Текст: Сергей Шулаков
Бёгле Н. Остров дьявола. Пер. с фр. В.Е. Климанова. – М.: Центрполиграф, 2020. – 255 с.
Француз Николя Бёгле вступил на чужую территорию – в пространство скандинавского нуара, из которого вглядывается в историю России. И конечно, в тот период, который не слишком подкованные европейцы, свалив все в кучу, называют ГУЛАГом.
Судьбе инспектора норвежской полиции Сары Геринген не позавидуешь. Отец ее был нелюдимым, скрытным человеком, а мать могла врезать супругу «деревянной статуэткой размером с кулак» – что за статуэтка, неясно, автор вообще скуп на подобные подробности. Взрослая уже Сара увезла и пристроила к бездетным знакомым мальчика, который был жертвой пьяницы-отца, но тот отыскал его, и ребенок, к сожалению, погиб. Сара оказалась в тюрьме, но ничего не рассказала – опасалась подставить приемных родителей, которые приняли мальчика не вполне законно, да еще и не уберегли. У Сары есть не то чтобы муж, а как это там в Норвегии бывает; он журналист, и единственный пишет статьи о ее невиновности и героизме. Ювенальные юристы во всем разобрались, инспектора освободили, но в день выхода на свободу она получает известие об убийстве отца.
В описании Николя Бёгле работа норвежской полиции выглядит так, словно там никто не подчиняется ни начальству, ни закону. Понятно, что дочери не поручат расследовать убийство отца – это невозможно из-за личной заинтересованности, ведущей к необъективности. Саре – поручают, правда, неофициально. Жизнь в Норвегии довела беднягу до раскола личности: он рядится в женское платье и шлет сам себе (то есть женская личность – мужской) эсэмэски угрожающего характера. Всему этому следует длинное фрейдистское объяснение.
Первый этап расследования приводит Сару к лесной хижине, тропа к которой украшена козьими черепами. Там живет старуха, напоминающая «славянскую крестьянку». «На ней было длинное расшитое шерстяное платье, голова повязана платком, из-под которого выбивались несколько седых прядей». Бабульку зовут Елена Русская... Яга рассказала Саре, что отец обращался к ней за помощью в борьбе с демоном. Арку ворот третьей по счету лесной усадьбы, в которую попадает инспектор, украшает «статуя длиннобородого старика с открытой книгой перед ним», столбы вместо скульптурных львов сторожат медведи, «злобно скалящие на незваных гостей пасти». Бородатый старик – это, оказывается, славянский бог Род!
Кроме бога, на территории поместья находится озеро, на нем – остров, на острове грот, статуя и шкатулка. В яйце, т.е. шкатулке, находится не игла – Кощеева смерть, а косточка, фаланга детского пальца. Сара узнает, что ее отец – русский, и инспектор летит в Томск. Вот оно – зерно замысла. Проникновение зла в жизнь скромных и трудолюбивых норвежцев. Зло это – сверхъестественное, необоримое, проявляющееся с крайней жестокостью, исходит из России. А главного изувера, предводителя русской мафии, зовут Павел Руссов. Он зачем-то похитил и держит взаперти норвежскую женщину – это вторая сюжетная линия.
Разгадка гибели, от которой отец Сары не спасся и в Норвегии, лежит на острове на Оби, куда ссылали репрессированных. Томск, оказывается, удивительный город: люди с обветренными лицами продают здесь исключительно картошку, соленые огурцы и ушанки. «– А что в этих желтых цистернах, перед которыми люди стоят в очередях?..» Правильно, это квас. Если сосланный на остров в середине 1930-х отец Сары был мальчиком лет пяти, а погиб, предположим, в 90-летнем возрасте, то действие романа происходит в 2020 году.
Остров, где многие ссыльные погибли и якобы замечены случаи каннибализма, томичи именуют Островом Дьявола…
Переводчик В.Е. Климанов, похоже, работал поспешно: «…словно влюбленному подростку, не решающемуся первым подойти к девочке, в которую безумно влюблен». Но отношение переводчика понять можно: и самое изысканное переложение не спасло бы этот роман от упреков в поверхностности. В послесловии автор указывает на посвященную репрессиям 1930-х работу «Остров людоедов» некого Николя Верта 2006 года и снятый по ней же одноименный фильм 2009-го. Разве надо объяснять, что уж если берешься за такую работу, то источников должно быть несколько, три, на худой конец? И конечно, стоит хотя бы бегло ознакомиться с некоторыми разделами «Славянских древностей» Нидерле.
Заходя таким образом на чужую во всех смыслах территорию, Николя Беглё поступает крайне неосмотрительно. Как французского детективщика, его примитивный набор устаревших штампов должно скомпрометировать беглое сравнение с книгами Жана-Кристофа Гранже, Лорана Ботти и француженки испанского происхождения, археолога и антрополога Фред Варгас. Не говоря уж о Жане-Патрике Маншетте («За шкуру полицейского», «Троих надо убрать»). Что до скандинавского триллера, творение Бёгле смотрится вопиющей профанацией в сравнении не только с романами Ю Несбё, но и не чуждых здорового ремесленничества норвежской писательницы Карин Фоссум и шведки Камиллы Лэкберг.
А что касается глубины исторического осмысления, сравнить «Остров дьявола» можно с «Малышом 44» кембриджского выпускника Тома Роба Смита; там тоже фигурируют и голодомор, и сталинские репрессии, – фигурируют тоже не слишком натурально и с обилием исторических неточностей. Или с творчеством потомка эмигрантов, голливудского сценариста Дэвид Бениофф («Троя», приквел «Людей Икс» «Начало. Росомаха», «Игра престолов»). Его роман о блокадном Ленинграде «Город», сильно, но напрасно расхваленный Тимуром Бекмамбетовым, которому автор отказал в экранизации, и Дмитрием Глуховским, полон не только вопиющих несообразностей, но и рассуждений вроде оценок трусости Ахматовой, подбадривавшей ленинградцев из теплого и благополучного (!) Ташкента. Анну Андреевну-то зачем трогать?
Тем не менее, находясь в этом ряду, Николя Бёгле удостоился серьезных французских литературных наград. Остается, наверное, только поздравить.