Текст: Дмитрий Шеваров
Фото: levitansky.ru
«Российская газета - Неделя» опубликовала три неизвестных военных стихотворения Юрия Левитанского.
О войне Левитанский не хотел вспоминать. Но она вспоминала о нем.
Юрий Левитанский родился 22 января 1922 года в украинском городке Козельце, близ Чернигова. Окончил школу в Донецке. Когда началась война, ему было девятнадцать, он учился в Москве на третьем курсе ИФЛИ. Вместе с однокурсниками ушел на фронт. «Смерть летала над нами, // витала, почти ощутима. // Были вьюгою белой // оплаканы мы и отпеты».
В дни обороны столицы Юра - второй номер в пулеметном расчете. Первым номером был его однокурсник Семён Гудзенко.
Семён (тогда друзья звали его Сарик, или на итальянский манер — Сарио) был первым везде — в институте, в студенческих похождениях, в бою, а потом и в поэзии. Из фронтового поколения поэтов звезда Семёна Гудзенко взойдет первой. Уже в 1943 году литературная Москва будет потрясена его стихами, их жесткой правдой о войне.
Потом война развела Левитанского и Гудзенко, но они переписывались до самой смерти Семёна. Он умер в 1950 году после неудачной операции, оставшись в памяти ровесников ярко вспыхнувшей кометой.
Поэтический талант Юрия Левитанского разгорался медленно, затаенно. «Полжизни я учился жить…» Первая известность приходит к нему только в 1960-х, и вовсе не за стихи о войне полюбил его читатель, а за нежную лирику о любви, о детях, о счастье жить на белом свете.
А военную тему Левитанский оставил сразу после демобилизации в 1947-ом; скинул как вещмешок. И о его военных стихах сейчас вспомнят немногие, зато каждый напоет «Диалог у новогодней елки». «— Что происходит на свете? — А просто зима. — Просто зима, полагаете вы? — Полагаю…»
О войне Левитанский не хотел вспоминать. Но она вспоминала о нем. И об этом он написал свои, быть может, лучшие стихи.
Ну, что с того, что я там был.
Я был давно. Я все забыл.
Не помню дней. Не помню дат.
Ни тех форсированных рек.
(Я неопознанный солдат.
Я рядовой. Я имярек…)
Но что с того, что я там был,
в том грозном быть или не быть.
Я это все почти забыл.
Я это все хочу забыть.
Я не участвую в войне —
она участвует во мне…
12 октября 1945 года Левитанский послал письмо Семёну Гудзенко и вложил в него три стихотворения с просьбой напечатать их где-нибудь. Гудзенко пытался пристроить их где-то в московских журналах, но, судя по всему, стихи не взяли. Конечно, они были еще несколько ученическими, но это простили бы 23-летнему автору. А вот элегичность стихов могла показаться строгим редакторам непростительной слабостью. Считалось, что победителям не к лицу писать в таком грустном тоне. Стихи Юрия Левитанского так и остались в бумагах Семёна Гудзенко, которые хранятся теперь в РГАЛИ (Российском государственном архиве литературы и искусства): Ф. 2207, Оп. 1, ед. хр. 143.
Сегодня, через семьдесят лет после написания, три стихотворения лейтенанта Левитанского возвращаются к читателю.
Чужой город
Костелов медный перезвон
За окнами невдалеке.
Полки давно ушли за Грон*,
И в этом тихом городке
Теперь такая тишина
Как будто кончилась война.
А мне здесь жить и видеть сны
Вдыхать озон чужой весны,
И я устал от тишины,
От госпитальной тишины…
Здесь так случилось: каждый дом
Судьба хранила от огня.
Но в этом городе чужом
Знакомых нету у меня.
Мой дом родной сгорел в огне,
Не здесь живут мои друзья.
И этот город — не по мне,
И мне здесь жить нельзя, нельзя…
Далеко за Карпатами
Шумят кусты смородины
За избами, за хатами
Далекой, милой Родины.
Вот почему в любом краю
Меня всегда — ты знаешь сам —
Влечет на родину мою.
Я здесь живу, а сердце — там…
Чехословакия.
*Река Грон — вторая по длине река Словакии, левый приток Дуная.
Время
Окончен бой. И вот пришел покой,
Как весточка из дому, долгожданный.
Здесь ночь сейчас. Лежат на мостовой
Коричневые спелые каштаны.
Глухая ночь над городом плывет.
Но время по-московскому считая,
У нас часы — на два часа вперед.
В Москве сейчас, наверное, светает.
Венгрия
Здесь спят солдаты
Уставши думать о привале
Мы рвались яростно к реке
И, наконец, заночевали
В венгерском чистом городке.
Как черти грязные от пыли,
От пороха и от песка.
И мы несмело позвонили
В резную дверь особняка.
Среди бутылок, ваз и банок,
Расставленных как напоказ,
Холодным «ио эштет киванок»*
Хозяин дома встретил нас.
Хозяйке было неприятно
Что мы вошли в ее мирок,
Что на коврах остались пятна
От наших кирзовых сапог.
Они с тревогою глядели,
Как в зеркалах отражены
Не первой свежести шинели
Портянки наши и штаны.
И долго там за голубою
Стеной, при тусклом огоньке,
Они шептались меж собою
На непонятном языке…
Но, господа! Вы спите в доме.
Вы все-таки у нас в долгу.
В размытом ливнем черноземе,
В гнилой соломе на снегу
Три года спим. Не досыпаем.
И коченеем в холода.
И свой покой мы покупаем
Своею жизнью господа.
Мы все испили горя чашу,
Как с эгерским** вином бокал,
Но и за всю Европу вашу
Я б кустик русский не отдал.
Мы здесь не гости.
Пусть своими
Мы здесь не будем никогда.
Здесь спят солдаты.
Перед ними
Снимите шляпы, господа!
Венгрия
*Добрый вечер
**Эгерское вино - по названию венгерского города Эгер
Из воспоминаний Юрия Левитанского
(запись Л. Гомберга. Официальный сайт «Юрий Левитанский»)
Мы стояли недалеко от Праги. Фактически с мая война-то закончилась... А мы были на том участке фронта, где бои продолжались вплоть до 8 мая, когда командующий 2-м Украинским фронтом Малиновский передал немцам ультиматум: если к утру немцы не капитулируют, то он всеми имеющимися в его распоряжении средствами... Под утро немцы капитулировали. Вокруг была безумная стрельба: стреляли все, кто мог, как бы салютуя Победе. Чехи в каждой деревне, в каждом городе действительно встречали нас как никто и нигде, даже... даже, ну не знаю, как на нашей собственной земле... Они еще тогда не знали, что у нас на уме... Они-то думали, что мы их освободим от немцев и уйдем, а они останутся счастливые и благодарные. Им и в голову не приходило, что мы там останемся... Поэтому было всеобщее ликование — в цветах и в солнце... А по шоссе шли колонны немцев, шли без конвоя, по указателям. Они шли в плен — немецкий порядок... Это было зрелище, которое забыть трудно.
Я давным-давно ничего не пишу о войне. На этот счет у меня есть свои соображения — мне это неинтересно... Не то, чтобы не интересно вовсе — это отдельный разговор... Война — это сгусток нескольких жизней сразу — жизни, смерти, Бог знает чего еще... Она дает человеку опыт нескольких жизней сразу.
