Текст: Фёдор Косичкин
Прочитав впервые в очень ранней молодости знаменитую «Балладу» Ходасевича, только-только тогда, в перестроечные годы, ставшего доступным за пределами избранного филологического круга, я, как, наверное, всякий мальчишка, не мог не хихикнуть от первой же строфы:
- Мне невозможно быть собой,
- Мне хочется сойти с ума,
- Когда с беременной женой
- Идет безрукий в синема.
«А что же так удивило поэта? – мысленно ухмыльнулся я тогдашний. – Он же безрукий, а не без…» Нет такого русского прилагательного, ну, и так понятно.
И лишь став (относительно) взрослым человеком, я понял весь отчаянный трагизм положения героя этого послевоенного стихотворения, на который так остро среагировал русский поэт в Париже. Зачать ребенка, конечно, можно и без руки – а как, на что его растить, будучи инвалидом? Но как при этом можно не хотеть простого человеческого счастья, будучи просто молодым мужчиной?
И впрямь хочется сойти с ума, когда начинаешь об этом думать. Особенно если вспомнить, что это 1921 год и в России еще не кончилась гражданская война.
Но, как всегда у Ходасевича, сказано это не прямо, а через скупой колючий образ. Через то самое «бог знает что себе бормочешь, ища пенсне или ключи». Поэтический modus scrivendi, связанный, естественно, с человеческим modus vivendi того, кто выкормлен «не матерью, но тульскою крестьянкой», а теперь «на трагические разговоры научился молчать и шутить», оказался востребован не только в межвоенной Европе, певцом которой он, умерший в 1939 году 53 лет от роду, навсегда остался, но и много-много позже. Нет практически ни одного поколения в России, у которого не было бы своего послевоенного синдрома, своих «безруких с беременной женой». И в котором не окажется востребована эта как бы скупая, как бы сухая поэтика. Мандельштам сравнивал стихи Северянина с "сильной мускулатурой кузнечика". Стихи Ходасевича хочется сравнить со сверхкалорийными батончиками. Их будут читать и перечитывать, когда особо нужна поддержка. Ведь
- …Мы снова
- За топоры беремся. Тук! Тук! Тук! А небо
- Такое же высокое, и так же
- В нем ангелы пернатые сияют.
