27.07.2018

Книги со столичным духом

Вторая книга для заграничного путешествия — художественное произведение, действие которого привязано к тому месту, куда вы отправляетесь

Статья о городах в книгах писателей / Фото: Thomas Kinkade «Paris»/istyles. com
Статья о городах в книгах писателей / Фото: Thomas Kinkade «Paris»/istyles. com

Текст: Фёдор Косичкин


Собираясь в заграничное путешествие, опытные люди советуют взять с собой две книги: сугубо функциональный путеводитель и совершенно нефункциональное художественное произведение, действие которого привязано к тому месту, куда вы отправляетесь. И если роль первых по мере неуклонного распространения интернет-сервисов так же неуклонно снижается, то роль вторых лишь возрастает. Никаким облачным сервисам и «большим данным» не удается так передать неуловимый дух места, как писателям. Во всяком случае, лучшим из них. Если, конечно, есть что передавать.


Рим

Вечный город вечно притягивает к себе туристов - в числе которых в разные эпохи оказывались Гёте, Гоголь, Стендаль, и становился постоянным домом для великих артистов и писателей, от веронца Катулла до петербуржца Вячеслава Иванова. Но если цель вашей поездки - не искусствоведение, а честный туризм, то лучше в качестве второй книги прихватить с собой не «Итальянский дневник» Гёте и не «Путешествие в Италию» Павла Муратова, а раблезианский роман современного римлянина Никколо Амманити «Да будет праздник» (М.: Иностранка, 2011, пер. с итал. Ольги Уваровой): злую и размашистую сатиру на современные римские нравы и характеры. Тут есть и потешные сатанисты-подкаблучники, и фееричные олигархи-медиамагнаты, и творческие невротики, и даже советские спортсмены, перешедшие на нелегальные положение. Праздник так праздник!

Венеция

Про бывшую «владычицу морскую» можно сказать то же самое, что про бывшую имперскую и папскую столицу. Только в десятикратной степени. Сотни писателей и поэтов, от Данте и английского шута Кориэта, под маской которого, возможно, скрывался, а возможно, и не скрывался сам Шекспир, до совершенно неизбежного Бродского воспевали невозможный город на воде. Не говоря уж, разумеется, о собственно венецианцах, от двух великих Карлов, Гольдони и Гоцци, до нашего современного Тициана - писателя Тициано Скарпы. Но мы понадеемся, что с «Набережной неисцелимых» вы ознакомитесь и без нашей подсказки, и возьмём на себя смелость рекомендовать в качестве «второй книги» книгу двойную: «Влюбиться в Венеции, умереть в Варанаси» англичанина Джеффа Дайера (М.: Рипол, 2011, пер. с англ. А. Осипова). В первой ее части иронично (книга - лауреат премии Вудхауза) описывается закулисная, точнее, внутритусовочная жизнь знаменитой биеннале современного искусства, наэлектризованная для героя внезапным любовным приключением. Во второй - герой в буквальном смысле растворяется в священных водах Ганга.

Париж

Считайте меня ретроградом, но ничто лучше, на мой взгляд, до сих пор не выражает «дух Парижа» в концентрированном виде, чем «Праздник, который всегда с тобой» Хемингуэя (1964). Молодые захолустные американцы, выросшие далеко от Елисейских Полей и устриц, приезжали в Париж, чтобы приобщиться к европейской культуре - в том числе к тому, что деликатно называют «культурой повседневности», то есть, проще сказать, к выпивке и увеселениям, - и почувствовать себя «настоящими артистами», уж кому в какой степени дано. А не за этим ли сейчас стремятся в Париж большинство россиян?

Прага

Есть немецко-европейская Прага Кафки и Майринка, есть советско-славянская Прага Гашека и Швейка и есть, наконец, мистически-искусствоведческая Прага Голема, Арчимбольдо и императора Рудольфа II. И туристы, приезжающие в поисках одного, практически ничего не знают о другом. «Примиряет» эти три Праги книга итальянца-слависта Анджело Марии Рипеллино «Магическая Прага» (М.: Издательство Ольги Морозовой, 2015, пер. с итал. И. Волковой и Ю. Галатенко). История создания ее драматична: резко осудив в 1968 году ввод советских войск в Чехословакию, известный к тому времени итальянский переводчик навсегда потерял возможность приезжать и в СССР, где он был постоянным гостем Пастернака и Заболоцкого, и в любимую Прагу. И, обложившись справочниками и атласами, воссоздал ее в своем кабинете. Да так полно, что когда с реальной Праги спал коммунистический морок, она только приблизилась к своему идеальному образу в книге Рипеллино.

Лондон

Если Париж - это праздник, который всегда с тобой, то Лондон - это джентльмен, который всегда сам по себе. Так, во всяком случае, уверят нас истый лондонер Питер Акройд, автор многочисленных романов, персонажи которых, как правило, живут именно в этом великом городе. А в его книге «Лондон. Биография» (М.: Альпина Паблишер, 2015, пер. с анг. В. Бабкова и Л. Мотылева) героем и персонажем является сам Лондон. Акройд показывает, как он рос и развивался на протяжении всей своей двухтысячелетней истории. Как бьется его сердце в Сити и жужжит голова в Парламенте. И уверяет, что, меняясь, он умудряется остаться неизменным: средневековый колодец в XX веке сменяется водяной колонкой, а район верфей по-прежнему обеспечивает городу экономическое могущество - только теперь вместо кораблей, перевозящих товары, здесь мастерят хитроумные виртуальные механизмы для перевозки капиталов.

Иерусалим

Если для Питера Акройда Лондон - можно сказать, часть его собственной ДНК, то для родившегося на Апшероне, жившего в Москве и в США Александра Иличевского Иерусалим - это осознанный и выстраданный выбор. О котором он и пишет в романе-эссе «Город заката» (М.: АСТ, 2013). Иерусалим впускает в себя автора - но далеко не сразу. Физика и лирика, вечное и сиюминутное, библейское и бытовое - всё сливается в этой книге, как смешивается в этом городе тридцати веков и трех религий. И преобразуется под рукой русского писателя в единое целое.

Нью-Йорк

Нью-Йорк - не просто большой город. А целый мир. Что признают и сами американцы. Но так было не всегда. И момент, когда город, выросший вокруг удобной гавани, стал отдельным миром, оказался зафиксирован в прекрасной книге. Это «Рэгтайм» Э. Л. Доктороу (1975). Действие его разворачивается в начале XX века, но в нем уже присутствует всё то, что будет определять жизнь NYC: селебрити и миллионеры, открытий секс и подавленные неврозы, поражающие воображение технические чудеса и кричащие социальные, в том числе расовые проблемы. А главное - стремительный синкопированный ритм, ритм рэгтайма. Чудесно переданный на русском языке не кем-нибудь, а Василием Аксёновым.