Текст: Михаил Визель
Фотографии обложек предоставлены издательствами
Владимир Шаров. «Цaрcтвo Агамемнона»
М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2018
Журнальная публикация фрагмента этого романа в «Знамени» в апреле этого года предварялась многозначительным авторским предуведомлением: «Роман… я заканчивал в почти экстремальных для меня условиях, но сейчас считаю, что «Агамемнону» это пошло на пользу. Напряжение в твоей собственной жизни и на страницах того, что пишешь, легко сговариваются друг с другом, с полуслова находят общий язык. С этим убеждением я и дописывал финал романа, делал правку». Увы, сейчас мы понимаем, о чём шла речь: о раке, с которым Владимир Александрович Шаров боролся последние полтора года. Таким образом получается, что 670-страничный роман, писавшийся пять лет, оказался завещанием писателя, поэта и историософа Шарова. В котором, как и во всяком завещании, оказались «проработаны» важнейшие для него темы: сталинские репрессии, радикальные русские религиозные секты, старчество и тайное монашество, поиски Истины и бегство от Антихриста, семейная хроника и вмонтированные в нее философские и художественные сочинения.
В данном случае - разветвлённая история жизни философа, писателя (автора романа «Агамемнон») и отшельника Николая Жестовского, вобравшей в себя большую часть ХХ века, с НЭПом, лагерями и религиозным ренессансом 60-х, и его дочери Галины - на которые проецируются архетипы самого царя Агамемнона и его дочери Электры.
Такое уподобление может показаться слишком приисканным, рассудочным и, словно отвечая на этот упрек, автор вставляет в середину объёмного романа такой абзац:
"Там же, но в сноске, то есть тихо, петитом, отец снова повторил мысль, что воздух каждой эпохи имеет свой химический состав, после чего отметил, что литературные персонажи, отбыв положенный срок на авансцене, уходят за кулисы и как бы засыпают. Сон их очень глубок, похож на летаргический, часто даже кажется, что они вообще умерли. Но это ошибка. Как змее, чтобы очнуться от зимней спячки, нужно тепло, так и им, чтобы снова задышать полной грудью, нужен особый состав атмосферы. Бывает, что ждать его приходится не одну сотню лет. Но когда мы находим двух похожих, будто близнецы, персонажей — тут неважно: ни как они одеты, ни на каком языке изъясняются, ни какие идеи исповедуют, нам дан знак, что вернулось время, о котором мы и думать забыли».
Корпус романов Владимира Шарова может и должен быть теперь прочитан целиком: их значение далеко выходит за рамки краткой онлайновой рецензии.
Геннадий Прашкевич, Сергей Соловьев. «Муссолини. Цезарь фашистского Рима»
М.: Молодая гвардия, 2018
Спешим успокоить: книга об итальянском диктаторе вышла не в серии ЖЗЛ. В последние годы в этой серии вышло много самых разных книг, но книга о Муссолини - это было бы чересчур. Причем, как показывают авторы, не только потому, что имя Муссолини навсегда связано с мрачнейшими страницами ХХ века, с фашизмом, массовыми репрессиями против собственного народа и со Второй мировой войной, но и потому, что «замечательность» его, пусть даже в негативном смысле, сильно преувеличена.
Талантливый журналист и еще более талантливый актёр, публичный оратор оказался вознесен на гребень народной любви в самом начале 20-х, найдя удачное слово, «мем», как сказали бы сейчас - «фашизм», произведенное, как известно, от слова «фашио», - «пучок, связка». Короче, «в единстве сила». И никто тогда представить не мог, что это слово окажется синонимом не возрождённых античных добродетелей, а всего самого мерзкого и темного, что есть в человеке.
Впрочем, сам Муссолини до конца дней разделял фашизм и нацизм, и даже в последний год жизни, во время существования странной, сюрреалистической «народной республики Сало́» заявил журналистке, что пошел на союз с Гитлером, потому что тот, несмотря на свой нацизм, в сущности, оставался фашистом.
А из самой книги следует, что если бы не пошел, то отвергнутый союзник - то есть Германия - запросто превратился бы в оккупанта. Дисциплинированные немцы почти открыто презирали своих расхлябанных «союзников». Так, «Лис пустыни» Эрвин Роммель, в июле 1942 года успешно громивший англичан в Египте, в течение трех недель не нашел времени встретиться с Муссолини, который специально прилетел для этого в Ливию.
Неудивительно, что он так же быстро и легко оказался низвергнут, как только схлынула волна энтузиазма и «возрождённая империя» приблизилась к катастрофе: в июле 1943 года Муссолини был самой же элитой Итальянского королевства бескровно отрешен от власти и два месяца, пока его не выкрали (еще одна сюрреалистическая подобность) немцы, находился под домашним арестом, никому не интересный, переживая только из-за сильнейших болей в желудке.
Эта книга - не столько о Второй мировой (хотя необычная, «из-за Апеннин», точка зрения может удивить российского читателя), сколько об «управленческой катастрофе»: что происходит, когда не лишенный способностей и щедро наделённый харизмой лидер отказывается выстраивать полноценную систему управления, пытаясь контролировать всё и вся. «Прежде всего, ему следовало бы упрекать самого себя - за легковерие, за неспособность создать систему, в которой правда могла быть ясно и просто высказана, а индивидуальная ответственность поощрялась», - цитируют русские авторы английского историка Мак Смита.
Филип Рот. «Призрак писателя»
Пер. с англ. Веры Пророковой
М.: Книжники, 2018
Cкончавшийся в конце мая этого года Филип Рот не был обделён ни признанием экспертов, собрав все возможные для американского писателя награды, от Пулитцеровской до международной Букеровской (за исключением Нобелевской), ни любовью публики - в том числе в России. Но освоение наследия автора «Случая Портного», «Заговора против Америки» и «Американской пасторали», как мы видим, продолжается. Сейчас русскому читателю предлагается книга 1979 года, открывающая, по авторскому замыслу, квартет романов про уроженца Ньюарка, профессионального писателя Натана Цукермана - явно автобиографического героя для уроженца Ньюарка Филипа Рота.
Название романа в оригинале многозначно: Ghost Writer - это, как мы знаем, не столько мистический «писатель-призрак», сколько вполне прозаический «литературный негр» - литератор, компонующий книжку от имени знаменитости. А еще это название можно понимать и как «отсутствующий писатель», писатель-фикция». Филип Рот намекает на все три. По сюжету, отнесенному к 1956 году, герой, 23-летний Натан, уже опубликовавший несколько рассказов и попавший в журнальный обзор «молодых дарований», получает приглашение на ужин от знаменитого писателя-затворника, которого он боготворит, в буквальном смысле - пытается найти в нем фигуру отца, потому что с родным отцом, преуспевающим мозольным оператором, у него недавно возникли, говоря по-американски, некоторые расхождения. Ужин затягивается, Нэта оставляют на ночь - и этой ночью над благоустроенным американским домом повисает густейшая тень Анны Франк. Но действие написанного в 1979 году романа происходит в 1956 году - и тогда эмблематичной жертве холокоста, останься она в живых, должно было быть 27 лет, она была бы в расцвете женской красоты. Понятия «жертва холокоста» и «женская красота» кажутся вам плохо сочетающимися? Но в их сочетании - весь Филип Рот. Недаром он пишет про своего alter ego, вспоминая, как они с братом от избытка жизненных сил дурачились на улице: «Теперь мой младший брат смирился и, преодолевая тоску, учится на зубного техника, забросив (поскольку отцу лучше знать) вялые попытки стать актёром, а я… Я, видимо, так и продолжаю орать».
Нассим Николас Талеб. «Рискуя собственной шкурой: Скрытая асимметрия повседневной жизни»
Пер. с англ. Николая Караева
М.: Азбука-Аттикус, КоЛибри, 2018
Биржевые трейдеры - люди непубличные, что и понятно: «деньги тишину любят». Но американскому биржевому трейдеру ближневосточного происхождения удалось привлечь к себе всеобщее внимание дважды: первый раз - когда он сумел не потерять, а существенно приумножить инвестиции своих клиентов (и свои собственные, разумеется) в начавшемся в 2007 году ипотечном кризисе, а второй - выпустив в том же году книгу с объяснениями, как ему это удалось, под с эффектным названием «Черный лебедь».
Ключевая метафора, в сущности, проста: до открытия Австралии европейские натуралисты были уверены, что белизна перьев - такое же неотъемлемое свойство лебедей, как краснота лап и длина шеи. Но, неожиданно обнаружив на новом континенте птиц, во всем похожих на лебедей, но чёрного цвета, они оказались вынуждены срочно пересматривать стройную систему. Именно так - быть готовым к чему-то, что нельзя предусмотреть логически, что никак не вытекает из всего предыдущего опыта, и должен поступать современный человек. Причём далеко не только трейдер, как показало 11 сентября.
С того времени Талеб, оставив хлопотную игру на бирже, наслаждается всеми выгодами звездного статуса - выступая по всему миру с чрезвычайно высокооплачиваемыми лекциями. И, для подтверждения реноме, регулярно выпуская книги, в которых на разные лады и на разных примерах развивает одну и туже магистральную тему: наш мир не поддаётся логическому описанию и рациональному прогнозированию - но это не повод опустить руки и положиться на волю случая. А повод всё-таки этот случай предвосхитить. Или, говоря бизнес-языком, «выработать логику принятию рисков».
Лучше, конечно, сходить на лекцию Талеба. Но поскольку, как уже сказано, удовольствие это труднодоступное и недешевое, стоит прочитать любую из его книг - например, эту, новейшую, потому что она ближе всего к злобе дня: в ней упоминаются не только Хаммурапи и Иисус Христос, но и Дональд Трамп.
Юлия Яковлева. «Азбука любви»
М.: Самокат, 2018
Юлия Яковлева - петербургский балетный критик и московский детский писатель. В своей новой книге - точнее, старой книге, пережившей радикальный апдейт и логично выходящей перед новым учебным годом, она, похоже, решила соединить обе свои ипостаси. И написать свое оригинальное - не столько изложение, сколько преломление десятка знаменитых произведений мировой литературы о любви, от «Ромео и Джульетты» до «Старосветских помещиков», в стилистке скорее балетной, чем хрестоматийной: сплошные паузы, метафоры и всякие неожиданные антраша. Призванные, как уверяет автор, с меньшими потерями пережить первую любовь, которая всегда несчастная, а то иначе какая же она первая.
Формально эта книга для старшеклассников; но, как и все подростковые книги «Самоката», она ориентирована на всех. Во всяком случае, на всех, кто не разучился чувствовать. Особенно - чувствовать вкус далековатыx сопоставлений. «Если уж собственную бабушку трудно представить себе молодой, то книжку тем более. А ведь «Анна Каренина» была когда-то юной скандалисткой. Хуже, чем сейчас — Владимир Сорокин».
