Текст: Андрей Цунский
Коллаж: кадр из фильма «Собачье сердце», реж. В. Бортко, «Ленфильм», 1988 г.
«Все-таки медицина - сомнительная наука, должен заметить. Отчего у человека, у которого нет абсолютно никакого заболевания желудка или кишечника (аппенд., напр.), у которого прекрасная печень и почки, у которого кишечник функционирует совершенно нормально, могут ночью сделаться такие боли, что он станет кататься по постели?»
Как же смел человек в добром здравии! Все-то ему нипочем. А остальные скулят там что-то, выдумывают себе проблемки. Ипохондрики чертовы. Нытики. Если человек здоров – то и дух в его теле бравый и туповатый. Прелесть, а не дух. Да и привычные боли его, закаленного, не особо портят. Спортсмену иногда привычная боль даже кажется чем-то вроде предмета одежды, без нее чего-то не хватает. Можно с такой болью, причина и пределы которой известны, всегда договориться по-свойски, как со старым приятелем. Или как со своей совестью. Скормить ей таблетку, а лучше две. Победить давление уколом в привычную к такому обращению часть тела. Опохмелиться, наконец.
Ну а если боль неизвестного происхождения? Если вдруг она приходит, а вслед за ней тихонько просочится сквозь дверной проем страх? Если возраст уже таков, что впечатляет вас любой неизвестный сигнал? Не каждый сладит с такой «новостью». А если человек богат, знаменит, присвоена ему власть над другими людьми, и вдруг выявят у него тот самый злопакостный вирус, и окажется, что уже началась двусторонняя пневмония? Изменится ли что-то в душе у такого человека? Может, да. А может, и нет. Если нет – пора ему к другому врачу. У Булгакова, впрочем, описан и доктор Стравинский. С днем рождения, Михаил Афанасьевич... Или вы, по обыкновению, завтра будете праздновать? У писателей все не как у людей. А уж у врачей...
Врач на странице и над страницей
«...а сравнения его порою были так метки и красочны, что, слушая его, я всегда томился одной мыслью: "Врач ты очень неплохой, и все-таки ты пошел не по своей дороге и быть тебе нужно только писателем..."
В мировой литературе редко встретишь произведение, где каким-нибудь образом нет доктора. Там он пользует самого Наполеона – и потому помогает и князю Андрею, здесь врет про взорвавшуюся колбу в лаборатории, когда талант молодой застрелится. А то вдруг и вовсе угодит на операционный стол к двум заехавшим погостить и водки выпить коллегам. Безобразие.
Врач с давних времен атакует мировую литературу и в качестве автора
– лишь бы не заниматься своим делом! То он спускается в Ад и наматывает там круги, как на стадионе, с каким-то древним римлянином. То, посидев у смертного одра Пушкина, вдруг ездит чуть не по всей России, а там составит словарь и напичкает его поговорками. То он со знанием дела опишет пьянство и обжорство Гаргантюа и Пантагрюэля. А то и вовсе начнет забавляться с целым Крымом – сперва отделит, а потом присобачит назад, как хочет, будто писателям это позволяется! Эти врачи, вместо того, чтобы тихо выписывать рецепты, сидя на бюджетной копеечке, лезут на книжные страницы и творят там, что взбредет в набитую латынью башку! Глаз да глаз нужен за докторишками, вот что. А то всякого понапишут – а солидные, положительные люди потом расхлебывай. Но один – так просто пустился во все тяжкие!
Врачу, исцелися сам!
1) Купи, пожалуйста, книгу Клопштока и Коварского «Практическ. руководств. Клиническ. химии, микроскопии и бактериолог.» (Издан. «Сотрудник») и вышли ее мне.
Узнай, какие есть в Москве самые лучшие издания по кожным и венерическим на русск. или немецк. языках и сообщи мне, не покупай пока, цену и названия. (Нет ли Zessnera (Руководство по кожн. и венерич.) на немецк. языке?)
2) Напиши, если знаешь, почем мужские ботинки (хорошие) в Москве.
3) В Тверском отделен. Московск. городск. ломбарда заложена золотая цепь под № Д 111491)...Надо сказать, что и в обыденной жизни доктора – люди совершенно обычные. Кто лучше докторов знает, что объедаться, курить, пить – вредно? Не говоря про наркотики. А вот Булгаков Михаил Афанасьевич – так по всем четырем стихиям прошелся с удовольствием. Был совсем не дурак вкусно и хорошо поесть. Выпить тоже: сцены похмелья описаны с глубоким пониманием вопроса. Фотографирован с папиросой, а процесс курения, в том же «Собачьем сердце»... молчу, молчу. Ну и морфий, «увлечение» которым стоило ему (ко всеобщему удовольствию) врачебной карьеры.
Врачи-писатели вообще в большинстве своем люди склонные ко всякому там. Вон Аксенов в молодости какие алкогольные виражи закладывал! Чехов с юности допускал массу излишеств по женской части, причем даже за границей, с сестринским индийским народом. Про Горина и говорить не стоит, пока не женился, они с Аркановым... Ух! Кстати, это ведь не только у нас. Мировая тенденция. Алигьери только о женщинах и мечтал. А что назвал их обобщенно, одним именем – так это все поэты так маскируются.
Врач-убийца
«— А еще в большем отчаянии я оттого, что не могу никак получить своих денег из Вяземского банка и послать маме. У меня начинает являться сильное подозрение, что 2000 р. ухнут в море русской революции. Ах, как пригодились бы мне эти две тысячи! Но не буду себя излишне расстраивать и вспоминать о них!»
Кстати, с клятвой Гиппократа у врачей тоже не всегда порядок. Собственно, они ее и не дают. В настоящей древней клятве и абортивного пессария женщине не давай, и камни при каменной болезни не вырезай. А нынешние – ха! Аборты в обеденный перерыв делают. Режут все подряд к чертовой матери, только дай им волю. Вот что в той самой клятве написано: «Что бы при лечении – а также и без лечения – я ни увидел или ни услышал касательно жизни людской из того, что не следует когда-либо разглашать, я умолчу о том, считая подобные вещи тайной». А они в писатели подались. И о чем же, интересно, пишут? Вот как это называется?
Не говоря уж о том, что среди писателей есть даже врачи-убийцы! Нет, я не хочу сказать, что Булгаков на самом деле кого-то убил. Но помышлял об этом, и не раз! Вспомните хотя бы рассказ, который так и называется «Я убил». Да еще и заканчивается циничной бравадой лже-доктора «Я убил! Поверьте моему хирургическому опыту». Вот о чем они мечтают! А в обычной жизни только деньги у начальства клянчить и могут.
...и больные глазами врачей
Засим мы обошли пустые палаты, и я убедился, что в них свободно можно разместить сорок человек. — У Леопольда Леопольдовича иногда и пятьдесят лежало, - утешал меня Демьян Лукич.
Ах, как легко мы ругаем врачей, обвиняя их во всех смертных грехах, но главное – в безделье и неумении работать. Но сколько врачей видит человек в своей жизни? Кому повезет – вообще немногих до старости. А врач? Тот же Булгаков?
В аттестации, выданной земством доктору Булгакову, записано, что за год он принял 15 361 больного.
Пятнадцать тысяч в год! Сорок два в день, если принимать каждый день без единого выходного. Это в глуши, в деревенской больнице. А ваш участковый? Сколько в день? Врачи видят больше людей, чем представители любой другой профессии. Немудрено, что врачу есть что написать. И еще – врача не нужно обманывать. Не получится. Лет через пять работы он все уже видел. Но что же он видел?
С вилами на репродуктор
— Да разве ж такую-то, как мать, можно в больницу отправлять? Ведь это на верную смерть… Покойница была женщина сырая да жирнящая. Ведь они, дохтура-то, сморили бы её ради жира. Мази-то свои они из человечьего жира делают: вот, как попадется им жирный кто, они его и уморят, а там жир из него на помады вытопят… Порошки они из человечьих костей толкут и перетирают, а капли из крови наводят, да из желчи. Уж это нам доподлинно известно…»
Нет, это не Булгаков. Это из книги «Русская народно-бытовая медицина» Гавриила Ивановича Попова, этнографа. Дикость? Конечно дикость. В тридцатые годы появилась такая насмешка над выходцами из деревни: «Темный! С вилами на репродуктор бросается! Шайтан-тарелка, говорит!» Но ведь и сейчас и на Кавказе, и в Екатеринбурге, и в просвещенной Великобритании люди несутся с вилами на вышки сотовой связи... Да что там!
Можно получить «Оскара» и считать, что вакцинация бывает способом «чипирования».
Прецеденты известны.
«Ты о чем думала?»
«У девочки дифтерийный круп, горло уже забито пленками и скоро закроется наглухо..."
— Сколько дней девочка больна? - спросил я среди насторожившегося молчания моего персонала.
— Пятый день, пятый, - сказала мать и сухими глазами глубоко посмотрела на меня.
— Дифтерийный круп, - сквозь зубы сказал я фельдшеру, а матери сказал:
— Ты о чем же думала? О чем думала?»«...Ребенок заболел в середине декабря. Сильно кашлял, но клиническая картина не выходила за пределы обычного бронхита. Мама перед Новым годом ушла из больницы самовольно, хотя лучше ребенку не становилось. Официальная причина - "в палате много народу, еще подхватит чего". Неофициальная, полагаю, Новый год встречать хотелось дома.
Вот сразу после Рождества она приезжает на скорой - ребенку резко хуже. Объективно: одышка нарастает, частота дыхания 40—50 в покое, цианоз. Клинически - типичные тяжелейшие приступы коклюшного кашля, с белой стекловидной мокротой в конце приступа, с рвотой после каждого приступа, кровоизлияниями в склеру глаз, апноэ по 7—12 секунд после окончания приступа. То есть как в учебнике Носова, классика. Коклюш лежит у нас часто, но обычно он хоть немного, да привитой (хоть 1—2 вакцины), поэтому настолько тяжелого течения коклюша я еще не видел. На рентгенограмме - пневмония нижней доли левого легкого, с ателектазом, участки спадения легкого справа. ... Ровно в час ночи у ребенка встало дыхание... Ребенок чудом не погиб. А ведь нужно было - только привить. Бесплатно».
Это заметки врача из Екатеринбурга на форуме.
Доктора смотрят на нас, и частенько охватывает их отчаяние.
Когда взрослые мужчины пьют водку стаканами – так хоть взрослые, и пьют ее сами. Но тут матери, в состоянии невежества на грани идиотизма, не дают прививать детей. Они не смотрели в детстве мультик про Бегемота, который боялся прививок...
«Кстати, вы видели когда-нибудь спазматический кашель при коклюше? Кашель настолько характерный, что любой человек, слышавший его хоть раз, ни с чем его не спутает. Вот такой кашель, который не дает даже нормально вдохнуть во время приступа, мучает ребенка неделями. Приступ такого кашля длится от 30 секунд до 2 минут (!) и заканчивается рвотой и безутешными слезами малыша».
Впрочем, мужчины тоже хороши. Они лезут по пьяни в драку или садятся за руль. Что после этого врачи могут думать о нас?
«Вы знаете, что в деревнях говорят? Будто вы больной Лидке вместо ее горла вставили стальное и зашили. Специально ездят в эту деревню глядеть на нее. Вот вам и слава, доктор, поздравляю.
— Так и живет со стальным? - осведомился я.
— Так и живет».Ой ли в деревнях?
Таблетку от жадности. Две. Можно три
«Я взял у нее из рук флакон, глянул на этикетку, и в глазах у меня позеленело. На этикетке было написало размашистым почерком Демьяна Лукича "Тинцт. Белладонн..." и т.д. "16 декабря 1917 года". Другими словами, вчера я выписал бабочке порядочную порцию белладонны, а сегодня бабочка приехала с сухим флаконом и с просьбой повторить.
— Ты... ты... все приняла вчера? - спросил я диким голосом.
— Все, батюшка милый, все, - пела бабочка сдобным голосом, - дай вам бог здоровья за эти капли... полбаночки как приехала, а полбаночки - как спать ложиться. Как рукой сняло...»Мы с легкостью судим о качестве приборов ИВЛ и уверенно рассуждаем о соотношении их цены и качества применительно к местному бюджету. Но когда доктор выписывает нам лекарство по одной таблетке три раза в день, редко кто из нас не закинет в рот сразу три на первый раз, чтобы побыстрее полегчало. Охающие старухи потом меняются таблетками – кому какая «лучше помогает». Хотя по сравнению с первыми двумя нашими пороками этот – мелочь...
От нее даже не сразу помрешь. В большинстве случаев.
Чем мы болеем
«Тяжкое бремя соскользнуло с моей души. Я больше не нес на себе роковой ответственности за все, что бы ни случилось на свете. Я не был виноват в ущемленной грыже и не вздрагивал, когда приезжали сани и привозили женщину с поперечным положением, меня не касались гнойные плевриты, требовавшие операции. Я почувствовал себя впервые человеком, объем ответственности которого ограничен какими-то рамками. Роды? Пожалуйста, вон - низенький корпус, вон - крайнее окно, завешенное белой марлей. Там врач-акушер, симпатичный и толстый, с рыженькими усиками и лысоватый. Это его дело. Сани, поворачивайте к окну с марлей! Осложненный перелом - главный врач-хирург. Воспаление легких? - В терапевтическое отделение к Павлу Владимировичу».
Сейчас, когда понеслись десятки сообщений о том, что не хватает персонала, что недостаточно врачей-специалистов, что не хватает даже тем, кто есть, масок, перчаток, бахил, одноразовых средств защиты и желтеньких скафандров... что мы сделали? Написали мы обращение, жалобу, подали в суд? Нет. Мы сказали: «Вот ведь собачья работа у людей». Это в лучшем случае.
Когда шла эта идиотская оптимизация, мы возмутились? Когда врачи получали копейки и пытались протестовать – мы поддержали их? Эта мысль нам не приходит в голову даже на похоронах близких нам людей. Когда «врач-миллионер» приезжал в маленький поселок и оставался там один на один с нашими бедами, но без прекрасного инструментария и библиотеки, а с клеенчатым диваном и пустым стеклянным шкафом – писали мы возмущенные письма и требовали к ответу чиновников? Ведомо ли нам, сколько идиотских и никому не нужных бумаг заставляют врача писать, оформлять, заполнять при каждом удобном для чиновника случае? Нет. Зато мы готовы возмущаться, когда врач бросает свою работу и открывает салон красоты, уезжает за границу, начинает писать книги. Он ведь нам обязан! Его, понимаешь, выучили на государственные деньги, а он еще кобенится! Не хочет ответственность брать на себя! Дезертирует!
Как еще могут думать подданные страны, породившей чудо природы – нищих врачей? Подданные. Гражданами нас после этого называть трудно. Сейчас, когда пришла беда – мы ведем себя, как и все больные в мире: требуем помощи и заботы, лекарств, ухода. Но как только поправимся, мы забудем о тех, кто нас ставил на ноги. Мы напишем тысячу статей о том, какие они равнодушные и плохие, неквалифицированные, и вообще лечить не умеют. А кто-то из нас при этом будет жив только потому, что...
...
«Вот как потухает изорванный человек, - подумал я, тут уж ничего не сделаешь». Но вдруг сурово сказал, не узнавая своего голоса:
— Камфары.
Тут Анна Николаевна склонилась к моему уху и шепнула:
— Зачем, доктор. Не мучайте. Зачем еще колоть. Сейчас отойдет... Не спасете.
Я злобно и мрачно оглянулся на нее и сказал:
— Попрошу камфары...»
Это удивительно... ох, как живуч человек!