Текст: Борис Кутенков
Под конец года особенно хочется написать итоговый текст без слова «коронавирус» и рассказать не о пандемии и её итогах, а о книгах, оказавшихся важными в этом году. Cразу оговорюсь, что прозы читал очень мало – только для разбора рукописей, и открытий здесь не было; мало места в моём читательском меню занимали также научная и переводная литература. Об остальном – по Достоевскому, «неправильные впечатления сердца».
Ольга Балла. Сквозной июль. Из несожжённого. – [б. м.]: [б. и.], 2020; Ольга Балла. Пойманный свет. Смысловые практики в книгах и текстах начала столетия. [Б. м.]: Литературное бюро Натальи Рубановой / Издательские решения, 2020; Ольга Балла. Библионавтика: Выписки из бортового журнала библиофага. – М.: Совпадение, 2020.
Три сборника самого трудолюбивого и фанатично преданного своему делу из наших книжных обозревателей (две вышли в этом году, одна только готовится к выходу) могут быть прочитаны как три подступа к авторской личности. Первый, «Сквозной июль», совершенно отдельный, – некоторое предмыслие, – книжечка стихов с трогательным подзаголовком «Из несожжённого»: здесь собрано то, с чем, по свидетельству автора, было жаль расставаться при уничтожении архива, и то, из чего зарождалось литературное настоящее Балла («И прорастанье чутких звуков слышит / В себе – предвестье будущей души», – сказано ей как будто обо всём том жизненном этапе). Следующие два – долгожданные сборники критики – перекликаются названиями с их семантикой исследовательского азарта и выхваченности из пространства, а в названии «Библионавтика» слышится ещё и молодой задор, прибавляемый к традиционно понимаемой серьёзности («библио-») книжной культуры. «Пойманный свет» – собрание книжных рецензий, выстроенное исходя из авторского представления о том, какую зону внимания та или иная книга занимает в культурном настоящем, – и Балла не была бы собой, если бы эти определения не ускользали от чётких границ («книга своевольничает – значит, живая», – поясняет автор в предисловии). Но героиня наша принадлежит к типу критиков со столь высокой степенью «семантизированности», – говоря её же словом о Марии Степановой, – что ничего случайного у неё нет и быть не может – даже в порыве творческой непреднамеренности. (Подробнее см. в моей рецензии.) Читать всем, кто хочет увидеть образец достойной работы профессионального критика.
Александр Чанцев «Ижицы на сюртуке из снов: книжная пятилетка» – очередной отчёт о плодотворной работе одного из самых энциклопедически образованных наших критиков. Интересны не только высказывания Чанцева, но и взятые им интервью; в целом – мне – близка и его разочарованность общим состоянием современной литературы, и проскальзывающие ноты одиночества (что неудивительно в случае такого эрудита, выбирающего для рецензирования сложные книги). Занимают меня и его короткие рассказы (последний был на «Постнонфикшн»): там чувствуется и он сам, и его жизнь в умеренных пропорциях, которая ускользает в его намеренно десубъективизированной критике. (Но беседы с ним, вошедшие в книгу, как будто заполняют эту лакуну.) Среди наиболее интересных интервью, взятых им, – совершенно восхитительная беседа с Леной Элтанг с её подлинно артистическим блеском, интервью Инги Кузнецовой и Валерии Пустовой – первая давно завораживает меня своим каким-то восторженным, вопиющим (до неловкости) эгоцентризмом и пылким проживанием жизни, – и крайне близким мне взглядом на «космичность» поэзии; вторая – точным взглядом на литературную критику и в целом современную литературу. (Об «Оде радости» Пустовой, вышедшей на перекрестье 2019 и 2020, см. в нашем прошлогоднем обзоре.)
Другое сильное впечатление – биография Льва Гумилёва пера Сергея Белякова, вышедшая в АСТ («Редакция Елены Шубиной»), переизданная в прошлом году и ставшая бестселлером лет десять назад. Я опоздал как раз на это десятилетие, но 717 страниц проглотил этим летом за два дня. Трагизм судьбы Лёвушки-Гумилёвушки, тянущийся с рождения; первый арест – после стычки с лектором, насмехавшимся прилюдно над отцом; отношения с Ахматовой, внимание которой к славе и своему поэтическому образу было больше, чем к сыну (хотя тут всё довольно неоднозначно, учитывая и попытки спасения, и те унижения, через которые ей пришлось пройти); научная деятельность – всё это оживает под пером биографа. Славно и то, что взгляд Белякова не апологетичен по отношению к ЛГ и АА (в случае с первым обращает внимание на неточности его работы, а со второй – старается нарисовать как можно более амбивалентную картину их раздора с сыном, не очерняя и не обеляя ни того, ни другую). Моему доверию к книге способствует и личность Белякова – аура строгого интеллекта, исходящего от него, и умеренной недоверчивости.
А вот что откровенно разочаровало – воспоминания Виктора Топорова, собранные в его книге «Двойное дно» («Городец», 2020) и изданные Вадимом Левенталем. Первоначально казалось, что все издания ВТ, вышедшие посмертно, окончательно призваны развеять образ злобного критика, которым он стал в последние годы, в пользу репутации интеллектуала. Сам ощущаю необходимость такого пересмотра именно для себя – возможно, из чувства противоречия по отношению к закрепившемуся реноме, которым, знаю, дело в случае с ним не ограничивается. Но «Дно» долистывал уже с усилием: быстро стало понятно, что улучшить впечатление о нём не удастся, – везде мелкий подростковый эпатаж, явно идущий от глубинных комплексов, везде – демонстративное подчёркивание своего нонконформизма, по-подростковому же выражающееся в драчках, матерщинности и хамстве в адрес конкретных персон; и всё это довольно нудновато, без малейшего стилистического блеска или даже энергии гневливости.
Запомнилась и книга воспоминаний о Давиде Самойлове и его писем и эссе (М.: «Время», 2020), вышедшая под эгидой Андрея Немзера, к 100-летнему юбилею Самойлова (отмечавшемуся в этом июне): о взаимоотношениях с Ахматовой, Бродским, Слуцким, о Солженицыне и прочих – всесторонне полное и в меру научное издание.
Также с удовольствием прочитал уже третье издание «Писателя Сталина» Михаила Вайскопфа (М.: «Новое литературное обозрение») – полная яростной энергии книга, призванная окончательно развенчать образ Сталина, но всё это довольно фундированно литературоведчески и написано внятным языком (а вкупе с тем, что меня завораживал Сталин в мои 8-9 лет, в период моего активного увлечения историей XIX и XX вв., читать особенно интересно, так как всё это проецируется на детские впечатления); подробнее об этом – в интервью Вайскопфа Ивану Короткову в «Учительской газете».
Значимым явлением стала книга Полины Барсковой «Седьмая щелочь», посвящённая персонажам блокады, – но о ней подробно можно прочитать в интервью автора «Текстуре» и в рецензиях Валерия Шубинского («Новый мир») и Александра Трегубова («Учительская газета»).
Из впечатлений, которые не назвать совсем уж новыми, – окончательно понял, что книги Михаила Эпштейна (и ранее любимого мной) дают всё, что может дать чтение. Весной дважды (от корки до корки) прочитал как откровение его «Отцовство. Опыт, чувство, тайна» («Никея», 2020): чувствую, что познаю жизнь как нельзя лучше через это неведомое мне глубочайшее описание отцовского опыта.
С громадным неотрывным восхищением перечитал также двухтомник Лидии Чуковской (и заодно перечитал статьи и – частью – дневники Корнея Ивановича), вышедший в 1990-м, – «Софья Петровна», «Памяти детства», «Процесс исключения», «Предсмертие» (о Цветаевой), «Памяти Фриды» (Вигдоровой), а также два тома её «Записок» об Ахматовой. Её картина противостояния режиму, чёткое деление на чёрное и белое, на правду и ложь (которого так не хватает в мире оттенков), способность выйти из остракизма непоколебленной, очень вдохновляют среди энтропии, всем советую, – даже при понимании, что всё это лишь её версия происходящего. А образ Корнея Чуковского как невротика, не теряющего ни минуты времени зря, бесконечно помогающего людям, не терпящего безделья, действует на меня гипнотически (и образ Чехова в его версии – тоже: понимаю, что он это о себе).
С опозданием, но прочитал том Ольги Седаковой со статьями из её знаменитого четырёхтомника – и мысленно прибавил её внутри себя к троице людей, знающих «истину» о поэзии, то есть рассуждающих о ней предельно близко мне и небанально (как о духовном опыте, как об искусстве; остальные – Андрей Тавров, Юрий Казарин, Михаил Эпштейн). Несколько отчётливее для меня стало промежуточное положение Седаковой – как принадлежащей одновременно «неофициальной» культуре (и этим близкой, например, Михаилу Айзенбергу или Дмитрию Кузьмину) и в то же время отрицательно настроенной по отношению к актуальному искусству и тем далёкой от них; при этом, конечно, занимающей особое место как философ, эссеист и культуролог.
Из поэтических новинок оказались важными «Музыка и мазут» Любови Колесник; избранное «Папа говорит по телефону» Дмитрия Веденяпина (его непередаваемо обаятельная интонация как-то сумела стать органичной частью моего читательского опыта, вопреки внутреннему сопротивлению); «Путь из Орхидеи на работу» Ганны Шевченко; «Нефть звенит ключами» Николая Васильева, также дебютный сборник «Вдали от людей» Сергея Рыбкина из Воронежа (его стихами метареалистического свойства вдохновлялся в начале карантина); Андрей Василевский «Обновление устройства»; Александр Переверзин «Вы находитесь здесь»; Катя Капович «Город неба»; «Стихи обо всём» Дмитрия Воденникова и «Фосгеновое облако» Дмитрия Гвоздецкого. (По ссылкам – мои отзывы разной степени подробности о каждой из них соответственно.)
- Тишина становится крохотной
- и недостижимой,
- а шаги тяжелее и громче — зажеваны,
- тесноту создают непредвиденные зажимы,
- так, что локти не успевают толкать
- в обе стороны.
- Не люблю,
- я поставленный крестик на поле
- боя, или обыкновенной лужайки
- ромашек, полыни и лебеды,
- тучи небо мглою кроют,
- как поняты́е моей беды.
- Золотистый, злободневный, зол, зола
- сожжённой травы, вчерашнего лета прореха,
- твой расколотый голос утих, ты сошла
- с этих мест в обличии света и снега.
- (Сергей Рыбкин)
В начале года не пропустите готовящуюся сейчас к выходу книгу Павла Лукьянова («RUINAISSANCE», «Время, 2021), – которая позволяет сказать о счастливой и редкой разновидности стихов общечеловеческих и предельно актуальных для нынешнего времени с его разобщением, усиленным коронавирусной истерией (нет, без этого слова всё же не получилось – см. начало обзора). Сразу же должен сделать необходимую оговорку: увы, не так часто удаётся произнести эти слова, которые могут показаться расхожими без обеспеченности контекстом, – об «общечеловеческом» и «актуальном» – в случае подлинного поэта.
Из авторов, с текстами которых довелось работать в этом году, хочется отметить участников нашего «Полёта разборов»: Владимира Кошелева, который обещает вырасти в очень большого поэта «цветущей сложности» и работы с вектором мировой культуры; Марка Перельмана, Анну Долгареву, Нику Железникову, Романа Шишкова и Ростислава Ярцева (у последнего под конец года вышел дебютный сборник – составленный мной «Нерасторопный праздник». И это хоть и нерасторопный – книга готовилась долго – но праздник).
Также – совсем неожиданно для себя – открыл рассказы Дианы Арбениной из книги «Снежный барс» («Бомбора», 2020) и её биографические эссе (от последних получил неимоверное удовольствие); недавнее интервью, данное Галине Юзефович и выложенное на YouTube, окончательно утверждает её в роли если не интеллектуала, то человека, увлечённого литературой и современной и классической, и это стало открытием для многих её поклонников.
Для нашей серии «Поэты литературных чтений «Они ушли. Они остались» составил в этом году сборники Алексея Сомова (1976–2013) и Игоря Буренина (1959–1995). Составление сомовской книги давалось непросто: в отличие от работы с первой книгой («Прозрачный циферблат» Владимира Полетаева), не было упорядоченных архивов, предоставленных нам на блюдечке их хранительницей; в отличие от второй («Ещё одно имя Богу» Михаила Фельдмана), не было сборника, составители которого выполнили часть работы за нас, а нам осталось только перепечатать тексты и расположить их в новой композиционной последовательности. От Сомова осталось множество разрозненных публикаций на «Сетевой Словесности» и в «Журнальном Зале». В начале 2000-х это были довольно светлые стихи, но без столь явной индивидуальности. С годами в его творчестве произошла довольно мучительная эволюция: работа с эстетикой зла и нагнетанием чёрного ужаса. Я составил отдельный раздел условно «светлых» стихов, чтобы показать читателю и эту сторону творчества Сомова, а вот стихи, основанные на эстетике зла, порой на грани фола, но большинство из них абсолютно гениальны именно как искусство. Они «инопланетные», как выразился будущий корректор этой книги Марк Перельман, написанные уже за пределами земного.
Ну а самым сильным, наверное, поэтическим впечатлением был НЛОшный сборник Екатерины Симоновой «Два её единственных платья». Для тех, кто не знает: Симонова получила в прошлом году премию «Поэзия» (разделив её с Дмитрием Веденяпиным) за откровенный, едва ли, как может показаться поначалу, чуть ли не на грани цинизма, верлибр об умершей бабушке. А ещё она автор, не так давно сильно изменивший поэтику, – я давно знаю её стихи, привык ценить в них «лирические темноты» и метафоры, и, пожалуй, перехода к длинным верлибрам о повседневности и внимания со стороны «Ф-письма» вряд ли кто ожидал. Ещё менее я ожидал, что буду сам ценить её именно в этом качестве. В посвящённом Симоновой номере «Воздуха» Евгения Риц сказала что-то точное по поводу того, что Симонова – поэт, сумевший стать новым поэтом абсолютно неожиданно, несмотря на уже сложившуюся репутацию. Ощущение полного переворота стереотипов («это не то, что я люблю в поэзии, но почему это мне так страшно нравится вопреки?») бывало у меня ранее с Борисом Слуцким, чьи стихи люблю, несмотря на то, что они противоречат всем сформировавшимся внутри меня «критериям» поэзии. Не зря даже заключаю это слово – «критерии» – в кавычки. В интервью с Екатериной, только что подготовленном мной для журнала «Формаслов», я постарался более чётко отрефлексировать причины собственного интереса – в предисловии и вопросах. Если кратко, то они, конечно, заключаются в абсолютной откровенности – сломе шаблонов, связанных с «поэтическим», и умении без надрыва, с определённой долей юмора, писать о больном. Кроме того, книга может быть интересна честным отражением темы притеснения людей нетрадиционной ориентации; вообще её сила в здоровой рефлексии на тему лесбийства – но всё это с уникальной, крайне обаятельной, напоминающей Катины посты на фейсбуке интонацией. Подводя итоги – Екатерина, разумеется, поймала тренд – и даст ещё немало поводов литературоведам порассуждать о «персонаже» и «маске»; об отношении к Другому и только кажущейся прямолинейности высказывания; о документальной поэзии, – по сути, о том, о чём давно напрашивается серьёзный разговор.
Из внятных культурных инициатив хочется отметить деятельность Алексея Небыкова (создавшего сайт «Печорин», в рамках которого любой автор может обратиться к профессионалам и за сравнительно небольшие деньги получить подробный отзыв о своих работах – этого давно не хватало), Ивана Купреянова (он стал не только куратором поэтических спектаклей во МХАТe – по понятным досадным причинам приостановившихся, но ещё в феврале собиравших большую аудиторию; самый заметный вклад в сближение поэзии и публики), Валерия Анашвили, который затеял журнал Logos Review of Books нового медиатипа; Людмилы Вязмитиновой и Анны Голубковой с их активной кураторской деятельностью (круглые столы, проводимые последней, стали для меня обязательными к просмотру), и Владимира Козлова – к выпуску журнала Prosodia в этом году прибавилось ежедневное издание о новостях поэзии (вполне альтернативное в этом «Горькому», ориентированному на прозу и нон-фикшн преимущественно коммерческого толка).
