06.05.2021
В этот день родились

Горький май. Монолог Сатина

Май – месяц Максима Горького. Он по праву считается самым пролетарским писателем русской литературы. А каким он был человеком? Он сам много размышлял об этом – в том числе и устами своих героев

Май – месяц Максима Горького. Он по праву читается самым пролетарским писателем русской литературы. / godliteratury.ru
Май – месяц Максима Горького. Он по праву читается самым пролетарским писателем русской литературы. / godliteratury.ru

Текст: Андрей Цунский

В жизни частного лица Алексея Пешкова май – не самый удачный месяц.

Именно в мае 1928 года живой классик, властитель душ, инженер умов и как там еще называют людей такой величины – отправился в советскую Россию и был до самой смерти околдован славой.

Уезжал он отсюда в октябре 1921 года безо всяких розовых очков. Он видел стиль и методы и советской власти, и «самого человечного человека», как называли советские пропагандисты Ленина.

Однако весь трагизм его положения заключался в том, что Горький не мог не понимать огромной меры своей ответственности за происходящее.

«Но не мог же я хотеть этого? Не мог же я такому потворствовать? Не я же помогал это осуществить?»

Сейчас нескольким поколениям советских людей, которых воспитывали на продукции советской пропаганды, просто не понять, что после революции Горький был популярнее и известнее Ленина. Ленин – партийный интриган, много лет проведший в эмиграции, мало кому в стране известный и еще менее – понятный, а вот Горький – не просто писатель, а известный всему миру, читанный и пролетарием, и министром-капиталистом, и профессором…

Ленин пишет Горькому, как студент любимому дяде: «Я на два дня часто уезжаю в деревню, где великолепно могу Вас устроить и на короткое и на более долгое время. Приезжайте, право! Телеграфируйте, когда, мы Вам устроим купе, чтобы удобнее доехать. Немножечко переменить воздух, ей-ей, Вам надо. Жду ответа! Ваш Ленин».

«Нервы у Вас явно не выдерживают. Это не удивительно. А Вы упрямитесь, когда Вам говорят, что надо переменить место, ибо дать себе истрепать нервы до больного состояния совсем неразумно…»

Но «самый человечный» постепенно входит во вкус власти, и тон его в отношении Горького также постепенно меняется. «Не мозг нации, а…» - ну, об интеллигенции. Известная фраза. Другие были еще веселее. Ближе к народу. Но отказаться от столь популярного человека, не попробовать перетянуть его на свою сторону? Политики так не поступают.

А еще раньше срабатывали более приземленные причины «любви» большевиков к писателю, и по тем же причинам Горький не мог просто так откреститься от советской власти. Она была установлена… на его деньги.

«Не забывайте этого и тащите (особенно с Горького) хоть понемногу».

Цитата из ПСС Ильича. Том сорок седьмой, пятое издание. Это вполне официальная лениниана. Под лозунгом «тащите с Горького сколько можно» оперировала деньгами Алексея Максимовича Мария Андреева, которой Ленин дал партийную кличку «товарищ Феномен».

«За время с 1901 по 1917 год через мои руки прошли сотни тысяч рублей на дело российской социал-демократической партии, из них мой личный заработок исчисляется десятками тысяч, а все остальное черпалось из карманов "буржуазии". "Искра" издавалась на деньги Саввы Морозова, который, конечно, не в долг давал, а жертвовал. Я мог бы назвать добрый десяток почтенных людей – «буржуев», которые материально помогали росту социал-демократической партии. Это прекрасно знает В. И. Ленин и другие старые работники партии», – писал Горький.

Не забудем и о роли Андреевой (Савва Морозов был первой жертвой ее чар, причем жертвой в полном, трагическом смысле слова). Так что все эти школы большевиков с «чудесными грузинами», «Искра», партийные съезды, «Новая жизнь» – эх, господа предприниматели, писатели и прочие...

И придется между июлем и октябрём 17-го Горькому написать: «Все настойчивее распространяются слухи, что предстоит «выступление большевиков» - иными словами: могут быть повторены отвратительные сцены 3-5 июля. Значит – снова грузовые автомобили, тесно набитые людьми с винтовками и револьверами в дрожащих от страха руках, и эти винтовки будут стрелять в стекла магазинов, в людей - куда попало! Будут стрелять только потому, что люди, вооруженные ими, захотят убить свой страх. Вспыхнут и начнут чадить, отравляя злобой, ненавистью, местью, все темные инстинкты толпы…»

Все так и будет, Алексей Максимович. Именно так.

В 1921 году Горькому нужно уезжать. Он – мягко говоря – грустит. Несмотря на его заступничество, расстреляны многие люди. Он имеет серьезные идеологические расхождения с Советами и Лениным. Но его выпускают за границу, и не боятся, что он повернет свое перо против большевистской власти. По старой памяти? О, благодарность – это не про Ленина и его компанию. Проще всё! Пишет в дневнике Зинаида Гиппиус:

«18 мая 1918 года. Горький продолжает в «Новой Жизни» (её одну не закрыли) своё худое дело. А в промежутках – за бесценок скупает старинные и фамильные вещи у «гонимых», в буквальном смысле умирающих с голоду».

«13 ноября 1918 года. Горький все, кажется, старинные вещи скупил, потянуло на клубничку, коллекционирует теперь эротические альбомы… за альбом, который много-много стоит 200 р. – Горький заплатил тысячу!»

Ничто человеческое гениям тоже не чуждо. Зинаида Гиппиус – не истина в последней инстанции, только если бы об этом вспоминала и писала она одна. Однако – не забудем и вот о чем: все в отношении русских литераторов того времени к Горькому пропитано совершенно изматывающей, бесконечной, не знающей никакой пощады – завистью.

А вот в 1928 году, на вилле «Масса» в Сорренто, у Горького уж совсем другие обстоятельства. Все его деньги под контролем у его секретаря «Пепекрю» - Петра Крючкова, и Марии Андреевой. В СССР его книги издаются и переиздаются, но выцарапать из рук советской власти весьма непросто даже для «товарища Феномена». Издается полное собрание сочинений Горького – за что ему платят ежемесячно триста двадцать долларов и ту самую волшебную сумму - сто тысяч марок. Теперь это уже просто пыль. Немецкая марка уже не стоит бумаги, на которой напечатана.

Но Горький нужен. Теперь его хочет вернуть «чудесный грузин». Сталин ласков в разговоре, снисходительно мудр. Мало ли что там было сразу после революции? – вы посмотрите какой теперь масштаб, какие перемены, сколько побед и достижений! 27 мая в 22 часа поезд с Горьким остановится на первой советской станции – Негорелое. Маленький полустанок. Выйти картошечки купить вареной, пирожков в буфете? Нет. На станции митинг! С портретами и речами! И на следующей станции – тоже митинг. И так до Москвы. А уж возле Белорусского вокзала -

десятки тысяч человек, и несут они Горького домой на руках, и оркестры бушуют медью и плещут тарелками, а в руках у детей – воздушные шарики, а на шариках – портреты самого Алексея Максимовича!

А цветы, а речи, а аплодисменты? Такого даже «Битлз» не видели – их толпы поклонников стихийны, а тут во всем большевистская организация и дисциплина.

И дома посидеть-соскучиться ему не дадут: предстоит турне, более чем на месяц: Курск, Харьков, Крым, Ростов-на-Дону, Баку, Тбилиси, Ереван, Владикавказ, Царицын, Самара, Казань и наконец - Нижний Новгород. Везде толпы и оркестры, цветы и шарики, вина, шашлыки и подарки. Но в Нижнем – плач, богиня воспой Алексея, Максимова сына! - на такой знакомой Канатной-то, дом 42 – «Домик Кашириных»… Только скажите! Федор Хитровский, старый друг еще по «Нижегородскому листку» мгновенно выдвигает идею выгнать из домика нэпманскую пивную, и сделать музей! И уж явно не из-за того, что тут какой-то Софрон удавился после шутки с гробом. И вот уже восстанавливают, собирают вещички дедушки (той еще сволочи), хранят, берегут… Все всё знают, славят и любят! А каково на предприятиях - сплошная организация труда, гигиена и техника безопасности, а какие все счастливые! Ну, если все ради этого, то может и пару расстрелов можно простить?

И все же очерки «По Союзу Советов» он поедет писать снова в Италию.

В мае 1929-го он снова приедет. 1930-й – пропустит. Но в 31-м и в 32-м – снова в мае – будет возвращаться, в 32-м уже навсегда. Он съездит на Соловки – и прославит. Потом на Беломорканал – тоже прославит. Рабство и лагеря – как высокое достижение человеческого духа… Напишет знаменитое «С кем вы, мастера культуры?». Напишет очерки. В октябре – снова в Италию. А весной – назад… И каждый раз его встречают, как «Битлз». Ему передан особняк Рябушинского на Малой Никитской, ему отпишут дачи в Горках и в Крыму, он проводит съезд Союза Советских Писателей, в журналах издадут его партию в шахматы с Лениным, а Нижний-то уже и Горький, а Литературный Институт создают в честь сорокалетия его, Горького, творческой деятельности, а…

Кто не сошел бы от этого всего с ума? От славы и всенародной любви, от благорасположения власти, от иллюзорного сознания собственного величия…

Ой ли, дорогой читатель. Как мы любим то возносить гениев до божественных высот, то обрушивать до собственной низости. В те же годы, что происходили эти некрасивые вещи, Горький пишет «Жизнь Клима Самгина» - возможно, величайший роман в русской литературе ХХ века. Открывает книгоиздательские и просветительские проекты, и все время – опять! - заступается за кого-то… Увы – не всегда последствия поступков соответствуют их цели. Но это потому, что поступки наши часто «перенаправляют» другие люди…

Каков был Горький-писатель? Самые точные слова о нем сказал Андрей Донатович Синявский: «По складу ума и таланта Горький — невероятно пытливый автор. Он движим желанием понять людей, постичь действительность. И потому он не просто изображает то, что видит вокруг, или то, что вспоминает, как это делали и делают средней руки беллетристы-реалисты, а докапывается и доискивается до правды, которую иногда находит, а иногда теряет. Когда он теряет правду, не понимает или перестает понимать действительность, или когда он делает вид, что её не понимает, он становится истинным художником».

А о том, каков был человек – Алексей Максимович Пешков, – он уж точно думал побольше нашего. И о том, что такое человек вообще, – рассуждал в том числе и устами своих героев. Сатина помните? «Что такое человек?.. Это не ты, не я, не они... нет! — это ты, я, они...»