Анжелика Астахова. Центр окружности – точкаru

Автор: Анжелика Астахова

Центр окружности – точкаru

- Ужас, Миша, ужас, что приключилось со мной на днях! - Воскликнул Петухов, и, не снимая кепку, без приглашения ввалился в мое мизерное жилище.

- Ну, рассказывай…

Петухов ходил по комнатушке, выискивая, куда присесть, но вся мебель у меня была завалена исписанными холстами и книгами, а на полу стояли подрамники, этюдники и огромный мольберт с только что законченной картиной.

Пётр Петухов - замечательный человек. Вообще я его люблю. Он поэт в самом широком, всеобъемлющем смысле этого слова. Пётр любит роскошные кресла или диванчики Людовика какого-то. Бархат, золото, цветы и фрукты, вырезанные в деревянных спинках, завитушки на подлокотниках, изогнутые ножки. Однако его пристрастия к мебели не распространяются на то как одевается он сам. Встретив его на улице вы пройдёте мимо не то что не удостоив взгляда, но так как буд-то и не увидев никого. Таково было его умение мимикрироваться. Однажды я гулял по парку, где почти никого не было. Вдруг слышу, кто-то окликает меня. А это Петухов! Представляете! Как я - художник, мог не увидеть среди всей этой зелени его яркокрасную “пожарную” ветровку, в которую он был облачён в тот момент?

Не обнаружив в моей студии ничего достойного своей персоны Петухов опустил тощий зад на скамеечку-табурет, издавая невнятные звуки и постоянно вздёргивая руками и ногами. Волосы его были взъерошены, а глаза горели яростным огнём. Мне стало боязно. Чего-чего, а поэты такое могут исполнить, находясь в возвышенном состоянии духа, что не будешь знать в какую дудку дудеть, чтобы змеёныша успокоить. Ладно ещё, если накалякает или намалякает гадость какую-нибудь на твоей картине, а может и кисточкой ее продырявить или ножиком пырнуть! Но хуже всего, что табуретка - это прямо великолепное место с которого, не дай бог, он ещё начнёт стихи читать!

Был жаркий августовский денёк, но я не хотел предлагать Петухову выпить. Категорически! Мог бы, конечно, дать ему газированной воды, подмешав туда валерианы с пустырником, но обе настойки спиртовые, а Петухов чует запах алкоголя как акула кровь. Поэтому я просто сказал: “Я тебя слушаю.”

Пётр покудахтал ещё немного, потом замер и прикрыл глаза точно птица.

- Все эти Премии, Конкурсы, Резиденции - это просто надувательство и распил Президентских Грантов! - Вдруг воскликнул он, гордо вскинув голову к потолку.

- Одно сплошное негодяйство и надувательство, и распил! Петя, ты впадаешь в тавтологию. - Добавил он, обращаясь сам к себе, но уже без трагических ноток в голосе.

- Вот ты, художник. Ты чем занимаешься? Картины пишешь. А где ты их выставляешь? Как ты их продаёшь? Посмотри кругом: картины, картины и картины! До потолка твои картины! Скоро они тебя на улицу вышвырнут и будут из окон смотреть как ты не знаешь куда голову приклонить.

- У меня ещё и в подвале картины.- заметил я.

- И всё это будет уничтожено! - Зловеще зашипел Петухов. - Всё! Ты помрёшь и картины твои сгниют на помойке. Они сгниют, ты сгниешь. Миша, ты понимаешь, что всё сгниёт и ничего не останется. Ноль!

Я всё ещё не понимал к чему приведёт это театральная выходка Петухова, поэтому был как всегда вежлив и осторожен.

- Тебя опять продинамили на конкурсе?

- Не просто продинамили! Мне даже в регистрации отказали. Понимаешь, захожу на сайт, ввожу все данные, нажимаю кнопку “отослать”, выплывает “Вам на почту отправлено сообщение”. И никакого сообщения! Неделю прождал, уже скоро приём закончится…

- Может в адресе ошибка?

- Нет, перепроверил. Даже со второго ящика отправлял - тоже ничего.

- В техподдержку писал?

- Вчера. Без ответа.

- Они в соцсетях есть?

- Да. Туда тоже писал.И я - не первый! Так они какой-то дамочке в личных сообщениях ответили, а мне нет! Миша, может мне фамилию сменить, может мне взять какую-нибудь звучную, как у тебя Циммерман или Иванов, наконец, Котёнкин?

- Петя, ты в “спам” заглядывал?

- Я всю почту перекопал абсолютно!

- Да-а…Чай будешь?

Я поставил чай и, сняв готовую картину с мольберта, повесил её просыхать на гвоздь вбитый почти под самым потолком. Петухов повернулся на табурете и стал смотреть на картину.

- Красивая! - протянул поэт с какой-то странной завистью в голосе.

Я испуганно повернулся и поглядел на Петухова, но на его внезапно просветленном лице сияла та широкая искренняя улыбка совершенно счастливого человека. Не понимаю, как он это делает? Что там у этих поэтов происходит? Что там за механизм такой работает?.Я спрыгнул со стопки книг и пошёл готовить заварку.

- Видишь чего намалевал? Красоту какую развесил. Мишка,да ты гений, чёрт тебя дери! Такое в музей только и отправлять.

- Да, что ты…

- Солнце-то прямо спеклось, как кровь. А под ним поля убранные уже, стогов не хватает только…Бабы в юбках черных в пол - это украинские? Не - это русский орнамент…Танцуют. Девку в красном сарафане замуж выдают. Не, не девку, а Деву. Лицо у неё как яицо. А цвет-то какой, как на просвет солнца скорлупа. Хороша девка, да за кого ж её сватают-то. Один вон паренёк на аккордионе наяривает. Молодой, русый, плечи вона какие!Ввсё при нём - и усики и глаза васильковые и пальцы длинные и нежные как у пианиста…А ног нет. Культяпками к дощечке привязан. Только один на трёх баб мужик целый стоит. Тот, что слева. Да только страшный он как чёрт! Да, гляди же, гляди, в бубен ещё и время отсчитывает. А руки в красных перчатках, а вместо ног у него копыта красные из-под серого плаща торчат. Чёрт он, и, что ни на есть, самый настоящий!

А вот и ангел в платьице белом. Глядит на нас васильковыми глазками и петушок у неё в руках, леденчик красненький, как сердечко у груди бьётся…Значит, есть у нас будущее…А как же иначе…

Теперь вы понимаете, почему я так люблю Петра Петухова. Один только он мне смысл моих картин разъясняет. Сам я ничего этого не вижу, ни когда пишу, ни когда смотрю на уже написанное. Я могу только искать ошибки на уже готовом полотне. Даже, я бы сказал, не искать сами ошибки, о них, допущенных в прцессе создания я и так знаю, а искать возможность их исправить. Однако часто исправления могут только всё испортить. Вдруг исправление небольшой неточности приводит к потере равновесия и целостности всего полотна.

Я отдал Петухову чай, а сам поставил на освободившийся мольберт следующий холст.

- Стогов, говоришь не хватает? Щас мы стога отдельно напишем! Где-то у меня этюдик с ними валялся…Не найти его! А я так, по памяти начертаю…- Сказал я и четко, одним махом разделил полутораметровый холст на небо и землю.

- Лихо ты! Дай линейку, я измеряю.

- Нет у меня линейки.

- А что есть? - Петухов разбегался по тесной студии в поисках инструмента. Нашел швабру, которой я сегодня утром мыл полы и приложил её рукоятку к чистейшему холсту с единственной линией проложенной мною.

- Глаз-алмаз! А у меня остигматизм…- Промямлил Петруха и, отошед от мольберта, встал поодаль, опираясь на швабру как Нептун на трезубец.

- Стихийный ты человек, Пётр. - заключил я и принялся чертить круги на том, что предположительно было полем.

Петухов всё время стоял позади меня. Когда я закончил он подлетел ко мне и недоверчиво спросил:

- Думаешь ровные? Ну, того, если измерить, то они прямо окружности будут или так-сяк? Погоди, я сейчас!

Петухов раскурочил мне всю кухню в поисках крышек и тарелок разного диаметра чтобы сверить правильность округлостей и после нескольких попыток с удовольствием заявил: “ Perfetto!” Он аккуратно вернул кухонную утварь на свои места, отхлебнул остывшего чаю и, мурлыча как кот, произнёс:

- Если бы только ты ещё и центры окружностей мог бы так же легко поставить, то стал бы вторым Леонардо Да Винчи…

И тут я рассказал ему мою историю про “Козью ножку”.

Козьей ножкой, если кто ещё помнит, назывался инструмент для начертания окружностей. Сейчас кто-то скажет, что это циркуль, но нет. Циркуль был инструментом, которым обладал кто угодно, кроме меня. Не могу обвинить в том моих родителей, ни-ни-ни! Мне была выдана достаточная сумма денег для покупки школьной формы и всех принадлежностей, какие только были указаны в списке. Но при отоваривании я, резонно заметив, что у моей старшей сестры уже есть готовальня - прекрасная, с бархатным нутром в котором в фигурных пазах лежали целомудренные инструменты, - вместо того чтобы купить простой, но надёжный стальной циркуль за десять рублей, разжился так называемой козьей ногой. Она представляла из себя металлическую ножку с иглой на одном конце и винтом на другом. На винте держалась пристяжка с зажимом для карандаша. Открутив немного винт можно было отрегулировать положение карадаша и выбрать размер радиуса по линейке.

Конструкция стоила чуть больше рубля и у меня оставалась целёхонькая десятка рублей. Думаете, я пошёл и наелся мороженного, напился газировки с двойным сиропом? Или, будучи старшеклассником, пошёл в кино, купил пачку сигарет, портвейн? Да вы не знаете кто такие художники! Я Тут же истратил часть денег на прекрасные репродукции Троицы Рублёва и неколько репродукций Рубенса. Я знал, что мне, перешедшему в новый период жизни, который сейчас называют пубертатом, родители отдадут часть стены над рабочим столом для расклеивания всяческой безделицы: фото любимых актёров, певцов и так далее. Рубенсовских обнажённых женщин с сатирами и без отец приказал сорвать уже через неделю. Но Троицу и Портрет камеристки похожей на Терехову разрешил оставить.

С козьей ногой дела сначала шли хорошо. Но несколько погодя я столкнулась с тем, что обгрызенные карандаши не держались в зажиме, а игла вскоре расшаталась, а после и вовсе выпала и потерялась в портфеле. Ничего не оставалось делать, как спросить готовальню у сестры, но она зашипела на меня: “Ни-за-шшшшто!” И выпучила на меня ужасные глаза.

Так уроки черчения стали для меня пыткой. Я постоянно крутился и спрашивал циркуль у соседок по-очереди. Позади меня сидела очень красивая девочка. У неё были прекрасные волосы, такие же пушистые как у Рубенсовской красавицы, но только не рыжие, а светло русые. Ручки у неё были ухоженные, ноготки немного отрощенные и пилочкой заострённые. А ещё она ходила в художественную школу.

Боже, как я мечтал ходить в художественную школу! Но перед тем как начался первый класс мама поставила меня перед выбором чем я буду заниматься после уроков и я, без раздумий ответил, что, конечно же это будет художка! А мама без тени сомнения отрезала: “ Нет, милый малыш, это слишком далеко! Никто тебя туда сопровождать не сможет. Пойдёшь вслед за сестрой в музыкальную школу.” Так меня отдали учиться пилить на скрипке, при полном отсутствии музыкального слуха.

В средних и старших классах я был помощником редактора классной стенгазеты. А моей редакторшей была эта самая девочка. Но газету я рисовал один и только Петухов мне помогал, сочиняя эпиграммы под мои карикатуры на одноклассников и учителей. Вскоре меня прозвали Художей, а газету рвали на клочки. Каждый хотел себе получить на память шарж моей руки. Девочка-камеристка на меня сильно обиделась, ведь по-правде художественным редактором была она. Я, сильно нервничая, попросил у неё однажды циркуль. Она надменно, как только умеют одни только камеристки инфанты, сказала мне:

- Ты же художник! А знаешь ли ты, что Леонардо Да Винчи окружность мог начертить без циркуля, вот так! - И, расставив указательный и средний пальчики, чирканула ими в воздухе над чертёжным листом огненную и абсолютно идеальную окружность.

Я потерял покой и сон. Я стал чертить окружности от руки везде. Карандашом, ручкой, мелом, фломастерами. На страницах книг, тетрадей, на стеклах, на кафеле в туалете. Я стал одержимым. И вот на следующем уроке черчения я мигом вписал окружность необходимого диаметра в какую-то часть детали и, довольный собой, сдал работу. Моему разочарованию от “неуда” не было предела. Я даже набрался смелости и попросил объяснить Зинаиду Ираклиевну что означает грозная надпись красной пастой “Нет центра!”. Объяснение было коротким. И я, выхватив карандаш тут же влепил жирную точку где-то в центре злосчастной окружности, но на учительницу и отметку это не подействовало. В следующий раз, я был предусмотрителен и поставил центр до сдачи работы. Но получил только “3”, а рядом с моей точкой красовалась точка поставленная теми же чернилами, что и отметка, но в этот раз они были синими. Я не переставал тренироваться и вот однажды я получил “Отлично” с тремя плюсами. Это было уже в самом конце года и среднеарифметически я не набирал даже на “четверку”. Каково же было моё удивление, когда в аттестате зрелости у меня по черчению стояло “Отлично”.

На выпускном я набрался храбрости и подошёл поблагодарить Зинаиду Ираклиевну за то, что не испортила мне Аттестат зрелости трояком. То что она мне сказала потрясло меня до глубины души:

- Миша, у Вас прекрасно развитый глазомер. Точно как у Леонардо Да Винчи!

Петухов глядел на меня с нескрываемым восхищением, а затем вдруг спросил:

- Как думаешь, какими приборами она пользовалась чтобы поставить правильные точки в твоих окружностях?

- Я не знаю. У меня есть глаз-алмаз.

- Миша, а мне-то что делать?

- Для начала скажем так, ты дошёл до точки, а теперь черти окружности. На одной из них ты найдёшь свой ответ.

- Мне известны фамилии кураторов проекта, один из них у меня в ВКонтакте. Я ему напишу! Я красиво ему напишу! Сейчас! Написал.

- Не груби никому, Петя. Поверь мне против тебя нет никакого заговора.

- Смотри, он ответил. Дал мне почту чью-то. Пишу туда. Миша, она говорит, что если у меня домен .com - это и есть проблема. Миша я должен сменить домен.

- А ты знаешь что это такое?

- Нет. Но адрес моей почты должен заканчиваться на .ru. Миша я сделал себе почтовый ящик на Яндексе и он заканчивается .ru. Я прошёл регистрацию! Я получил подтверждение. Миша, я счастлив!

- Хочешь по стаканчику доброго грузинского вина?

- Прости, дружище, сейчас отправлю все необходимые документы…

Через час, когда Петухов слегка размяк и перья на его голове улеглись и у него на лице разлилась его самая приятнейшая улыбка, я спросил его, правда ли он думает, что мы все сгниём, и все мои работы сгниют и ничего из вот этого всего не останется? Он оглянулся, очертил руками круг и сказал: “ Может быть всё вот это и пропадет пропадом, но она - и он, взобравшись ногами на табурет, стал вровень с моей картиной, где солнце было загорелым как овсяное печенье, - она останется! И ещё та другая, та что мне очень нравится, которую стырили у тебя…И ещё одна или две, но и этого хватит, Мишаня! И этого хватит!”