Постоянный обозреватель "Года Литературы" Борис Кутенков отобрал 10 лучших на его взгляд стихотворений этого аномально жаркого лета-2021. Предлагаем вам не только прочитать их, но и проголосовать за наиболее понравившееся в конце страницы — и узнать, насколько ваши вкусы коррелируют со вкусами большинства.
Максим ГЛАЗУН 1
- как так-то как-то так
- контактный зоопарк
- ребенку на прикорм
- упёртых дураков
- пернатых пуритан
- как так-то как-то так
- цыплята не взрослеть
- цепляться за вольер
- бояться но стоять
- богатства за края
- не наггетсы-цып-цып
- покамест молодцы
- держитесь ми-ми-ми
- за жизни под людьми
- не курица с яйцом
- в натуре молодцом
- на жалость нажимай
- обжарена ма-ма
- одни лишь детдома
- отнимешь что найди
- ни мяса ни ума
- ни винни впереди(проголосовать)
Один из самых интересных дебютантов, открытых мной этим летом. Поэтику Глазуна я бы назвал «поэтикой языкового скепсиса». У этого автора – насколько вообще можно говорить о содержании отдельно от формы, вопреки Гегелю, – есть своя тема – это тема детства, поданная в несколько нетривиальном, слегка циничном ракурсе, сюжет некоторой возрастной разочарованности. Применительно к этому стихотворению кажется, что есть эмоциональный пережим, хочется сказать, что «не всё так плохо», но это и суггестивно вовлекает, делает текст частью внутреннего переживания. А если слышать, как читает стихотворение автор, – с раздумчивой, чуть нагловатой ленцой, с особой дикцией, – то эмоциональное восприятие усиливается.
Ганна ШЕВЧЕНКО 2
- В двенадцать по Москве три дня тому назад
- ты съела апельсин и вылетела в сад,
- я видела тебя, но кто ты, не пойму –
- ты съела апельсин, и вот уже в плену
- твоих зелёных крыл, твоих чернильных глаз,
- и сад, и магазин и даже космонавт,
- который пролетел в ракете над землёй –
- ты съела апельсин, сверкая чешуёй,
- и вылетела в сад три дня тому назад,
- и вот уже три дня мой сад зеленоват,
- и облако над ним белее голубей,
- и небо с каждым днём светлей и голубей;
- но кто ты, не пойму, пожалуйста, ответь,
- ты рыба или слон, трава или медведь,
- а может быть, ты мой зелёный побратим –
- мы то, что мы едим, мы то, куда летим.(проголосовать)
Апеллируя к словам Михаила Эпштейна, который ввёл термин «метабола» (по его словам, это «вневременная метаморфоза», «я так и думал поначалу назвать этот тип образа; но обычно предполагается, что метаморфоза происходит во времени, а метабола – это превращение вне времени, т.е. взаимопричастность без сходства», – говорит он), можно сказать, что Ганна Шевченко работает именно с поэтикой метаморфозы. Чудеса, которые она творит с метаморфическим преломлением времени и с его художественной плотью, впечатляют меня не первый год; не менее поражает то, из какого бытового (мелкого, ничтожного, как хотите) сора они растут, – и во что этот сор раздувает космическое сознание поэта.
Елена СУНЦОВА 3
- Как зритель откровений изреченных
- Слов замерших отпавших извлеченных
- Из тьмы истосковавшихся истлевших
- Истаявших излитых догоревших
- Изученных истёршихся до дыр и
- Произнесённых вопреки гордыне
- Израненными струнами-устами
- Цевница многоствольная пустая
- Я дую и на воду и на млеко
- И перевоплощаюсь в человека
- И обращаюсь в человеколова
- Была одна Людмила Копылова
- Писала про кубичниц и кубанов
- Играла с пустотой что твой Иванов
- На древних инструментах не играла
- Из Библии ни строчки не украла
- Смотрела очень синими глазами
- На птиц и зверя как на образа и
- Загадывала тысячи желаний
- Сияние её касалось дланей
- Кружило ледяным горячим счастьем
- И в небе приключалась приключанца
- И песне становилось петься легче
- Почти как до возникновенья речи(проголосовать)
Елена Сунцова в стихах исследует крайние состояния: «почти как до возникновенья речи», «играла с пустотой», «израненных, истёршихся до дыр», – не будучи чужда эмоциональной гиперболе («загадывала тысячи желаний»»), оксюморону («ледяным горячим счастьем»), даже намеренным аграмматизмам («очень синими глазами»): приёмы выразительности в её поэзии богаты (точные слова поэта и филолога Нади Делаланд из рецензии о другом поэте: «Стихотворение – очень звуковое, и язык, включаясь в этот чисто поэтический регистр смыслопорождения, работает на стороне текста, помогает ему срастись даже там, где смыслы проседают»). Кто такая Людмила Копылова – не ведаю (вполне возможно, что виновато моё невежество – Гугл подсказывает, что актриса не первого ряда). С ней, видимо, у автора связан спектр личных ассоциаций, возможно, далёких от реального образа – но веришь, что глубоко мотивированных: стихотворение действительно летает, поёт, кружится, произносит те самые «откровенья» и действует во всём диапазоне механизмов суггестивной силы, как то самое сценическое видение.
(Благодарю критика Алию Ленивец за проницательное замечание при чтении этого моего комментария: «На самом деле читателю и не важно, кто она такая. Но вот это якобы реальное имя создаёт эффект достоверности (действительно жила на земле, в нашем вот мире такая удивительная, невероятная чудо-человек, от сияния которой даже «в небе приключалась приключанца»). И это ведь тоже художественный приём, позволяющий добиться большего читательского включения в текст, стать сопричастным и сопереживающим... И лирическая героиня сама становится этой Людмилой Копыловой. И с одной стороны, если знать, что актриса, тогда мы видим, как благодаря актрисе оживает театральное действо. А с другой, поскольку названо именно это никому не известное, очень бытовое и обыденное имя, этот сюжет совсем не привязан к театральным подмосткам. Опять же, «жизнь – театр...». Здесь, мне кажется, важен именно этот момент перевоплощения, и каждый, если захочет, может из зрителя стать такой вот неземной».
Александра ХОЛЬНОВА 4
- Е. М.
- Кто вернулся, кто окна без спроса открыл,
- видел сон: вижу сон, чёрный дым;
- ты не спал — я спала, я спала — ты смотрел,
- над кольцом и округой (по кругу) летел.
- Приходи, оставайся. Прогнулся карниз,
- он не помнит гнезда, я не помню границ
- пробежавшей над нами Балтийской воды;
- белоснежная смерть, это снег, это ты?
- Говоришь: вижу сон — видишь сон. Это я.
- Не летел, просто шёл, просто думал и был;
- нарезая круги, корки хлеба ронял,
- быстро шёл, а вернее на снег выходил.(проголосовать)
Страшноватый горячечный сон, в котором наблюдаешь очень близкого человека – которого давно не видел воочию. Всё торопится, бежит, просеивается мимо; избыток глаголов, внутристрочные запятые, тире и повторы, поддерживаемые фонетикой гармонические пары передают ощущение резкой экспрессии, «это снег» и «это ты» уравниваются не только в звуковой сумятице (которая оказывается самой главной гармонией – гармонией звукового сближения), но и в визуальной динамике перемен. Почитайте остальные стихи Хольновой на «Полутонах» и на сайте «Прочтение».
Алексей КУБРИК 5
- Дышит на ладан вчерашний шкет,
- часы его — барахло,
- даже номер не выбит. И на просвет
- время будто не к ним сошло,
- а расселось с пылью внутри тик-так.
- Их пружинный завод невелик,
- и не так, поди, попадают в такт,
- как их кварцевый тик-двойник…
- Что я делаю здесь? Брожу по лесам,
- всё пытаюсь так замереть,
- чтоб знакомые тропы по голосам,
- словно дерево в сон одеть.
- Что я делаю здесь, средь весёлых трав
- для не очень весёлых дел,
- чтобы плоть мучительный свой состав
- там, где облак всю ночь горел,
- распахнула и, не найдя жилья,
- запахнула обратно в твердь,
- чтобы длинная молния для шитья,
- и луна, чтоб не только смерть…
- Каждым летом небесный огонь иной,
- будто знает, чего мы ждём.
- Там часы в кармане ещё со мной —
- есть кого послушать с дождём.
- Там и воздух жив, и вода на вкус
- как слеза счастливой любви.
- Я держу тебя — уронить боюсь,
- потому что кричу: лови…
- Ты не слышишь, а тот — воздушный — летит
- и, касаясь сплетённых тел,
- попадает в солнечный свой зенит,
- потому что в сон не успел.
- Птичий щебет, птенячая их возня,
- рыжий кот перебрался в тень…
- Свет вот-вот дочертит свой контур дня.
- Спи, мой ангел, ещё не день.(проголосовать)
Алексей Кубрик продолжает разрабатывать узнаваемую версию «тихой лирики». Проборматывание (его же слово, приклеившееся и к вашему обозревателю), почти приговский (но основанный, конечно, на принципиально других началах) вид лирики, идущей из самых глубин подсознания (см. наблюдения Михаила Эпштейна о текстах Пригова как о «животном философизме», где «мыслительство еще не отделилось от урчания в животе и от почесывания в затылке») — и события слов тем неожиданнее, чем естественнее соответствуют ритму этого индивидуального бормотания. Внятно и светло. И хорошо повторять эти строки (и читать новую книгу Кубрика «Рыба важнее», вышедшую в «Воймеге»), так же, как его лирический герой, бродя по лесу за сбором грибов – или вылавливая ту самую рыбу.
Елена ЖАМБАЛОВА 6
- Настоящая жизнь неприглядна, но я пригляжусь.
- И приближусь, насколько возможно, зайду, как домой
- В сладкий липкий стакан, где по дну пробирается жук.
- Еле-еле, не знаю, как он теперь лапки отмоет.
- Если я протяну свои руки накапать воды,
- Неуклюжими пальцами трогать жука за живое –
- Он умрет, покалеченный жук, от моей доброты.
- Что мне делать. Сижу говорю: я с тобою, с тобою. С тобою.
- Я могла бы представить, как сверху и ты на меня
- Тоже смотришь, и так говоришь. Я ползу, как умею.
- Будет утро в росе и купание в радости дня.
- И под жесткою спинкой прозрачное крылышко феи.
- Только ночь проползти, чтоб ни ноготь, ни чья-то нога
- От жестокости, жалости нами не хрустнула, Боже.
- Мы ползем, а потом раздеваемся донага,
- От жуковьего и человечьего – до невозможного. (проголосовать)
Елена Жамбалова – это уникальный дар эмпатии в современной лирике, который проявляется и в этом стихотворении (Лена пишет редко, но каждое её стихотворение на «Фейсбуке» ждёшь как подарок – и почему-то не обманываешься. Возможно, я тут необъективен, так как настроен на её волну дневникового говорения, – где чистота личности автора словно заранее обещает, что всё будет вот так, дневниково, кристально, слегка неуклюже – но естественно неуклюже! – как рассказ про этого жука). Создаётся странное ощущение «внезаконности» этих стихов, отношения к «правилам» с обратным знаком: так, рассказ удлинён и, кажется, высосан из пальца (но ведь на этом всё держится, и так умеет только Жамбалова), за декларативный финал в конце я бы побил по пальцам любого из своих клиентов по мастерству (но ведь именно в нём интонационная мудрость! а эта разноударная рифма – разве не в сложных гармоничных отношениях со всем звуковым строем стихотворения, его «ползущим», как сам его предмет, тянущимся целым?). Нет-нет, так не бывает. Я ещё прочитаю это великолепное стихотворение, которым очарован, и посмотрю на него более объективно.
Алексей КОЛЕСНИЧЕНКО 7
- за спасительных стен гужевые труды
- вброд по небу сирень алыча
- человек состоит из воды и воды
- и вода от воды отлича
- в мутной толще проталина завтра светла
- не приблизить ее не украсть
- и летят на разведку квадраты стекла
- и кругами расходятся в нас
- бел сиреневый воздух и дым кочевой
- что весной полевой приберег
- человек состоит из почти ничего —
- черт бессонных и стен четырех
- у которого года в руках запятых
- разольются обломки брони
- укрывают погоду цветы и цветы
- но ничто их уже не роднит(проголосовать)
Говоря об этом тексте, нам уже приходилось упоминать поэтику ассоциаций, наследующую Мандельштаму, – но мандельштамовские речевые механизмы становятся в этой поэтике только стартовым импульсом, чтобы передать видимое разобщение (выраженное то на уровне тавтологий: «воды и воды», «цветы и цветы», то «ложного» фонетического и синтаксического соседства – «сиреневый воздух и дым кочевой»). Что прекрасно здесь – сама гармония несочетаемого: от этой строки – «черт бессонных и стен четырёх» – я получаю истинное истинное наслаждение (как сказал бы Дмитрий Воденников, «словно перекатываешь виноградину под языком»).
Артём МОРС 8
- птица трогает руками
- воздух вязкий как мазут
- я хочу остаться с вами
- но другие ждут
- хищным взором обнимая
- пряча пулю между строк
- вдруг поймешь не надо рая
- и взведёшь курок
- пять минут до воскресенья
- десять лет до немоты
- хватит пенья и терпенья
- широты и долготы
- для того чтобы остаться
- сохраниться как
- прямо в космос бы продраться
- через этот мрак(проголосовать)
Тут хочется сказать о целостном впечатлении от книги: небольшой по объёму, скромный сборник стихотворений иркутского поэта («Что музыка», «Воймега», 2021) достался мне на недавнем фестивале в Красноярске. Стихи Морса наследуют традиции Сергея Гандлевского и Олега Дозморова в описании современного «маленького человека». Морс индивидуализирует эту традицию, прислушиваясь и к красоте, и к «дребезжанию» окружающего мира: «Кто он такой — как снег / на голову упавший — / маленький человек, / недоедавший каши? / Может быть, великан, / пальцем свернувший горы? / Пусть он расскажет сам — / выслушать мы готовы»; вообще, тютчевское «мысль изреченная есть ложь» можно было бы переформулировать здесь как «услышанное в тишине есть настоящая правда». Много верлибров – кажется, дающих новый простор для высказывания поэту, чья рифма предательски хромает – видимо, как сам мир, который пытаешься поднять, протереть, бережно пересобрать.
«Мы поплывём за самый горизонт, / за далью-даль, за дважды-два-четыре, / где только бог отыщет, подберёт, / рассмотрит, оботрёт от пыли, / покрутит, что-нибудь шепнёт / и снова потеряет в мире». И, конечно, важен новый поворот разговора о «человеческом, слишком человеческом» и о том, где, собственно, грань между высказыванием – и искусством: стихи Морса вновь дают нам поводы для подобной дискуссии, иногда замыкаясь на том, что хочется зафиксировать, а значит, сберечь; иногда – преображая реальность (конечно, такие стихи лучшие, но человеческое тепло и свет иногда возникают в непредсказуемых местах, вне зависимости от «поэзии/непоэзии» и даже в стороне от первой).
Анна ПАВЛОВСКАЯ 9
- когда господь спустил с небес свирель
- и закруглил симфонию в метель
- я с белых губ мелодией сбежала
- кружилась и светилась и мерцала
- так взвинчена что не могла дышать
- и не могла сквозь сон пошевелиться
- и продолжала в воздухе летать
- как белая небесная частица
- была я совокупностью окрест
- роящихся созвездий и снежинок
- мне снился сон что я была оркестр
- между землёй и небом поединок
- так схлёстывались звук и тишина
- так плакала небесная струна
- взвивалась ввысь расплёскивалась тенью
- переходя от смерти к пробужденью(проголосовать)
Высочайший и удивительный мир – создание нового дня творения автором-демиургом; работа на принципиально других высотах, нежели у других поэтов, представленных в этой подборке (при всей их разности и значительности). Многололосная партитура о вечности, творения сумасшедших миров – и перемена не просто состояний, а собственных ипостасей в этом танце бытия. (Валерий Отяковский, с которым мы обсуждали это стихотворение, отметил связь с его с ходасевичским «Сижу, освещаемый сверху…»; да, возможно – вообще я заметил, что как минимум три стихотворения, выбранных мной в этой подборке, о том самом метафизическом переходе, о смене пространственного вектора – что бы это значило?).
Евгений НИКИТИН 10
- умер вася бородин
- а, точней, не он один
- и чернецкий, и егоров
- умерли без разговоров
- умер витя иванов
- коваль, эрль и яснов
- и марат багаутдинов
- и других полно кретинов
- остаемся мы с тобой
- трогать шарик голубой(проголосовать)
Не знаю, что может быть сейчас актуальнее этой простоты: в ритме детской считалки перечисляются имена недавно ушедших поэтов (разной значимости, разной степени известности). Игровое обрамление делает это перечисление ещё более жутковатым, энергию бега времени – неизбежной, замкнутой в едином чёртовом колесе. Наверное, это и есть та самая, георгиеивановская последняя прямота. А люди уходят и уходят.
Источники:
- 1 «Прочтение», 25 июня 2021.
- 2 «Крещатик», № 3, 2021
- 3 «Новый мир», № 7, 2021
- 4 «Полутона», 10.07.2021
- 5 «Знамя», № 7, 2021
- 6 Facebook, 10 июля
- 7 «Формаслов», 15.06.2021
- 8 «Крещатик», № 3, 2021
- 9 Facebook, 3 июня 2021
- 10 Facebook, июнь 2021
