Фрагмент текста и обложка предоставлены издательством «Рипол-Классик»
Фото из фейсбука Елены Девос
Елена Девос. Уроки русского. - М.: Рипол-Классик (Серия "Что почитать?"), 2016
Я никогда не стала бы давать уроки русского языка, если бы не Фаня Паскаль.
Фаня Паскаль жила в Кембридже в 30-х годах ХХ века и давала частные уроки русского языка всем желающим. Группа учеников Фани, если собрать их всех вместе, наверное, могла б удивить любого пестротой своих политических взглядов, неровностью в возрасте и в образовании и несхожестью причин, по которым все эти люди учили русский. И наверное, поэтому никакой группы-то и не было. Ученики приходили поодиночке, каждый на свой урок и на чашку чая. Как-то раз к Фане пришел сам Людвиг Витгенштейн, выдающийся философ-аналитик ХХ века. Пришел и сказал, что хочет прочитать Достоевского в оригинале (возможно, он хотел почитать в оригинале и Толстого, ведь до Кембриджа Витгенштейн, будучи на фронте, носил в своем военном мешке Библию в пересказе великого русского писателя, но об этом Фаня умалчивает).
С Фаней Витгенштейн научился читать и писать по-русски, расставил ударения на каждой странице «Преступления и наказания» Достоевского, запланировал и обдумал поездку в Советскую Россию. Приходя на урок, Витгенштейн задавал массу возможных и невозможных вопросов, пил чай с пирогом, до которого был большой охотник, и рассказывал о своей жизни. Фане Паскаль тоже было что рассказать, и, похоже, Витгенштейн слушал ее истории с удовольствием. В конце концов именно Фаня Паскаль наряду с известнейшими людьми Кембриджа стала адресатом удивительных исповедей Витгенштейна. Но поскольку это все-таки не Фаня Паскаль, а Витгенштейн создал «Логико-филосовский трактат», загадочней которого в ХХ веке так ничего и не придумали, то Фаня рассказала про встречи с ним в своих мемуарах, а не наоборот.
Когда я прочитала обо всем этом, то подумала: «Как, должно быть, интересно давать уроки такому человеку, как Витгенштейн. Можно даже гордиться тем, что ты когда-то давал уроки русского языка. Никогда не знаешь наперед. Если повезет, то однажды к тебе на урок придет Людвиг Витгенштейн собственной персоной», — подумала я. И дала объявление, что преподаю русский.
«КАК БЫ» И «НА САМОМ ДЕЛЕ»
Вернее, не совсем так. Светлым июньским вечером я притащилась в маленький индийский ресторанчик недалеко от Place Mongue на проводы одной англичанки которая, как это ни странно, уезжала из Парижа в Лондон — до этого я видела только людей, которые приезжали в Париж и никогда не хотели из него уехать. Компания шумная, веселая, все — девицы, беззаботные птицы, карьеристки, спортсменки, студентки международные, нынче здесь, завтра там. И как-то очутилась между ними одна залетная курица, безнадежная мать семейства, — это, значит, я. Говорили на смеси французского с английским, преимущественно о работе.
— Англофонам вообще с работой можно не напрягаться, — сказала Вероника, после того как основательно пожаловалась на биржу труда во Франции. — Они могут творить, как Хемингуэй, по утрам, потом идти смотреть скачки, а вечером, на худой конец, давать уроки английского. Вот вас, Андреа, — ткнула она пальцем в твидовое плечо соседки, голубоокой кудрявой мисс, — в любой языковой школе примут. Кругом нужен родной английский язык. Откройте «FUSAC».
«FUSAC» для них служил чем-то вроде московской «Из рук в руки», его иностранцы в Париже открывали, чтобы найти квартиру, купить подержанную стиральную машинку и, разумеется, если искали работу. Андреа, студентка непонятно чего, родом из Канады, вздохнула и покачала головой:
— Нет, все не так просто. Нам, чтобы работать во Франции, рабочая виза нужна. Разве работодатель станет заморачиваться и делать тебе визу? А людей с правильными документами не так уж и много. Это, например, Света! У нее семейная виза.
— И что? — спросила я
— То, что ты как угодно можешь работать, у тебя право работы абсолютное.
— Да, и почему ты не хочешь русский преподавать? — cпросила вдруг наивная Вероника и примостилась рядом со мной на вышитом индийском канапе.
— Ты что, я же никогда не преподавала языки, — ответила я. — Мне только учить их нравится. Разве я смогу научить кого-нибудь языку?
— Что ты так волнуешься, — вздохнула она. — Посмотри на преподавателей вокруг себя. Посмотри на учителей в школах. Разве все из них могут вообще научить чему-нибудь?
Вероника закончила французскую школу, где девять лет добросовестно зубрила английский язык. Говорить на нем она так и не научилась. Ее «проф» общался с детьми в классе на французском, если только можно назвать общением длинную вереницу своих воспоминаний о том, как он был в детстве в Англии и пил там горячую кока-колу. Он отказывался переводить слова, которые были ученикам непонятны, ругал любознательных, которые задавали вопросы не по теме, и произносил fly как flee. — Ты не сможешь преподавать хуже, чем они, — проникновенно сказала Вероника.
— Да... — медленно ответила я. — Мне кажется, ты права. Но вот смогу ли я лучше?
***
...Однажды жаркой московской осенью, только-только сдав минимум в аспирантуру, я спустилась в подвал университетской библиотеки, чтобы пообщаться там с каталожными ящиками, которые разваливались у меня в руках. Через три часа я вернулась обратно на свет божий. Жара стояла неимоверная, даже мраморный Ломоносов, казалось, потел на своем красном пьедестале, плечо мне давила сумка с книгами, которые я должна была и не хотела читать. Умирая от жажды, скуки и лицемерия, желая как можно скорее выпасть из системы, я бежала прочь из университета и вскоре оказалась на дороге в книжный магазин «Пироги». Наверное, владельцы «Пирогов» не думали превращать их в книжный магазин, но они поняли, что если вы какое-то время сидите в кафе без дурацкой музыки и прочих шумовых эффектов, то, скорее всего, вам очень захочется почитать книгу. Поэтому в «Пирогах» появились книжные шкафы, и место стало книжной лавкой, где можно сесть на диван и выпить кофе, или кафе, где можно почитать и купить книги, — это уж как вам понравится. В «Пирогах» был один недостаток: дешевые и вкусные обеды и, следовательно, всегда большая очередь. Я решила немного подождать, пока полуденная толпа рассосется сама собой и останутся только такие, как я, кофеманы около полки «Философия и культурология». Там-то я и взяла машинально какую-то зеленую книжку. Через полчаса бармен спросил меня, что я буду пить, и я ответила, что кофе, потому что мне уже было все равно, я читала книгу, и всё. В конце концов я купила этот «Словарь культуры ХХ века» и пошла домой, читая и спотыкаясь по дороге.
Так я узнала, что есть такой автор, Вадим Руднев, прочитала про Фаню Паскаль, про то, что значит «как бы» и «на самом деле», и много других занимательных историй. Остальные книги Руднева я покупала, даже не листая, — имя на обложке было залогом свидания верного. Сам Руднев стал бы, возможно, блестящим учителем, да только вот не преподавал он русский язык иностранцам. Но именно он открыл мне глаза на одну вещь, вероятно, главную в педагогике: от скучного до интересного — один шаг.
***
— Смогу ли? — вздохнула я.
— Ну, вот видишь! — ответила Вероника и, откинувшись на спинку стула, ободряюще улыбнулась мне.
— Дай теперь объявление, и за дело!..
— А где же его дать, объявление-то?
— Да хоть на столбе! — ни секунды не задумываясь, выпалила Вероника. — Или в Интернете. Что, в конце концов, одно и то же.
Легкость ее отношения к данному вопросу поразила меня. Вернувшись домой и покончив с ужином, купанием детей и вечерними сказками, посудой и глажкой, я нырнула в Интернет. К моему удивлению, я нашла не один, а массу сайтов на русском, французском и английском языках, где можно было «бесплатно и в считаные минуты» проинформировать человечество о своем желании преподавать что бы то ни было, в том числе и русский.
И еще я увидела объявления других учителей русского языка. Учителя (точнее, учительницы — мужчин среди них не оказалось) были прекрасны, как должен быть прекрасен человек, по Чехову. Тексты их объявлений и названия дипломов поражали своей красотой, и сами они иногда напоминали фотомоделей агентства «Элит». Ко всему этому добавлялись вереницы отзывов счастливых учеников. Мне стало страшно. Но что делать, надо было ковать, пока горячо. Я написала объявление, точнее, пропыхтела над пятью строчками до двух ночи. Оставив наконец в покое куцый дифирамб, достала со шкафа пыльные фотоальбомы, чтобы выбрать самый лучший снимок...
B полтретьего захлопнула альбом, так ничего и не найдя, поплакала и уснула на диване в гостиной. К пятнице я скроила-таки саморекламу и с легким замиранием сердца отправила ее на те сайты, которые предлагали бесплатное размещение.
Фотографию я решила не добавлять
