САЙТ ГОДЛИТЕРАТУРЫ.РФ ФУНКЦИОНИРУЕТ ПРИ ФИНАНСОВОЙ ПОДДЕРЖКЕ МИНИСТЕРСТВА ЦИФРОВОГО РАЗВИТИЯ.

Анна Фурман. Семь предложений

Публикуем тексты, присланные на конкурс «Детектив Достоевский»

pixabay.com
pixabay.com

Текст: Анна Фурман

«Нет-нет-нет!» – Марк потер виски, скинул на темный кафель ванной джинсы с бурыми пятнами, черные трусы, носки, белую рубашку в бордовых разводах. Зашел в душевую кабину. На него обрушилась ледяная струя, он стиснул зубы, но не добавил горячей. Опустил голову, внимательно следя, как вода, попадая на лицо и руки окрашивается в алый и уносится в слив. Вскоре стекала только прозрачная, и не в силах терпеть жгучий холод, Марк закрыл кран и выскочил из кабины, как из поезда, мчащегося в обрыв. Схватил полотенце и принялся себя растирать. Неистово. Беспощадно. Кожа раскраснелась, стала гореть – этого он и добивался.

Марк влетел в спальню, забрался под одеяло, сжался, начал шептать: «Нет. Не-ет...»

Всю ночь он пролежал так, не сомкнув глаз, поглядывая на, казалось, замершие, отливающие зеленовато-желтым стрелки часов. В пять сорок семь пошел в туалет. Голова раскалывалась, в глазах рябило. Взгляд упал на груду одежды, в животе забурлило, Марк ощутил кислый привкус подступающий рвоты и в последнюю секунду успел склониться над унитазом. Извержение длилось не больше минуты. Нажал на смыв, зажмурившись, собрал в кучу вещи и заставил их, в черном мусорном пакете, скрыться за дверью. Будто ничего и не было. Умылся еле теплой водой, почистил зубы. Оделся.

На кухне, в предрассветном полумраке, Марк вцепился в мобильный, дрожащей рукой пролистал ближайшие аптеки – все открывались в восемь. Поехать в ночную? Марк вспомнил, что припарковался не у дома. Придется ждать. Он включил по привычке кофемашину – она тихо зажужжала, заклубился пар. Переместил белую чашку с полки на платформу, нажал на «эспрессо» – резкий рык отозвался пульсирующей болью в висках. На стенку чашки с шумом брызнула и поползла вниз бурая капля. «Нет. Не-ет.» Марк зажмурился, выдернул шнур из розетки. Голова показалась самым изощренным пыточным инструментом. От боли свело челюсть. Марк сел на стул, закрыл глаза, сжал виски, принялся покачиваться взад-вперед, словно пытаясь себя убаюкать. Не помогало.

Он встал и побрел, не открывая глаза, но вытянув руки вперед, в спальню. Вернулся в постель – зарылся под одеяло. О том, что сейчас рассветет, наперебой, раскатисто оповещали птицы. Проклятые твари, он ненавидел их. Настолько, насколько требовалось, чтобы хоть на миг забыться. Забыть.

В семь двадцать восемь он, непричесанный, небритый, в помятой одежде, закрыл входную дверь квартиры.

– Доброе утро, герр Гюнтер, – тихо, не смотря ему в глаза, поздоровалась соседка.

Еще вчера живая и цветущая, она словно усохла и обесцветилась.

– Доброе, фрау Шульц, – прошептал он, опустив голову.

Щурясь и сжимая виски, Марк прибавил шаг.

На улице ждал ад – вынырнувшее из засады солнце навело прицел на глаза и нещадно палило. «Черт. Очки в машине». Марк опустил голову и приложил руку ко лбу, изобразив козырек. За домами ждала новая пытка – несущиеся и плюющие в лицо поток неразборчивой брани автомобили. Он хотел заткнуть уши, но тогда глаза бы остались без защиты. Глаза или уши? Он застыл не в силах выбрать, широко растопырил на секунду пальцы, но тут же сомкнул обратно в козырек. Превозмогая агонию, двинулся дальше. «Дз-зинь-дзинь!» – резко пронзило левое ухо. Сердце бешено заколотилось, Марк сжался, на велосипеде пронеслась девушка в джинсовой рубашке. Он начал хватать воздух, словно выброшенная на берег сельдь. Наконец смог набрать в легкие воздух и сделать вдох-выдох. Сжав зубы, продолжил свой путь.

Марк раздвинул пальцы – в узкой щели показались ядовито-красные буквы названия. У входа в аптеку, нервно наворачивая круги, мельтешила молодая мама, она пыталась укачать орущего младенца. Марк скривился и вынужденно остановился на безопасном расстоянии, даже сделал несколько шагов назад, выжидая пока рев младенца не скроется вначале в аптеке, а затем за одним из ближайших жилых домов.

Минуты в ярком, клокочущем мире казались вечностью.

Наконец наступила относительная тишина, Марк осторожно, медленно, словно остерегаясь западни, зажмурившись, вошел.

– Доброе утро, чем могу вам помочь? – произнес улыбчивый светловолосый юноша в белом халате.

– У меня… – губы будто сопротивлялись, – нестерпимая... боль, – он поднес руки к вискам, – и бессонница…

– Понимаю! – парень оживился, начал перебирать препараты.

– Не так громко, – умоляюще прошептал Марк.

Парень поглядывал с сочувствием и произносил слова немного тише, его пальцы бесшумно перетасовывали перед Марком препараты, которые, как он утверждал, способны творить чудеса. Чуда Марк жаждал, словно путник затерявшийся в пустыне и молящий хоть о глотке воды. О побочных эффектах слушать уже отказался, все что его волновало – удаться ли прийти в норму перед завтрашним вылетом. Он купил еще и бутылку воды, принял тут же две таблетки от мигрени и вышел.

Дорога домой не стала менее мучительной, но бумажный пакет со снотворным и таблетками от мигрени дарил надежду, что скоро, он перестанет слышать голос. Ее голос.

Марк проспал чуть менее суток – в четыре утра из небытия его вырвал будильник. Он чувствовал себя нормально, даже хорошо. Принял душ, надел форму пилота, плотно позавтракал, выпил две чашки кофе, а быстро собрав привычный набор вещей, вызвал такси. Все было так, как обычно, разве что на рейс он ехал на такси. На светофоре они остановились, с ними поравнялся мужчина на спортивном велосипеде. «Не-ет, не-ет!» – в панике зашептал Марк, водитель дернул головой, но в этот момент светофор переключился, и они поехали дальше.

«Дамы и господа, вас приветствуют на борту...»

Дверь в кабину пилотов закрылась, изолировав Марка и Оливера от внешних звуков.– Ты какой-то бледный сегодня, Марк, – Оливер ослабил галстук и обеспокоенно посмотрел на напарника. – Все в порядке?– Да-а, не успел позавтракать, – Марк приподнял уголки губ, – у меня кажется есть еще шоколадка, – он вытащил из внутреннего кармана пиджака квадратную плитку молочного шоколада. – Угощайся!

Оливер улыбнулся в ответ и покачал головой. Отломив несколько кусочков, Марк не хотя сунул их в рот, сосредоточившись затем вслед за товарищем на панели управления и голосе в наушнике.

Они взлетели, набрали высоту и включили автопилот.

Марк чувствовал, как по спине бегут мурашки, а в горле стоит ком. Оливер почти все время самозабвенно обсуждал детских врачей, проделки их овчарки Джека, предстоящий день рождения пятилетней Сары. А Марк мычал в ответ или кивал, когда Оливер поворачивал голову в его сторону.

Они уже летели над Альпами, когда тот гордо произнес:

– Мы с Лаурой подарим велосипед. Настоящий, двухколесный. Не дешевый, но он того стоит!

Марк поморщился, изнутри его словно раздирали когти невообразимо мерзкого существа, он стиснул зубы и вжался в кресло. Оливер ничего не заметил, он в это время вставал с кресла.

– Я в туалет. Вернусь, расскажу про отпуск.

– Нет! – выкрикнул Марк, когда остался один.

Испугавшись своего голоса, он подскочил и запер дверь изнутри.

– Нет. Не говори этого. Я… не хотел! Я не специально. Там было темно! – слова лились из него, наводняя кабину. – Нет. Это не так. Нет!

В глазах потемнело – теперь он находился не в кабине самолета, а на обочине. Рядом валялся велосипед. Он склонился над белокурой девушкой, с носа, уголков рта текла кровь. Он приложил пальцы к шее – пульса не было. Вдруг губы зашевелились.

– Ты! Ты убил меня!

– Нет, нет. Это несчастный случай! Ты ехала без света, я не видел!

– Ты убийца!

– Нет-нет-нет… – Марк схватился за голову – боль пронзила его словно тысячи мелких осколков.

– Ты убил меня, – спокойно продолжила Эмили. – Ты лишил мою мать смысла жизни.– Ты выехала так внезапно… и без света… Я не успел, не мог...

– Ты отнес мое тело подальше в лес и бросил там. Ты все продумал, как настоящий убийца!

– Нет!

– Ты меня убил!

– Нет, нет!

– Марк? Все в порядке? Дверь заклинило! Я вводил код, но он ...

– Я убийца.

Началось резкое снижение.

Новость об авиакатастрофе и гибели ста пятидесяти человек ошеломила многие страны, заголовки долго пестрили на первых страницах; сообщение о найденном в лесу трупе Эмили Шульц напечатали только в одной газете, оно занимало семь предложений.