Текст: Ольга Разумихина*
Коллаж: ГодЛитературы.РФ/кадр из фильма Григория Константинопольского «Гроза», 2020
Каждое произведение, которое проходят в школе, может стать отправной точкой для важного — познавательного и откровенного — разговора между подростками и преподавателем. Но обсуждение часто заходит в тупик, если педагог навязывает «единственно верную» точку зрения. Драма (не трагедия!) А. Н. Островского «Гроза» — яркое тому подтверждение. Стоит за дело взяться преподавателю, который вслед за критиком Н. А. Добролюбовым повторяет, что Катерина — «луч света в темном царстве», и не допускает никакого вольнодумства, — и школьники теряют всякий интерес к обсуждению. Да и правильно делают, ведь Островский, как любой хороший автор, изображает героев, чьи поступки нельзя истолковать однозначно.
Так кто из персонажей «Грозы» достоин сочувствия, а кто — порицания? Давайте подумаем вместе. Но сначала, как обычно, вспомним сюжет: прочитанные за лето произведения имеют свойство быстро выветриваться из головы.
Уездный город N
Действие пьесы «Гроза» происходит в несуществующем местечке Калинове. Прием этот — создание эдакого «собирательного» села или города — был облюбован русскими классиками задолго до Островского. Так, А. С. Пушкин сделал Ивана Петровича Белкина (того самого, который якобы написал и «Выстрел», и «Метель», и остальные повести сборника) владельцем села Горюхина, ставшего символом закрепощенной России. Но чаще всего вымышленные населенные пункты встречаются в творчестве Н. В. Гоголя: что в «Старосветских помещиках», что в «Ревизоре», что в «Мёртвых душах» действие происходит в местах, которые либо не названы вообще, либо имеют буквенные обозначения; так, Чичиков останавливается в городе NN, и, хотя литературоведы и видят в этом «топониме» намек на Нижний Новгород, прямо автор этого не говорит. Забегая вперед, скажем, что и после Островского писатели вовсю эксплуатировали образ «неназванного уездного города»: подобные населенные пункты встречаются и у Достоевского, и у Чехова, и у Ильфа и Петрова (в «Двенадцати стульях»), а советский писатель Л. И. Добычин в 1934 году издал целый роман, который так и называется — «Город Эн».
...Вот и Островский помещает своих героев — Кабаниху, Тихона, Дикого, Катерину и многих других — в Калинов, о котором известно только то, что это «благословенное место» на берегу Волги. Но почему? Возможно, писатель, задумавший произведение о людях неотесанных и самолюбивых, не захотел обидеть жителей какого-либо реального города? И это, разумеется, тоже; но в первую очередь автор, который описывает местечко с вымышленным названием, желает указать на типичность представленных в его произведении явлений. Если бы Островский поместил героев в реальный приволжский город (допустим, Саратов или Волгоград, который в XIX в. назывался Царицын), можно было бы подумать, что «высокие нравы» характерны лишь для этой территории, а в других местах, как говорится, и небо голубее, и трава зеленее. Но нет, «среднестатистическое» село Горюхино, или NN, или Калинов — это места, которых на карте России настолько много, что выбирать какое-то одно не имеет смысла: куда ни глянь, везде — увы — царят мракобесие и произвол...
Не пытайтесь покинуть Калинов
Итак, Калинов — сравнительно небольшой городок, жители которого ведут будничную жизнь. Они ходят в церковь, хлопочут по хозяйству, торгуют, а главное — целыми днями друг с другом ругаются. Купец Дикой вечно орет на племянника Бориса, который ждет от него решения по наследству, и на подчиненных, — но те хотя бы могут «не дать ему спуску». Вот, например, что говорит Кудряш, служащий у Дикого конторщиком:
Кудряш. Мало у нас парней-то на мою стать, а то бы мы его озорничать-то отучили.
Шапкин. А что бы вы сделали?
Кудряш. Постращали бы хорошенько.
Шапкин. Как это?
Кудряш. Вчетвером этак, впятером в переулке где-нибудь поговорили бы с ним с глазу на глаз, так он бы шелковый сделался. <...>
Шапкин. Недаром он хотел тебя в солдаты-то отдать.
Кудряш. Хотел, да не отдал, так это всё одно, что ничего. <...> Это он вам страшен-то, а я с ним разговаривать умею. <...>
Шапкин. Уж будто он тебя и не ругает?
Кудряш. Как не ругать! <...> Да не спускаю и я: он слово, а я десять; плюнет, да и пойдет. Нет, уж я перед ним рабствовать не стану.
Итак, подчиненные Дикого, если совсем «прижмет», могут дать ему отпор или и вовсе уйти искать счастья в другом месте (хотя последнее спорно — в Калинове вряд ли много рабочих мест). И всё же совсем другое дело с Кабанихой — женщиной лет сорока-пятидесяти, которая после смерти супруга (и также, очевидно, его родителей, ведь жить отдельно от свекра и свекрови в XIX веке было не принято) осталась одна с двумя детьми, Тихоном и Варварой, — и стала для них настоящим тираном. Теперь взрослым отпрыскам Кабанихи приходится выслушивать постоянные нравоучения, исполнять все ее требования, следовать старинным обрядам. И только попробуй ослушаться — иначе на тебя обрушится поток оскорблений и проклятий.
В сложившейся ситуации Кабановы-младшие пытаются хоть как-то отвести душу. Варвара, кажется, пошла характером в мать: она ничего и никого не боится («по-моему: делай, что хочешь, только бы шито да крыто было»), мастерски прячется и врет — и не видит в этом ничего плохого. С одной стороны, ее умение плыть против течения вызывает уважение, — но, с другой, Варвара эгоистична, и такие слова, как «любовь», «мечта», «совесть» для нее — пустой звук. Тихон же, также будучи человеком самолюбивым, при этом хрупок и раним, поэтому он топит горе на дне стакана — и, как только представляется возможность, идет выпивать с Савёлом Прокофьичем Диким. В этом, кстати, горькая ирония Островского: убегая от одного тирана, Тихон сидит за столом с другим.
Но вот в Калинове появляется новое лицо — чувственная, искренняя, свободолюбивая Катерина. А. Н. Островский не случайно указывает, что главная героиня пьесы выросла в другом городе: все-таки, сколько бы по России ни было раскидано Калиновых, не везде нравы настолько жестоки. Будучи девочкой, а затем подростком, Катерина не боялась бунтовать:
Катерина. Такая уж я зародилась, горячая! Я ещё лет шести была, не больше, так что сделала! Обидели меня чем-то дома, а дело было к вечеру, уж темно; я выбежала на Волгу, села в лодку, да и отпихнула ее от берега. На другое утро уж нашли, верст за десять!
Но подобные случаи были редки: Катерина росла в волшебной атмосфере любви, свободы и мечтаний о чудесах. С помощью воображения она уносилась в дивные края, где всё исполнено благодати:
Катерина. <...> И до смерти я любила в церковь ходить! Точно, бывало, я в рай войду и не вижу никого, и время не помню, и не слышу, когда служба кончится. Точно как всё это в одну секунду было. Маменька говорила, что все, бывало, смотрят на меня, что со мной делается. А знаешь: в солнечный день из купола такой светлый столб вниз идет, и в этом столбе ходит дым, точно облако, и вижу я, бывало, будто ангелы в этом столбе летают и поют.<...> Или рано утром в сад уйду, еще только солнышко восходит, упаду на колена, молюсь и плачу, и сама не знаю, о чем молюсь и о чем плачу; так меня и найдут. И об чем я молилась тогда, чего просила, не знаю; ничего мне не надобно, всего у меня было довольно. А какие сны мне снились, Варенька, какие сны! Или храмы золотые, или сады какие-то необыкновенные, и всё поют невидимые голоса, и кипарисом пахнет, и горы и деревья будто не такие, как обыкновенно, а как на образах пишутся.
Однако, переехав вслед за Тихоном в Калинов, Катерина с ужасом обнаруживает, что на свете существуют совсем другие места: негостеприимные, мрачные. Будучи типичной скромной девушкой, воспитанной в духе XIX века, она, разумеется, терпит издевательства снохи, холодность супруга; отводит душу в разговорах с Варварой, которая поневоле становится ее самой близкой подругой (хотя, впрочем, покидает Катерину именно в тот момент, когда ей больше всего нужна моральная поддержка…). Но в итоге главная героиня оказывается не в силах противиться чувствам — и решается на ночное свидание с Борисом, который обходится с ней ничуть не лучше остальных. Во избежание спойлеров не будем говорить, чем закончилась пьеса, — скажем только, что закончилась она очень печально. Но давайте задумаемся: были ли у бедняжки способы вырваться из Калинова?
Луч света в темном царстве?
Н. А. Добролюбов в той самой работе «Луч света в темном царстве», на которою обожают ссылаться учителя, делает вывод, что участь Катерины была предрешена едва ли не с самого начала, ведь она, словно прекрасный цветок, не могла «произрастать» на столь бедной почве. Критик, посвятивший размышлениям о «Грозе» огромную по современным меркам статью, — 47 страниц! — видит Катерину героем безусловно положительным, почти идеалом; все ее ошибки он объясняет (впрочем, справедливо) отсутствием личного опыта и «широкого образования».
Но кто знает: может, если бы Катерину не покинули буквально все и у нее осталась бы хоть какая-то отдушина, она могла бы, пусть даже через долгие годы, смириться с происходящим в Калинове? Если бы, к примеру, в нужное время рядом оказалась Варвара; или Тихон, узнав, что супруга ему изменила, решился на доверительный разговор и дал ей понять, что прощает ее; а там, глядишь, у них с Катериной родился бы ребенок, — а ведь главная героиня пьесы так любит детей и так жалеет, что у нее пока нет своего маленького ангела?
Но даже если бы всё вышло именно так, надеяться на то, что у Катерины всё стало бы хорошо, — слишком наивно. Скорее всего, она бы, год за годом проходя через бытовые мытарства и сталкиваясь с осуждением даже незнакомых людей, зачерствела, обозлилась — и через пятнадцать-двадцать лет мало чем отличалась бы от Кабанихи.
Или, может, преподаватели и критики что-то упускают и у Катерины был еще какой-то выход? Вполне возможно! Думайте, спорьте, отстаивайте свою точку зрения: уроки словесности нужны именно для этого. (Хотя на ЕГЭ по русскому и литературе от слишком смелых теорий лучше, конечно, воздержаться.)
Колонка «В помощь школьнику» будет полезна и тем, кто хочет просто освежить в памяти сюжет той или иной книги, и тем, кто смотрит глубже. В материалах О. Разумихиной найдутся исторические справки, отсылки к трудам литературоведов, а также указания на любопытные детали и «пасхалки» в текстах писателей XVIII—XX вв.