Интервью: Анна Матвеева — прозаик, лауреат литературной премии имени П. П. Бажова
27 января исполняется 140 лет Павлу Петровичу Бажову и 80 лет - первому изданию легендарной «Малахитовой шкатулки». В Екатеринбурге юбилей самого почитаемого из местных писателей отмечают по полной программе: даже ледовый городок на площади имени 1905 года был составлен из персонажей знаменитых сказов. И весь 2019 год объявлен в Свердловской области «бажовским». Екатеринбургская писательница спросила у музейного работника, рок-музыканта, иллюстратора - что для них Бажов?
Георгий Григорьев, кандидат филологических наук, научный сотрудник мемориального музея П. П. Бажова рассказал о том, как ещё будут отмечать в России юбилейную дату.
Георгий, как вы с коллегами планируете отмечать юбилей нашего genius loci?
Георгий Григорьев: Самое главное - мы хотим выпустить трехтомник, над которым работаем довольно давно. Первая часть вышла в 2018 году, здесь собраны 418 писем Бажова (больше половины опубликованы впервые). Это, можно сказать, первый том, но мы не стали его так обозначать, поскольку в собраниях сочинений письма не принято издавать первым томом. Скорее, третий том, начали - с конца.
Второй том должен появиться ближе к лету, это академическое издание сборника «Малахитовая шкатулка». Формат литературного памятника с комментариями, вариантами, редакторскими-издательскими изменениями и так далее. Вариантов в случае Бажова оказалось очень много. Например, у «Горного мастера», как выяснилось, пять разных финалов! Тексты у Бажова коротенькие, и если пара слов в них меняется, то меняется многое. Это у Гроссмана поменять пару предложений можно так, что никто не заметит, да и то филологи возмутятся. А у Бажова это будут просто какие-то тектонические сдвиги.
Вы в одиночку трудитесь над трехтомником?!
Георгий Григорьев: Том писем делали втроем: с женой (Любовь Григорьева - научный сотрудник музея Бажова, прим. А. М.) и Марией Аркадьевной Литовской, нашим научным редактором; а над вторым работают другие сотрудники, тоже, конечно, «адепты бажовской секты». Там будет сорок восемь сказов. Всего у Бажова - пятьдесят пять сказов, а сорок восемь - это те, которые при жизни автора выходили под обложкой «Малахитовая шкатулка». Если цифрами - то это девять прижизненных изданий плюс черновики плюс первые публикации в периодике. Иногда у Бажова, например, встречаются готовые абзацы, которые никуда не вошли, но они очень интересные.
Комментарии будут самые разные, от языковых до исторических. Существует, конечно, бажовский авторский словарь, где истолкованы словечки вроде «жженопятики», «изварначиться» и т. д. Есть словарь Л. Г. Гусевой в составе «Бажовской энциклопедии», он более развернутый, но тоже неполный. Я надеюсь, что наш том станет самым проработанным. Конечно же, внятный комментарий получается длиннее сказа, у нас это, скорее, наметки, направления… Но для филологов - сильное подспорье, потому что Бажов был в разы эрудированнее любого филолога, который им занимается.
Серьезно?
Георгий Григорьев: У филологов часто вообще шанса нет понять, что происходит. Нам тоже «плохело» года два, когда мы отбирали материал для комментариев. Представьте, нас даже ботаник консультировал! В «Каменном цветке», когда Данька ищет какое-то растение, чтобы по нему делать свою чашу, он ведь до дурман-цветка добирается не сразу. Бажов упоминает целый ряд трав, к которым Данька примерялся. И вот наш ботаник-консультант посмотрел список этих трав и говорит: «Ребята, а они, между прочим, все ядовитые». Вроде бы случайность, но нет, выходит, у Бажова есть такой прием: в начале сказа он всегда намекает на то, что будет в конце. В «Малахитовой шкатулке», описывая Танюшку, он говорит, что она не похожа на других детей, что она как будто «из кистей выпала». Это арго, профессиональный сленг вышивальщиц. Теперь вспомним, что буквально через пару страниц появится старуха, которая будет Танюшку учить вышивать. То есть Танюшка и по профессии становится - вышивальщица. Филолог может этого не заметить, а Бажов это знает, он все знает...
Со вторым томом разобрались. А что будет в третьем?
Георгий Григорьев: Третий - еще хуже. Мы пока - грудь колесом! - говорим, что к концу 2019 года он выйдет, хотя работы там много. Идея третьего тома в том, чтобы опубликовать несказовую прозу Бажова. «Уральские были», «Зелёная кобылка», «Дальнее-близкое» - это более-менее известные вещи. Но там будет еще и публицистика Бажова из «Крестьянской газеты», до 1936 года, до сказов. «За советскую правду», «Пять ступеней коллективизации» и так далее. Я в последние недели как раз изучал «Пять ступеней коллективизации». Отличная штука! Я бы точно коллективизировался, если бы такое прочитал в то время. Кроме того, в третий том войдут дневники, начиная с середины 1920-х годов, которые пока что еще, можно сказать, неизвестны в научной среде.
В 1940-х Бажов начинает проговаривать свою позицию на конференциях, объяснять, зачем он писал сказы, выражать свое отношение к фольклору, рассуждать о городе, об Урале. Причем делает он это не в сказовой форме, а прямым текстом. Я подозреваю, что опубликованный материал будет еще и свидетельством эпохи, очень редким. Сейчас такие вещи издаются нечасто, но научный тренд к таким личным историям подтягивается.
А широкому читателю эта книга будет интересна?
Георгий Григорьев: Думаю, да. Мы, поколение тридцатилетних, выросли на том, что в СССР был Мордор, что Сталин бегал по улицам с топором, половина сидела, половина пряталась. А когда читаешь эти материалы, убеждаешься, что все было совсем не так. Была своя полноценная жизнь, нормальные живые люди…
Как будете праздновать 27 января в самом музее?
Георгий Григорьев: Как обычно - вечером соберем родственников, в основном по Ольгиной линии, из Екатеринбурга. Придут внуки-правнуки Павла Петровича. Может быть, Максим приедет из Москвы, может, и не приедет (он сын Никиты, младшего внука Бажова). При Бажове четверо внуков родилось, по линии старшей дочери Ольги все остались здесь, а другие дочери уехали в Москву. Ариадна Павловна, младшая дочь Бажова, всегда звонит в этот день. Но приехать ей, конечно, уже не по силам, все-таки 93 года. Еще мы обязательно приглашаем сотрудников, которые проработали в музее больше тридцати лет.
А в городе еще что-то планируется?
Георгий Григорьев: В феврале откроется выставка «Бажовский китч» - ее мы делаем вместе с художником Александром Шабуровым. Выставка посвящена «сувенирке», пресловутым ящеркам и прочему, пройдет она в ТЦ «Гринвич». Вещей там будет немного, малая скульптурная форма, значки, марки и так далее - а по большей части, визуал, как именно все это изображалось, создавалось и так далее. В каталоге - около 500 наименований. Кроме того, мы рвемся доделать передвижную выставку, где представлены предметы из сказов - оружие, украшения, камушки, бытовые вещи, охотничьи лыжи с мехом и так далее. Всё то, что так или иначе фигурирует у Бажова - и то, что можно потрогать. Кольчугу у нас, например, можно даже примерить, и когда приходят родители с детьми, неизвестно, у кого она вызывает больший восторг. Хотелось бы покатать эту выставку по области.
Мне всегда было интересно, почему одних писателей вместе с их сочинениями со временем забывают, тогда как другие с каждым годом становятся, такое ощущение, всё более известными, почитаемыми, любимыми… Уральцы в последнее время как будто бы слегка помешались на персоне Бажова - он буквально повсюду (на футболках и чашках, на плакатах и в соцсетях), причем, началось это задолго до юбилея… Как вы относитесь к этой, с одной стороны, сакрализации, а с другой - популяризации образа П. П.?
Георгий Григорьев: На самом деле эта сакрализация началась еще при жизни Бажова. Очень симптоматичное словосочетание «Наш Бажов» закрепляется, например, у писателя и критика Константина Боголюбова, его статья под таким названием вышла уже в 1951 году, почти сразу после смерти. Многие писали о Бажове и при жизни - Л. Скорино, например, целую монографию в 1947 году выпустила. В общем, много о нем писали и говорили именно как о местной достопримечательности. И образ «дедушки» был создан при жизни, и самим Бажовым поощрялся. Разница с нашим временем в том, что раньше сакрализация соответствовала эпохе - что Бажов весь такой общественный деятель, за партию и за Ленина (хотя он действительно был за партию и за Ленина). А теперь привлекает домашнее, человеческое, и начисто игнорируются все его политические взгляды.
Правда, что Бажов храмы взрывал после революции?
Георгий Григорьев: Есть такая сплетня. В действительности нет ни одного документа, доказывающего, что он сносил либо взрывал церкви. Вот о продразверстке, например - да, сохранился документ, что он за это отвечал. Но и не более. Я рассуждаю так: писатели - люди чувствительные, жизненный опыт всегда проявляется в их творчестве. И если бы у Бажова было в жизни что-то такое, когда бы он ходил против своей совести, это обязательно отразилось бы в его письмах, в сказах, в прозе. Я, читая его письма, был сражен гармоничностью этой личности. Бажов пережил столько всего - война, смерть четверых детей, исключение из партии, - но обиды у него при этом нет. Вот у большинства моих знакомых множество обид на жизнь - что недодали, обошли, несправедливо поступили. Бажов другой: он спокойно работает, когда есть повод - грустит, когда есть повод - радуется. В письмах лишь пару раз он зубоскалит над одним поэтом, который гнал километры строчек, один раз поругался на Королькова, который сделал в 1939 году инсценировку для театра по «Малахитовой шкатулке» и указал себя обладателем всех авторских прав. Поругал Фёдорова за трилогию «Каменный пояс», что у него нет историзма, много ошибок в том, что касалось Демидовых. Демидовы очень интересовали Бажова, он в первых двух представителях, Никите и Акинфии, видел любопытнейшие человеческие типы. Вот, пожалуй, и весь бажовский негатив - во всех остальных письмах он очень добродушен, подшучивает чаще всего над собой: с самоиронией у него всё было хорошо. Вежливый, добрый, со всеми на «вы» - тоже, кстати, показатель.
В конце прошлого года активно обсуждался вопрос о присвоении екатеринбургскому аэропорту Кольцово имени П. П. Бажова. К сожалению, Бажова уже на последнем этапе обошел столь ценимый им Акинфий Демидов. Вы следили за голосованием? Болели за «нашего»?
Георгий Григорьев: Конечно, следил и «болел». И то, что имя его было в списке одним из первых, вполне легко объяснить. Дело в том, что таких, как Бажов, очень мало - а на Урале он такой и вовсе один. Человек десять уральских авторов дописались до того, что на полке их книги стоят у каждого читающего человека: Мамин-Сибиряк, Крапивин и так далее. Но вровень с Бажовым поставить все равно некого, он у нас один - как бы кто ни бился, из ящерки и самоцветов выпрыгнуть не может. Все заканчивается ящерками и самоцветами.
Сам Бажов - с какой стороны ни зайди, уралец. Он болел Уралом, чего только не сделал для Урала, поэтому за него у нас и цепляются, наверное. Сказы Бажова, с одной стороны, очень герметичны, но, парадокс, к ним можно что угодно приписать, тем более что написаны они не от автора, а от лица «обобщенного» несколько дедушки. Бажовское наследие - некий сосуд, в который каждый может поместить что угодно. Одним, например, кажется, что «Малахитовая шкатулка» была создана вопреки режиму. У других — ровно напротив (как, кстати, и у самого Бажова.
Мы в музее радовались тому, как идет голосование за переименование аэропорта. В городе, кроме нас, особо некому какие-то манипуляции предпринимать, а мы этого не делали: выходит, вот это честная народная любовь - Бажов на два корпуса обходит кого угодно! И, конечно, я расстроился, что Демидов, в конце концов, выскочил в самом финале. Но потом подумал, может, это и к лучшему. Обошлось без насаждения, когда людям указывают, кого и как нужно любить…
Демидовы, в общем, всегда и выскакивали, обходя на последнем этапе соперников… А вот вы про ящерок сувенирных заговорили - это действительно Бажов их ввел в обиход как сувенир?
Георгий Григорьев: Да. Он вообще на Урале почти всё придумал, кроме, пожалуй, убийства царской семьи - ему бы в голову не пришло делать из этого какой-то «бренд». Редко у какого писателя можно найти такой вот сувенирный резонанс - в том числе ширпортребный. И это, кстати, тоже по-бажовски! Он работал на массу - и сработал на массу. Всегда хотел, чтобы его читал простой народ. Он в одном письме приводил рассуждения Достоевского о стихотворении Фета «Диана». Достоевский называет последние две строчки самым сильным и ярким во всей русской литературе. И в конце пишет: «Несмотря на авторитет Достоевского, стихотворение все-таки забыто. Понимают его так, как понимал Достоевский, разве очень немногие. Так вот я для этих немногих никогда не хотел бы писать». И «сувенирка» это только подтверждает.
Георгий, я на протяжении последнего года с удовольствием следила за вашим мини-сериалом «Анекдоты про Бажова», который вы делаете вместе с художницей Екатериной Калужниковой. С чего всё это началось?
Георгий Григорьев: Мы затеяли читать бажовские лекции в одном из книжных магазинов Екатеринбурга. Нужно было постоянно обновлять страницы в соцсетях, и я однажды взял фото, где Бажов пишет, ну и сочинил, вдохновляясь хармсовской логикой: «Бажов тоже ходил на лекции, даже если не успевал, брал потом у Мамина-Сибиряка переписывать. Мамин-Сибиряк ничего, не жадничал». Потом мы всё с тем же Александром Шабуровым однажды беседовали, и он выдвинул гипотезу о том, что благосостояние города зависит от того, есть ли в городе конный памятник. Вот у нас в Екатеринбурге есть памятник Жукову на коне - поэтому мы главные. А в Перми и Челябинске - нет, вот они и в пролете. Потом Шабуров говорит: «Бажову надо тоже поставить конную статую, он ведь ездил на конях в гражданскую». А я сказал, что надо не на коне, а на слоне - ведь есть целая история про Бажова и слона! Из московского зоопарка во время войны привезли в Свердловск слона и носорога, поселили их, пытаясь выгнать из мастерской художника-скульптора. А так как на Урале за творческую интеллигенцию в эвакуации отвечал Бажов, то жаловаться пришли к нему. Бажов не стал слона выгонять, а художнику стали искать приют… История кончилась тем, что оба зверя, к сожалению, погибли. Вот у меня и появился такой текст: «Бажов был равнодушен к слонам. Его настораживала их беспартийность. Бывало, увидит: вон, говорит, какой, а подлинного фольклору от него не дождешься. Сказывают, даже не гладил из-за этого…» Нежности к слонам Бажов, действительно, не испытывал. Кошек любил, собак, а со слонами не складывалось - ведь в сказах их нет… Так появилась некая схема: документальная зацепка, из которой рождается анекдот. Всего их сейчас около десятка. Самые разные истории - например, как Бажов в преферанс играл с писателями на подзатыльники: подзатыльников не ставил, но имена записывал, в страхе держал.
Павел Петрович вам не является во снах, не грозит пальцем за вольности?
Георгий Григорьев: Нет, у нас же всё с любовью, с уважением. Посмотрите на рисунки Екатерины, сколько в них тепла и обожания.
Георгий, еще один вопрос, который меня мучает с детства. Всё-таки Бажов - это детский или взрослый писатель?
Георгий Григорьев: Взрослый, конечно. Для детей у него написано всего три сказа.
А что лично для вас значит Бажов?
Георгий Григорьев: Беспроигрышный вариант жить. У Довлатова есть фраза про гения - что это бессмертный вариант простого человека. Это точно про Бажова.
В 27 лет я ждал один из кризисов возраста, но в то самое время раз на пятый читал письма Бажова и начал потихоньку вникать, как он мир ощущал, как относился к людям, на что обращал внимание, а на что - нет. Его приоритеты, ценности - всё это я усваивал и, похоже, усвоил. И кризис мой тот прошел незамеченным. А может, его и не было.
Для Бажова - и в сказах, и в письмах - «денежка похуже барской плетки». Бабка Лукерья («Синюшкин колодец». - Прим. А.М.) Илюхе говорит, что всё будет хорошо, если худых думок не будешь носить. Что за думки, спрашивает Илюха, а бабка Лукерья однозначно говорит: это про богатство. Чисто да по совести, даже решето перьев не наберешь, не то что богатство наживешь. Я, когда первый раз это прочитал, воспринял те слова как коммунистическое завихрение, соцреализм. А сейчас ловлю себя на том, что это нас так воспитали, вставили в систему ценностей денежный стержень, но по опыту жизни я чувствую в этом подвох. Без денег плохо, но и с ними - не всегда хорошо, это обманная кочка. Думать, что на нее обопрешься, и всё будет хорошо, но это ошибочно, нужно что-то еще.
Что?
Георгий Григорьев: Бажов объясняет это всей своей жизнью. По факту у него всё получилось, ведь он не только говорил - он и жил так. Для меня это идеальный тип проживания жизни, который идет вразрез с нынешней модой. Он занимался всем помаленьку, и у него всё получилось. И сказы, и семья, и дом, и дети. Только он всему отдавался по полной, всерьез.
И даже в саду здесь деревья до сих пор стоят, им посаженные!
Георгий Григорьев: Да. Есть у Бажова фраза в сказе «Чугунная бабушка» (из цикла «Сказы о немцах». - Прим. А. М.): «Работа штука долговекая, человек умрет, а дело его останется».
Коля Ротов, музыкант, экс-басист «Смысловых Галлюцинаций», лидер «Ансамбля уральской грусти имени П. П. Бажова:
Фразу - или, точнее, призыв! - «Всем Бажов» я придумал еще во времена «Смысловых Галлюцинаций». Тогда, лет пять-шесть назад, как раз пошла уральская тема, и я начал подписывать фотографии в соцсетях - «Всем Бажов!» По аналогии со «Всем смотреть, всем молодость, всем хой!» Потом эту фразу взяли на вооружение в компании «Made in Ural», они начали делать портреты с Бажовым, футболки и так далее.
Затем появилось уточнение в названии нашего коллектива - «Ансамбль уральской грусти имени П. П. Бажова». И так повелось, что меня стали причислять к адептам бажовской секты, а я и не возражаю.
Для меня Бажов - это прежде всего «Серебряное Копытце» и «Огневушка-Поскакушка». Он автор наших первых уральских триллеров. Бажов - наше всё!
Надежда Колтышева, драматург, заместитель главного редактора литературного журнала «Урал»:
В музее журнала "Урал" хранятся валенки Павла Петровича Бажова. И вот история их появления. Долгое время отделом прозы заведовала Валентина Викториновна Артюшина, последний прижизненный редактор Бажова. Дело было зимой 1950 года. Собираясь прийти домой к знаменитому писателю, молодая девушка очень волновалась. Конечно же, хотелось понравиться, и она надела всё самое лучшее, что у нее было. Красивое платье, шелковые чулки, лакированные туфельки, заячью шубку и шапку. Понравиться удалось. Бажов ласково улыбался, напоил гостью чаем, потом они занялись редактированием. В маленьком доме на улице Чапаева (теперь это музей Бажова. – Прим. А. М.) было уютно, потрескивали дрова в печи. Засиделись допоздна. К ночи за окном разбушевалась метель, и девушка заторопилась домой. Когда она оделась, Бажов оглядел ее и сказал: «А как же ты, девонька, в этих баретках по такой пурге пойдешь?» Она отвечала, что ничего, как-нибудь добежит, но Бажов заставил ее надеть свои большие валенки и только после этого отпустил. Валентина собиралась вернуть валенки в ближайшее время, но редакторская работа непредсказуема. Визит к Бажову всё откладывался, и вдруг страна узнала о смерти великого писателя. Валенки теперь стоят в музее журнала.
Екатерина Калужникова, иллюстратор, научный сотрудник музея Истории Екатеринбурга:
Восприятие Бажова у меня менялось с возрастом. В детстве - его сказы виделись через иллюстрации Геннадия Мосина, "коренные", насквозь уральские, настоящие. Да и сейчас мосинские иллюстрации считаю лучшими.
Раньше Бажов был как обязательный местный фон, он как бы присутствовал везде - в оформлении витрин, в сувенирах, китчевый и пафосный. Долго, кстати, не могла подружиться с языком сказов.
Наверное, только когда стала водить экскурсии по Уралу, узнала совсем другого Бажова. Его документальная проза - бесценный источник по истории Полевского, Екатеринбурга и Сысерти.
Сейчас, после прочтения писем, после знакомства с музеем Бажова считаю, что биография Бажова, его личность - едва ли не интереснее самих сказов. Поэтому Бажов для меня эдакий всеуральский домовой - умный, всезнающий, уютный, не лишенный самоиронии, загадочный, немного смешной и очень живой - таким я его и рисую. Без бронзы и пафоса.
[gallery size="medium" ids="95203,95202,95201,95200,95199,95198"]