Текст: Вячеслав Немиров
Известно, что как корабль назовешь, так он и поплывет. Почему «Пироскаф»?
Александр Переверзин: «Пироскаф» – название одного из последних стихотворений Евгения Баратынского. Стихотворение было написано, когда поэт отправился в морское путешествие в Италию. «Пироскаф» – это, можно сказать, завещание.
Пассажиры пироскафа на новом для того времени виде транспорта отплывают в неизведанные земли, вокруг них – бушующая стихия. И вместе с тем они двигаются и внутрь себя.
Баратынского, современника Кьеркегора, можно назвать первым экзистенциалистом в русской литературе. Мне близка его поэзия, поэтому выбора особенного и не было – я давно носился с этой идеей, а после того, как закрылось издательство «Воймега», и мы с коллегами задумали делать журнал, решили, что он обязательно должен называться «Пироскаф».
«Пироскаф» – это ведь устаревший синоним слова «пароход». И издательство «Воймега» специализировалось на традиционной лирике. Не боитесь ли упрека в намеренной архаизации?
Александр Переверзин: Не боимся. Разумеется, некоторая архаизация есть – это дань Баратынскому, и в его лице – дань вообще классической русской поэзии. В традиционной поэтике, в русле которой находится «Пироскаф», всегда было место новаторству. Все выдающиеся русские поэты были одновременно и верны традиции, и становились новаторами.
Но стоит понимать, что во времена Баратынского пироскаф был новым видом транспорта. Это одновременно парусник и пароход. У корабля сохранялись паруса, но было и гребное колесо – при необходимости запускалась турбина, и судно могло плыть против ветра. До этого мореплаватели могли полагаться только на попутный ветер и вёсла. И в этом тоже был вызов стихии, победа над ней.
У Олега Дозморова, поэта, чьи стихи вошли в первый номер журнала, есть такие строки: «Вечер преобладает, медяшку драит — // закат по Тернеру, всё по ГОСТу. // Традиционная лирика умирает — // я прочел когда-то в журнале "Воздух"». А что лирический герой Дозморова прочел бы в журнале «Пироскаф»?
Александр Переверзин: Я не знаю, что конкретно можно будет прочесть в «Пироскафе». Мы не конкурируем ни с одним изданием, не хотим себя никому противопоставлять. Мы, прежде всего, делаем свое дело.
Традиционная поэтика может быть востребованной только в том случае, если она новаторская, то есть привносит в поэзию что-то новое. Наши авторы вписываются в эту концепцию. Условно говоря, они могут писать четырехстопным ямбом, но делать это так, что стихи будут восприниматься современно.
Магистральным направлением русской поэзии со времен Ломоносова и Тредиаковского остается силлабо-тоника. И все двухсложные и трехсложные размеры знакомы нам с раннего детства: все мы начинаем читать Маршака, Чуковского, Михалкова, Пушкина. Поэтому ритм и рифма воспринимаются нами как нечто однообразное. Но в современных стихах столько нюансов, и увидеть их может только человек, постоянно читающий современную поэзию, способный сразу же отличить стихотворение Серебряного века от стихотворения современного автора.
Когда к выходу только готовился первый выпуск журнала, в анонсе на портале Prosodia говорилось, что редакция «Пироскафа» «… признаёт в поэзии приоритет вечного, индивидуального и экзистенциального над актуальным, коллективным и популярным». Понятны оппозиции вечного и актуального, индивидуального и коллективного, но как противопоставляются экзистенциальное и популярное?
Александр Переверзин: Самый простой способ для поэта получить известность — эксплуатировать актуальные темы. Двадцать лет назад в поэзии продвигали одну повестку, десять — другую, сейчас третью. По-настоящему для поэта важны только две темы: смерть и любовь. Эрос и Танатос всегда были в центре мировой и русской поэзии.
Идея создания «Пироскафа» возникла только после закрытия издательства «Воймега» или она была с вами и некоторое время до этого?
Александр Переверзин: Идея возникла года два назад, но воплотилась она именно после закрытия издательства. Мне кажется, что поэтические книги сегодня совершенно не востребованы. Интерес к авторской книге сильно упал.
Все началось с того, что примерно с середины десятых в России появилась качественная цифровая печать. Книги стали издаваться тиражом в 100-50 экземпляров, появилась печать по требованию – каждый поэт теперь может стать издателем. Легко получить ISBN, и по цене недорогого смартфона выпустить книгу стихов. Результатом этого стало поэтическое перепроизводство. Мы почувствовали это несколько лет назад.
В 2003 году, когда мы создавали издательство «Воймега», каждая поэтическая книга становилась событием. Существовало всего несколько поэтических серий: ОГИ, Пушкинский фонд, «Классики XXI века». Теперь поэтических книг стало выходить на порядок больше, но площадок для разговора о них не прибавилось. Новый журнал – это ещё и разговор о вышедших книгах, о поэзии, какая-то полемика, литературные споры.
Все перечисленное сподвигло нас закрыть издательство и начать выпускать «Пироскаф». Однако мы оставляем возможность открыть небольшую поэтическую серию при журнале. Там не будет выходить много книг, думаю, 4-6 в год, и на страницах журнала будет вестись разговор об этих книгах.
Вы вспомнили о своей поэтической молодости. Если взглянуть на имена поэтов, чьи стихи опубликованы в первом номере «Пироскафа», – становится понятно, что это уже большие мастера. А планируете ли вы работать с молодыми голосами российской поэзии?
Александр Переверзин: Конечно, в первом номере должны были быть «имена» – поэтому мы ориентировались на известных поэтов. Получился небольшой перекос в сторону поэтов старшего поколения.
Но и в первом номере есть стихи молодых авторов: Мирославы Бессоновой, Яны Савицкой. Во втором номере, который уже готов к печати, будут Максим Глазун, Михаил Куимов, Полина Кондратенко. Им нет тридцати.
Словом, молодых поэтов мы привечаем и обязательно будем публиковать.
Можете поподробнее рассказать о рубриках нового журнала?
Александр Переверзин: Названия рубрик – морские термины, это продиктовано названием журнала.
Так, например, «Навигационные карты» – это рубрика больших подборок, от 300 строк. В рубрике «Сигнальные огни» – подборки меньшего размера, 150-200 строк. «Акватория» – это рубрика художественных переводов. «Смотровая площадка» посвящена рецензиям, обзорам. И если «Смотровая площадка» представляет широкий критический взгляд на книгу, то в рубрике «Иллюминатор» представлены мини-рецензии. В «Грузовом трюме» будут статьи об истории поэзии, литературоведческие работы.
Кстати, сайт журнала уже открыт, и все материалы первого номера можно прочитать.
«Пироскаф» – это вещь в себе? Журнал будут читать только профессионалы, поэты и критики, или есть интерес со стороны простого читателя?
Александр Переверзин: Честно говоря, мы не рассчитываем на большой читательский интерес. Тираж журнала составляет 300 экземпляров, и я думаю, что он будет расходиться среди профессионалов: поэтов, стиховедов, критиков.
Конечно, хочется иметь много читателей. Мы будем стараться рассылать «Пироскаф» по библиотекам, на днях открыли сайт. Но я даже не представляю, что такого можно сделать, чтобы журнал обрел широкую популярность. Специально написать на актуальную тему, чтобы появился читатель? Можно и так, но тогда приходится чем-то жертвовать: качеством, концепцией.
Невозможно специально привить любовь к поэзии. Поэт пишет для себя, и если у него появился читатель, то поэт в этом не виноват и не способен никак на это влиять. Писатель не может просчитать, как его «слово отзовется».
Хотя, если задуматься, то у современных поэтов читателей больше, чем было у выдающихся поэтов, скажем, Серебряного века. Пять тысяч подписчиков в блоге – это аудитория, которая больше той, что была при жизни у Есенина и Мандельштама, Цветаевой и Георгия Иванова. Наша позиция такова: поэт должен заниматься поэзией, и будь что будет. Специально за читателем мы не гонимся.
Последний вопрос будет фантастическим. Если бы вы знали, что в «Пироскаф» с того света свои подборки хотят прислать все когда-либо жившие и писавшие на русском поэты, а в номер можно взять только 2-3 авторов. Кого бы вы опубликовали?
Александра Переверзин: Если говорить о XIX веке, то, естественно, Баратынского! А из поэтов XX века, наверное, Заболоцкого.