Текст: Дмитрий Шеваров
14 ЯНВАРЯ (1 ЯНВАРЯ). ПЕРВЫЙ ДЕНЬ 1917 ГОДА.
Павел Антокольский, 20 лет.
Из тетради стихов. Январь 1917 года.
Я не верю ангелочкам, понавешенным на ёлку...
Прапорщик К.В. Ананьев. Из дневника.
14 января (1 января).
Вот уже и Новый год, год, наверное, как все говорят, последний войны. Дал бы Бог скорей кончить эту войну. Новый год встречали в собрании, но невесело прошла эта встреча, вина не было, а главное, не было барышень, которые могли бы развеселить нашу новогоднюю встречу. Кричали «ура!», пели гимн и т.д., но всё это было как-то сухо. Офицеры 1-го батальона поживились винцом, дал Кавальдину по бутылке «Бессарабского». Хоть немного, но все-таки понюхали.
Сообщение от штаба Верховного главнокомандующего
14 января (1 января) 1917 года:
«Западный фронт. В рижском районе южнее озера Бабит немцы густыми цепями атаковали наши части, расположенные восточнее деревни Калицем. Атака была отбита. Воздушная эскадра противника из 13 аэропланов сбросила на станцию и местечко Родзивалов около 40 бомб. Наши аэропланы, произведя разведку в тылу противника, несмотря на сильный артиллерийский обстрел по ним, снизились... и обстреляли пулеметным /25/ огнем батарею противника у деревни Крухов (в 20 верстах восточнее Зелочева)».
Вера Судейкина, 28 лет.
14 января (1 января).
Сережа проснулся с головной болью и сильным насморком; поздравил с Новым годом, поцеловал и опять заснул. Наконец у нас прислуга. Вышли в три часа пить чай, все было накрыто, убрано, умыто (даже поповская собака вымыта щеточкой), было тепло. Мы действительно заслужили прислугу. После четырех месяцев трудовой жизни ценишь самые простые удобства вдвойне. Жизнь по чужой биографии (Куинджи) пока что не удалась, будем жить по своей. В три часа Сережа сел за мольберт. Начатая в Новый год (ровно в двенадцать часов) вещь сначала очень нервила Сережу, так как ему не удавалось собственное лицо, затем его успокоил колорит, и окончательно он успокоился к концу работы. Сюжет этой картины возник так: под новый год в половине седьмого Сережа прибежал домой и сообщил, что видел на Александровском рынке изумительную икону Рождества Христова и очаровательного Амура итальянской живописи, которых необходимо было тотчас же купить. Мы отправились, но задержались еще дома, и, несмотря на то что почти бежали по улице, мы опоздали: лавка была уже закрыта. Сережа огорчился не на шутку и стал нервничать и раздражаться, и ничем его нельзя было успокоить. Мы побрели домой, и, проходя мимо церкви, я уговорила Сережу зайти. Прекрасное пение и мягкий свет смягчили душу раскаявшегося упрямца, и, выйдя, он пожимал мне руку, был вновь в прекрасном настроении: падал мягкий снег, деревья были в инее. Церковное пение, некупленная икона и рассеянный гнев, по словам Сережи, вызвали в нем желание написать меня в образе Ангела-Руководителя. Сережа писал весь вечер...
Газета «Русское знамя».
14 января (1 января), статья «На рубеже 1917 года»:
«Чрезвычайно любопытную эпоху переживает Россия. В ее истории вполне определенно наметился резкий поворот. К худшему или лучшему он приведет наше государство – покажет будущее. Остановить стремительный бег текущих общегосударственных и политических событий нельзя. Остается лишь молить всевидящее око о поддержании в русском народе его неистощимой выносливости в борьбе за свободу и счастье России».
Константин Паустовский, 24 года.
Из дневника.
Снова в Ефремове. В соборе ночью... Дым и треск свечей. Ризы. Великая ектиния. Дома – вино, фрукты и тосты – за все, за все... Новый – 1917 год.
Газета «Голос Руси».
14 января (1 января).
«Правительство должно ясно сказать, что государственного переворота оно не допустит. Если, как говорил депутат Керенский, оппозиция верует в силу “улицы”, то пусть попробует прибегнуть к этой улице. Только как бы не промахнулись».
