САЙТ ГОДЛИТЕРАТУРЫ.РФ ФУНКЦИОНИРУЕТ ПРИ ФИНАНСОВОЙ ПОДДЕРЖКЕ МИНИСТЕРСТВА ЦИФРОВОГО РАЗВИТИЯ.

«Современник» поставил роман Евгения Водолазкина

Роман «Соловьев и Ларионов» о Гражданской войне и ее эхе в следующих поколениях поставил на Другой сцене «Современника» начинающий режиссер Айдар Заббаров, самостоятельно инсценировав прозу Евгения Водолазкина

Статья о спектакле по роману Евгения Водолазкина
Статья о спектакле по роману Евгения Водолазкина

Текст: Наталья Шаинян/РГ

Фото: Яна Овчинникова

Соловьев - это родившийся в семидесятых на глухом полустанке мальчик, росший с единственной ровесницей Лизой, влюбленный в книги и уехавший учиться на историка в Ленинград. Ларионов - это генерал Белой армии, проводивший уцелевшие армейские части в эвакуацию, оставшийся в Ялте готовиться к смерти и почему-то выживший. Загадку его долгой и безрадостной жизни в советской коммуналке на пенсии и должен разгадать молодой диссертант из Ленинграда. Приехав в Крым, Соловьев окунается в море, в любовь, в детективные поиски и опасные приключения, обретает искомую рукопись генеральских мемуаров - священную книгу с ответами на все вопросы и, таким образом, встречается с самим собой.

О том, что все это некий обман, говорит визуальное решение спектакля - в нем нет ни моря, ни света, нет и самой возможности движения: все действие разворачивается перед узнаваемым советским объектом - стеной из мутно-зеленых стеклянных блоков, битой, грубо замазанной, всем видом своим навевающей скуку и тяжелую безысходность. Порой стена отъезжает наискось в глубину, но суть не меняется - перед нами тупик (художник - Булат Ибрагимов). В сумрачном и почти монохромном спектакле море - лишь видеопроекция на стене, а есть ли более иллюзорная вещь?

Нет и различия времен. Действие, которое переносится из белогвардейского Крыма в советскую глухомань или постсоветскую Ялту, на деле не меняет ни темпа, ни интонации, ни стиля. Между немногочисленными действующими лицами то и дело появляются безмолвные мальчишки в гимнастерках, герои топчутся на слое солдатских шинелей, устилающих сцену. Тени ушедших бок о бок с живыми, толстый чернозем погубленных жизней - так, очевидно, можно считывать это решение.


Смены поколений нет, выхода нет, освобождение невозможно, Гражданская война - константа существования.


Обманом оказываются и любовь, и опасность, и приключения - Соловьева водит за нос странноватая искательница острых ощущений Зоя, инсценируя и грабеж, и взлом музея, и свою страсть. Зачем ей это, остается загадкой.

Главный же вопрос в спектакле - что за люди проходят перед нами на сцене? Следя за перипетиями пусть и выморочного, но все же сюжета, мы к финалу узнаем персонажей не больше, чем в самом начале. Условными тенями остаются все эпизодические персонажи - от матери Соловьева до белых и красных командиров. Пожалуй, лишь Ульяна Лаптева, играя трех героинь, одну из них расцвечивает ярким комизмом, и ее южная чиновница получается живее прочих. Обаятельны молодые героини: Лиза Татьяны Лялиной выглядит несколько старше и умудренней, чем ее героиня-подросток, Зоя Натальи Ушаковой непосредственна и эксцентрична.

Что движет Соловьевым в его пути из Ленинграда в Крым - лишь веление научного руководителя? Шамиль Хаматов героически справляется с большими объемами текста, вычурного и далекого от живой человеческой речи, но личности за его персонажем не видно. Есть ли какой-то характер за его ровным поведением, кого он любит, о чем мечтает - можно лишь догадываться. Какие отношения связывают историка с объектом исследования - не ясно из спектакля, и утверждение героя, что это исследование самого себя, остается голословным.

Наконец, генерал Ларионов остается совершенной загадкой (оставим за скобками само допущение о его жизни в почете при советской власти). Это такой анти-Хлудов, если сравнивать с известнейшим литературным прообразом. Он не просто не кровожаден, он отечески заботлив и спасает всех до последнего солдата. Он занят философскими вопросами о смерти, ее сроках, способах и смысле. Он режиссер - эпизод, когда он украденными в театре костюмами прячет своих солдат от советского розыска, мог бы стать смешным, живым и трагичным, но тут остается лишь судорожной попыткой сохранить жизнь в обстоятельствах, когда смерть кажется желанней. Максим Разуваев сохраняет сосредоточенную отстраненность от происходящего вокруг и даже с ним самим и потому выглядит не военным и вообще не человеком действия, а резонером, рефлексирующим альтер-эго автора романа.

Спектакль движется неспешно и подробно, с многими немыми эпизодами, и три с половиной часа оставляют ощущение отсутствия действия, что можно трактовать как эффект воронки истории, вращения в колесе русской истории, застрявшем в красно-белой яме сто лет назад.

Оригинал статьи: «Российская газета» - 15.01.2019