Текст: Михаил Визель/ГодЛитературы.РФ
Про учителей говорят, что они сеют «разумное доброе, вечное». Но то же самое говорят и про писателей. И в XIX веке, и в советское время не так уж мало людей совмещали эти две профессии. Достаточно назвать воспитателя цесаревича (будущего Александра II) Василия Жуковского и директора Царскосельский гимназии Иннокентия Анненского. А еще учителями были философы (прямо противоположных убеждений) Василий Розанов и Николай Чернышевский, поэты Федор Сологуб и - уже в XX веке - Александр Кушнер.
Учителями математики были Александр Солженицын и Виталий Мамлеев - при этом их собственная литературная деятельность не могла иметь ничего общего со школьной программой по литературе. Учителями истории долго служили лауреаты «Нацбеста» Илья Бояшов и Леонид Юзефович - что и неудивительно, учитывая их вкус именно к историческому роману. Недолгое время, как известно, проработал учителем Алексей Иванов - что, с одной стороны, дало богатый материал для романа «Географ глобус пропил», с другой - до сих пор вынуждает автора объяснять, что ничего из того, что в романе описано, с ним лично не происходило.
В американской и западноевропейской университетской системе «писатель-профессор» - также явление весьма распространённое. Профессорствовали нобелевские лауреаты Тони Моррисон и Иосиф Бродский, Курт Воннегут и Василий Аксенов, в университетском кампусе подолгу живал великий поэт Роберт Фрост, на кампусе же университета города Талса (Оклахома) уже двадцать лет живет Евгений Евтушенко.
Но современным русским писателям в силу разных причин нечасто удается совмещать стол писателя с кафедрой преподавателя. Они предпочитают искать заработков в области пиара, журналистики, сценаристики (как работавший некогда преподавателем английского Андрей Геласимов) - или же в совсем не связанных с сочинением текстов областях.
Совмещать полноценное преподавание с литературой удается лишь очень немногим писателям, достигшим общероссийской известности. Трое из них - Андрей Аствацатуров, Майя Кучерская и Алексей Варламов, а также бывший школьный учитель с многолетним стажем Леонид Юзефович накануне Дня учителя ответили на один и тот же вопрос "Года Литературы":
МАЙЯ КУЧЕРСКАЯ
Кандидат филологических наук, профессор факультета гуманитарных наук ГУ ВШЭ
Писательской работе все только мешает. Отвлекает. К лекциям надо готовиться, курсовые работы читать :) Моя любимая фраза в Википедии, в биографиях разных европейских или американских знаменитостей «После того, как его/ее новая книга стала бестселлером, он/она сумела оставить преподавательскую работу и сосредоточиться на творчестве». Но это мечты! В реальности едва я получаю возможность сосредоточиться исключительно на том, что так люблю, мне становится скучно. Потому что я и людей люблю, тем более молодых, незашоренных, и преподавание мое мне мило - это живая работа, обогащающая и сердце, и ум.
АНДРЕЙ АСТВАЦАТУРОВ
Кандидат филологических наук, доцент кафедры истории зарубежной литературы филологического факультета СПбГУ
Трудно сказать, потому что я, прежде всего, - преподаватель, а потом уже писатель. Моя первая книга вышла, когда мой педагогический стаж насчитывал уже 15 лет, и писательство вошло в мою жизнь позже, нежели преподавание. Я главным образом именно преподаю, а не сочиняю, сочиняю в свободное от преподавания время. Нельзя сказать, что преподавание сильно помогает, скорее наоборот - занимает то время, которое можно было потратить на сочинительство.
Оно дает какой-то жизненный опыт. Этот опыт не сильно яркий, как, например, любовный роман или путешествие в экзотическую страну, но все ж таки опыт, а стало быть, материал для прозы. Иногда из этого опыта можно извлечь что-нибудь смешное. Ведь только благодаря преподавательскому опыту, сидя на экзамене, узнаешь от студента, что современниками Пушкина были поэт Батюшкин и Боратышкин. Или что-нибудь посмешнее… Само бы такое никогда не придумалось. Когда читаешь лекции - много говоришь, иногда по ходу дела всплывают какие-то слова, выражения, удачные, которые потом записываешь и используешь в тексте. Кроме того, я ведь преподаю литературу, а значит, постоянно проговариваю стратегию разных писателей, вбивая все эти стратегии себе в голову. И это иногда помогает, когда фантазия подводит.
Что касается обратной ситуации, то занятия литературой немного изменили характер моих лекций. Они немного утратили филологическую строгость. В том смысле, что я стараюсь дать не бесстрастный анализ, а создать живой образ текста, конечно, пользуясь филологическим инструментарием.
АЛЕКСЕЙ ВАРЛАМОВ
Доктор филологических наук, профессор филологического факультета МГУ, ректор Литературного института им. Горького
Если и помогает, то опосредованно, как любая деятельность, любые впечатления, встречи, лица, разговоры позднее так или иначе отражаются в том, что ты пишешь.
И в этом смысле преподавание литературы ничем не лучше (а может быть, даже и хуже), чем преподавание математики либо географии. Говорить о литературе и писать книги - слишком смежные занятия, и тут легко наступить друг другу на ноги. А вот vice versa, как вы говорите, пожалуй, помогает, хотя одновременно и мешает. Когда я читаю лекции о литературе, о судьбах русских писателей ХХ века, о писательской стратегии, о литературном мире и литературной войне, я вольно или невольно рассуждаю не как филолог, для которого первичен текст, а как писатель, которому в первую очередь интересен человек, создатель этого текста. Я практически не пользуюсь такими традиционными литературоведческими понятиями, как жанр, композиция, метод, стиль, художественный прием или что там еще есть, ни новыми дефинициями типа дискурса, а больше обращаюсь к судьбе человека, его поступкам, мыслям, страстям, которые отражены в автобиографической прозе, воспоминаниях, письмах, дневниках, рабочих записях. Мне интересно наблюдать, как через человека проходит история, как он или за него кто-то делает выбор, я распутываю клубки сложных личных отношений, исследую писательскую среду, мне важно понять, как складываются отношения автора с его окружением, с властью, с собственным талантом. Пытаюсь «заразить» студентов таким вот, несколько не филологическим подходом. Его не надо абсолютизировать, нельзя все к нему сводить, ни в коем случае от филологии традиционной или новейшей не стоит отказываться, но в небольших дозах такой побег мне кажется полезным. А как писателю мне это все помогло тем, что когда ком моих наблюдений, споров со студентами, обсуждений, созерцания их горящих глаз стал огромным, когда мне стало недоставать одного только биографического материала и в душу постучался вымысел, тогда я взялся за роман, куда потекли мои герои, вымышленные и нет, и последним пришел давший ему название - «Мысленный волк».
ЛЕОНИД ЮЗЕФОВИЧ
Кандидат исторических наук. В 1975–2004 годах работал в разных школах Перми и Москвы.
Мой опыт педагога непосредственно отразился только в рассказе «Гроза. 1987 г.», но у меня по всем книгам рассеяно множество деталей из той моей жизни, когда я был школьным учителем истории. Во всех остальных смыслах эта работа мне как писателю была полезна не более, чем людям нашего ремесла полезен многолетний опыт любой серьезной профессиональной деятельности. Разве что я, может быть, лучше других понимаю правоту старого сельского кюре во Франции, который в ответ на вопрос, может ли он одной фразой передать суть человеческой природы, сказал: «Взрослых людей не бывает».