Текcт: Александр Беляев
Один умный человек назвал анекдот «чувством юмора напрокат». Ну действительно, взял ты да пересказал близко к тексту сценку, над которой сам смеялся, и всех рассмешил. И кто ты теперь? Душа компании, да. Ну так отчего бы всё время не быть ею? Ну, правда, анекдоты лучше к месту рассказывать, к тому ж в них может и двусмысленность оказаться… Опасно! Лучше так: всё время подшучивать. Это несложно, надо только выучить фразочки уже готовые, чья юморнутость народом одобрена. Со знаком качества. Проверено временем. Из фильмов, монологов Райкина, романов Ильфа и Петрова. Главное – ничего нового не придумывать. Новые шутки шутит тот, у кого старые плохие.
Скажете: времена такие, юмора требуют. Ну да. Кто-то юморил со злости, как в той песне из 90-х.
У нас юмор уже в речь вшит. Вы давно слышали вне профессиональной среды слово «маркетолог»? Я – нет, только «маркетолух». А я сам, кстати, «филолух» – не имея профильного образования, пытаюсь в соцсети посты про русский язык писать. А сам вместо длинного тире ставлю два дефиса. Лох, чё, учить он нас будит!
Да, возвращаясь к маркетолуху. Из той же серии: водятел. Понятно кто; одно слово – и сразу и профессия, и оценка, и отношение говорящего. Этот приём называется «скорнение». По науке: создание оценочных номинаций. Обзывалок, по-простому если. Да, очень соблазнительная и продуктивная штука.
Из более раннего: хреновация, прихватизация, толераст/толерастия. Совсем уж классика: гитараст (привет, толераст!), православнутый, журнолизд, поцреот… Два корня сливаются или к привычному корню приделывается нехарактерный суффикс – и вот, здравствуйте пожалуйста, новое яркое слово, отражающее отношение говорящего. Хороший приём. Как все сильные средства, требует точной дозировки. Но такое чувство, что современный русский язык просто заражён этим скорнением. Ни слова в простоте! Все вдруг стали эдаким друг-Аркадием, который хочет говорить красиво.
Недавно наткнулся на странное скорнение: «щепетливый». Женщина в группе онкологических больных написала комментарий под постом врача: «Не кто, так, не пишет, на такую щепетливую тему, как Доктор Лена!» (орфография и пунктуация автора. - А.Б.). Щепетливый = щепетильный + щекотливый? Ого! Но тут я уж со своим «филоложеством» облажался: оказалось, что это архаизм, по Далю означает: щеголеватый и т.п. Уверен, правда, что комментаторша именно скорнировала. Откуда ей архаизм этот знать, тем более что нормальное значение по контексту совсем не подходит. Да, вот так вот: и на старуху… Финал выражения вы и сами знаете, не будем тратить недрагоценные электрила (т.е. электронные чернила).
Вообще-то великая русская литература все эти скорнения и прочее активное словотворчество давно переварила. Приведу один пример – хрестоматийный рассказ Антона Чехова «Ионыч». Там персонаж по имени Иван Петрович Туркин прямо-таки мастер-класс даёт для домашних юмористов, самодеятельных стендаперов:
Со временем же неглупый Ионыч, выучивший все эти туркинские мемы, удивляется: «если самые талантливые люди во всем городе так бездарны, то каков же должен быть город».
В «Ионыче» сам заглавный герой оказывается не сугубо положительным, его жизнь превращается в бессмысленное существование ради жратвы, жирных гонораров и скупки недвижимости, безо всяких метафор и эпитетов. Но, как обычно у Чехова, никаких резких оценок. Довёл дело до конца Владимир Набоков. У него языковая не-чувствительность героя, всякие филологические извращения и просто плохая речь – это приговор. Например, персонажу «Дара» Щёголеву, отчиму героини. Главный герой ощущает «какой-то личный стыд, оттого что молча выслушивал мерзкий вздор Щеголева и то нарочито гортанное коверкание русской речи, которым тот с наслаждением занимался, – например, говоря мокрому гостю, наследившему на ковре: "ой, какой вы наследник!"».
Художественная литература вообще поле для языковых экспериментов. Она, в общем, сама один большой эксперимент. Но были ж ещё целые направления в литературе: авторы занимались языковым творчеством ради него самого. Авангардисты. Будетляне/футуристы. Велимир Хлебников… Но это мы совсем далеко забрели.
Каламбуры и прочие языковые приколы – они для чего-то хороши, но быстро изнашиваются, бледнеют. «Водятел» когда-то был ярким и точным. Один раз. Или парочку. Теперь же это слово – просто банальность, как «не-дрова-везёшь» и прочее, но – с претензией на остроумие. Остроумие прекрасно, претензии изматывают.
Короче. Все, конечно, имеют римское право говорить что угодно, прикалываться, искать новые выразительные средства, да и просто молоть забавную чушь, но имеет смысл задавать себе иногда такой вопрос: я вообще кто, Велимир Хлебников или ж Туркин-Щёголев?
…Вот сейчас обидно было.
