности стала знаменитая "Чукоккала" - сборник экспромтов, рисунков, стихотворений едва ли не всех великих и просто известных писателей ХХ века.
Менее известно, что Чуковский любил писателей "анкетировать". Так, в 1919 году в преддверии 100-летия Н. А. Некрасова он стал адресовать известным поэтам и прозаикам вопросы о Некрасове. Вопросы были простые: "Любите ли вы стихи Некрасова?"; "Какие стихи Некрасова вы считаете лучшими?"; "Не оказал ли Некрасов влияния на ваше творчество?" и т. п. Ему ответили Александр Блок, Николай Гумилев, Анна Ахматова, Максим Горький, Евгений Замятин и многие другие. Интересно было то, как на одни и те же вопросы отвечают разные знаменитости.
А еще в 1910 году он осмелился "анкетировать" самого Льва Толстого, послав ему вопрос о его отношении к смертным казням. Лев Толстой ответил во время своего "ухода", из Оптиной Пустыни, за несколько дней до смерти в Астапове. И это был последний текст Толстого, если не считать писем родным.
Я, разумеется, в мыслях не держу рядиться в мантию великого Корнея Ивановича, но мне показалось интересным разослать современным писателям, находящимся "на карантине", свою анкету.
Вот что они ответили. Ответы будут появляться на сайте "РГ" по субботам и воскресеньям.
Будьте здоровы! Ваш Павел Басинский
Ольга Славникова, прозаик, лауреат премии "Ясная Поляна"
Где вы сейчас проводите время (если не секрет)?
Ольга Славникова: Я дисциплинированно сижу дома. Именно в четырех стенах. Не хочу словить COVID, слишком высока цена вопроса.
Над чем вы сейчас работаете? Что читаете?
Ольга Славникова: Эпидемия и самоизоляция породили в моей голове пару внезапных сюжетов. Я всегда считала, что "писать на злобу дня" вульгарно и ничего большого из этого не выйдет. Но вот сейчас создалась ситуация, когда рок подступил и заглянул в лицо каждому человеку. Значит, литературе предстоит это исследовать. Пока у меня это похоже на замыслы рассказов, но еще не знаю, во что разовьется.
Влияет ли как-то на ваше творчество вынужденная самоизоляция? Самая продуктивная творческая пора А. С. Пушкина, знаменитая Болдинская осень 1830 года, пришлась на "холерный карантин".
Ольга Славникова: Да, но Пушкин все-таки не сидел безвылазно в комнатах. И его не затапливал негативом интернет. Продуктивность у меня снизилась, тут надо признаться честно. Но я вывела правило: писателю все мешает и все помогает. Опыт этих месяцев обязательно станет книгой. И все - в том числе счет шагов от одного предмета мебели до другого и вечерние миражи из-за духоты - все пойдет в прозу.
Как вы относитесь к черному юмору, который я прочитал в интернете: "Сидите дома. На улице люди"? Не кажется ли вам, что мы сейчас живем во времена каких-то новых смыслов и новой стилистики в широком значении этого слова?
Похоже, сейчас человек человеку инопланетянин. На социальной дистанции сложных сообщений не передашь, по душам не поговоришь. Из-за невозможности друг друга понять мы начнем друг друга придумывать. Сознание человека станет менее рациональным и более мифологическим. Людям понадобится тот, кто будет из телевизора заряжать воду. Впереди время не лекарства, но плацебо. И не окажется ли плацебо той странной силой, что укажет нам на возможности нашего мозга?
Можете ли вы вспомнить какие-то примеры из русской и мировой классики, где была примерно описана нынешняя ситуация? "Пир во время чумы" не называть.
Ольга Славникова: Джованни Боккаччо "Декамерон". Жозе Сарамаго "Слепота". Стивен Кинг "Противостояние".
Писатель в России обязан быть пророком. Как вы думаете, когда это закончится и что нас ждет после этого?
Ольга Славникова: Думаю, к августу спадет первая волна, а вторая волна, не такая смертоносная, начнется в октябре и завершится в декабре. Будет еще "рябь", локальные вспышки, в течение двух-трех лет. После карантина нас ждет разрушение иллюзий. Одна из таких иллюзий - весь мир изучен и доступен. На самом деле турист перемещается из точки А в точку Б, точек таких, по моим прикидкам, около сотни: Прага, Париж, Нью-Йорк и т. п. А под крылом самолета - белые пятна, громадные белые полотна нашей личной географии. Если вдруг не сможем летать, начнем эти пространства осторожно осваивать. И шарик наш, казавшийся маленьким, вдруг станет больше.
