Текст: ГодЛитературы.РФ
В контексте проходящего прямо сейчас Чемпионата Европы по футболу особенно велик соблазн трактовать эту книгу как футбольную: и название, которое обозначает особо сложный удар по мячу пятками в прыжке, и обложка — все против нас. Потому что на самом деле книга эта совсем не о футболе. Нет, он здесь, конечно, есть, но совсем чуть-чуть: главный герой, тринадцатилетний Ренат, так и не успеет повторить легендарный «удар скорпиона», потому что раздастся взрыв, а очнется мальчишка уже без отца и с протезом вместо ноги. Но это не помешает Ренату ни заботиться о маме, ни научиться разбирать речь на трёх языках сразу, ни приручить волка.
Несложно понять, что Анна Зенькова — автор повестей «Григорий без отчества Бабочкин» и «С горячим приветом от Фёклы», получивший Крапивинскую премию и Гран-при конкурса «Подросток N», — затеяла с подростками непростой разговор. О семье, идентичности, войне, потере близких. Но проходит он на удивление легко: книга получилась светлой, жизнеутверждающей и полной юмора. В чем мы и предлагаем вам убедиться самостоятельно.
Удар скорпиона. Анна Зенькова; [авт. обл. Татьяна Перова]
М.: КомпасГид, 2021. — 392 с.
— И почему Минск? — спросил я маму, пока мы ждали багаж. — Папа же вроде из Витебска.
— Из тех мест, да, — мама устало кивнула. — Но туда пришлось бы лететь с пересадками.
— Значит, все-таки Витебск? — уточнил я, хотя все и так было очевидно. Правильно, где еще хоронить человека, если не на родной земле. Папа сам так говорил. Не помню к чему, но что-то такое когда-то было.
— Наш чемодан, — так и не ответила на мой вопрос мама. — Постой с близнецами.
— Сама постой, — я резко двинул в сторону багажной ленты. Мама, естественно, за мной, волоча за собой упирающихся близнецов.
— Не хоцю цемадан! Я пать хоцю, — выл Ерёма.
— Не очу спась. Очу ушать ашу — подпевал ему Сёма.
Я схватил чемодан первым и стал тащить его изо всех сил. Тяжелый, гад. Весил, наверное, тонну!
— Отдай! — мама отпустила близнецов и вцепилась мне в руку.
— Не отдам, — пыхтел я упрямо. И мама тоже пыхтела.
Я вот представляю, как это выглядело со стороны — наше с мамой сражение! Пассажиры, проходившие мимо, косились на нас вовсю. Наверное, думали: «А, это же та чокнутая семейка из самолета!» Мы ведь когда приземлялись, близнецы такой ор устроили. Весь салон переполошили. Я решил их приструнить, пригрозив, что сейчас отдам вот той тете Лене. Не знаю, может, у них с этим именем тоже какие проблемы, но орать они меньше не стали. А Сёма еще и визжать начал.
А лысый дядька сказал:
— Сумасшедший дом какой-то!
Мама сразу завелась — я по лицу видел, но спорить не стала. Она просто сказала своим особенным голосом:
— А нам другого не надо!
Спокойно так. С расстановкой. У меня от этого ее голоса с раннего детства волосы дыбом встают. Это в сто, нет, в миллиард раз страшнее любого крика. Правда, раньше она им нечасто пользовалась. В исключительных, можно сказать, случаях. А в последнее время зачастила. И теперь вот. Я тянул, и она тянула. И чеканила:
— Я кому говорю, отпусти. Надорвешься.
И тут случилось что-то неописуемое. Я неловко повернулся и случайно ее толкнул. Не сильно, но мама от неожиданности ахнула и тут же выпустила ручку.
— Аккуратно, Ренат, — она вдруг зачем-то ухватилась за живот.
Я даже перепугался сначала. Подумал, может, у нее аппендицит, ну или еще какая ерунда. Типа острая желудочная болезнь, раз она так вскрикнула. А потом увидел ее лицо и как-то сразу все понял. Может, интуиция подсказала, не знаю. Что-то во всем этом было такое. Что-то ужасно знакомое — вот какое!
— Мама, — залепетал я испуганно. — Ты что...
— Прости, — она так густо покраснела, что губы на фоне багровых щек казались совсем белыми.
Потрясающе! Я тут же перестал мямлить и уставился на нее злыми глазами.
— Ренат, я... — мама смотрела умоляюще.
А я изучал узоры у нее на платье. Вот идиот. И ведь уже давно заметил, не сейчас. Этот ее косяк с одеждой. Она же сама по себе маленькая, стройная, а тут какие-то дикие кофты, юбки. Как на бегемота сшиты! Я думал, это Оксанины. Ну, что мама просто чужую одежду носит, потому что ее вся сгорела. А тут вот что, оказывается.
— Понятно, — я наконец оторвался от платья и уставился куда-то в пол, чтобы не видеть ее лицо.
— Ренат, — мама потянулась в мою сторону. — Ну что ты?
Она явно вознамерилась меня обнять. Ха-ха, хорошенькое утешеньице.
Я отступил назад, потом еще раз и только тогда уже, с расстояния, посмотрел ей в глаза:
— И кто отец?
— Ренат! — еще жарче вспыхнула мама. — Думай, что говоришь!
Я мстительно ухмыльнулся. Не знаю почему. Просто было такое чувство, как будто это она меня ударила.
— Просто уточняю,— голос у меня звучал спокойно, даже равнодушно, но внутри все жужжало и колошматилось, как будто я шмелей наглотался.
— Знаешь, — мама со злостью выхватила у меня чемодан. — Иногда ты хуже близнецов!
И зашагала вперед, гордо волоча за собой нашу громадину.
Я взял близнецов за руки, и мы потащились следом. Сёма все ныл, так что у меня начало сводить зубы. Я сжал их крепко-крепко, пока не почувствовал боль. Стало чуть легче.
— Не ной, — велел я ему строго. — Скоро приедем. Ага, знать бы еще куда. А еще зачем и почему.
И еще много всего разного.
Пока мы проходили контроль, я, не отрываясь, сверлил глазами мамину спину. Ребенок. Еще один малыш. И как она его вообще рожать собирается? Без папы!
Горло у меня горело таким огнем, что глотать было больно.
«Теперь осталось только заболеть и умереть, — думал я с горечью. — А что, это идея! Папа умер, он горевать не станет. Мама вон скоро нового себе родит, здорового. А близнецам вообще все равно. Они же маленькие. День-два, глядишь, и забудут меня».
Я, наверное, еще никогда не был так близок к тому, чтобы взять и зареветь. Расплакаться от злости, или ярости, или просто от обиды, как какая-то девица сопливая. Но пока думал, каким чудом сдержаться, меня вдруг само по себе отпустило.
Мы наконец прошли контроль и вышли в огромный зал, гудящий от голосов, смеха и скрипа багажных тележек. Но даже через весь этот гам я сразу услышал окрик:
— Алёна!
Конечно, странно. Мало ли на свете Алён. Но я почему-то сразу закрутил головой, пытаясь вычислить кричащего. Как будто понял, что эта «Алёна» — нам.
То есть маме. И точно! Она стала как вкопанная, грохнув чемоданом о землю. Застыла, как статуя, с большими такими, круглыми глазами.
Я проследил, куда она смотрит, и увидел человека, пробирающегося к нам через толпу.
Человека — это мягко сказано. Гиганта. Великана. Я не знаю, как еще... Он был нереально огромным. Высоченным и широким, как шкаф. Чистый Халк, короче.
Или просто Мальборо? Он и правда на него смахивал не передать как. Как будто удрал из американского вестерна. Джинсы, рубашка, шляпа какая-то. Я еле сдержался, чтобы не спросить у мамы, а где его кольт.
— Аим, — мама вдруг ожила и даже что-то пролепетала.
— Аким, — уже отчетливо выдохнула она и бросилась к нему со всех ног. Он поймал ее, кажется, на лету и подхватил. Я сразу напрягся, глядя, как они обнимаются.
Вообще-то на моем месте любой бы занервничал. Когда какой-то незнакомый мужик лезет обнимать твою маму — разве это не повод дать ему по носу?
Ну-ну, главное допрыгнуть.
И кстати, насчет незнакомого мужика я погорячился. Он был знакомым! Знакомым до жути, а я стоял и не мог понять, где и когда я его видел.
— Папа, — завопил вдруг Ерёма. — Папоцька!
Он уже кроме шуток готов был бежать, но я вовремя вцепился ему в куртку. Еще не хватало! Я, если честно, просто офигел. Чего только не передумал, пока хромал вместе с близнецами в их сторону. Мама. Какой-то левый мужик. Ерёма зовет его папой. Может, мне это всё снится?
Но потом я дохромал и понял. Еще до того, как мама успела что-нибудь объяснить. Я просто увидел его лицо. Широкое, загорелое, со знакомой продольной ямкой на правой щеке. Он внимательно смотрел на меня своими черными глазами. А я смотрел на него. Смотрел на своего папу.
***
Конечно, постаревшего. Но я все равно его узнал. Да и как я мог не узнать! Это было его лицо, такое родное, что у меня челюсть сдавило.
— Мама, — натужно позвал я. Может, даже про себя, раз она никак не отреагировала.
Мама стояла, уткнувшись лицом ему в рубашку, и вздрагивала. Плечами, спиной, вообще вся. Я не слышал ни звука, но видел, что она плачет. А он гладил ее по спине и приговаривал:
— Ты поплачь. Поплачь, девочка.
Голос был другой. Не папин. Такой же низкий, но с каким-то сипом внутри. Как будто он простуженный.
— Мама? — я затравленно топтался на месте, глядя, как вырвавшийся на свободу Ерёма ластится к его ногам.
— Ну-ка, посмотрим. Кто это у нас тут? — он осторожно отстранил маму и подхватил нашего подлизу на руки.
— Папа? — Ерёма вопросительно тыкал в него пальчиком.
— Не очу к папе, — Сёма же наоборот —подозрительно хмурил бровки. — Не мой папа!
Я и сам видел, что не мой. Но сходство было потрясающим!
— Ренат, — прошелестела заплаканная мама. — Познакомься, пожалуйста...
Я внутренне напружинился, готовый услышать все что угодно. Но только не то, что она сказала:
— Это твой дедушка.
— Здравствуй, сынок, — он протянул мне загорелую руку.
— З-з-здравствуйте, — я таращился на нее, точно пленный немец. Потом сообразил, что стою, как бескультурный пень, и протянул свою.
Ладонь была теплой и шершавой на ощупь.
— Отставить выкать, — весело подмигнул мне дедушка. — Мы же свои люди.
Я очумело кивнул. Свои люди? Еще несколько минут назад я даже не подозревал о его существовании, а тут...
— Ну что, по коням, — он хлопнул меня по спине с такой силой, что я чуть легкие не выплюнул, и мотнул головой куда-то в сторону. — Выход там.
Главное, забрал у меня Сёму и пошел, насвистывая. Я думал, тот начнет орать, но нет. Сидел у этого ковбоя на руках, как гвоздь, все на Ерёму поглядывал. Проверял, видно, как тому сидится.
А я стоял и думал: «Что за бред он там нес? По каким коням?» — и крутил головой как ошалелый. Со мной такое было впервые. Ну понятно, да, контузия. Но раньше я хоть как-то соображал. А тут всё — полный паралич.
— Мама? — заторможенным голосом позвал я.— А как я на лошадь-то? Ну, у меня же нога.
Я реально не мог доехать, что вообще происходит. Стоял, хлопал ртом, как идиотик.
Мама, судя по виду, тоже была слегка не в себе. Еще и улыбалась зачем-то. А ведь только рыдала. Странно, в общем.
— Мама, — я настойчиво дернул ее за рукав. — Ты меня слышишь?
— Что? А? — она вдруг часто-часто заморгала.
— Я говорю, что на лошадь эту дурацкую не сяду, — как мог терпеливо пояснил я. — Ни за что!
— Какую лошадь? — удивилась мама, все еще улыбаясь.
— Ну...этот же...как его там...дедушка! — я нервно оглянулся. — Он же сказал, мол, давайте по коням! Мама прыснула. Я решил, что померещилось. А она опять, уже в ладони. А потом я смотрю, натурально
хохочет! Чуть ли не сгибается.
— Мам, ты что? — я даже немного запаниковал.
Может, у нее это нервное? Или вообще — из-за ребенка. Я читал, у многодетных такое бывает. Ну, типа расстройство личности.
— Алёна, — обернувшись, прогремел дедушка. — Давайте скорее, а то до темноты не доберемся.
«Нормально, да? — подумал я. — Не успел явиться, а уже раскомандовался».
— Сынок, — пока я возмущался про себя, мама, наоборот, успокоилась. — Это выражение такое — по коням. А поедем мы, как обычные люди, — на машине.
— И то хлеб, — я издевательски закатил глаза, хотя на самом деле чуть со стыда не сгорел из-за собственной тупости.
— Ренат, — мама положила мне руку на плечо. — Я тебя прошу — не злись. Вот увидишь — все будет хорошо.
Я картинно округлил глаза:
— Лучше, чем сейчас? Быть того не может!
Но мама, как ни странно, не купилась.
— Может, — сказала она, неуверенно беря меня под руку. — Может.
И мы пошли вперед.