31.07.2021
Выбор шеф-редактора

31 июля. Выбор шеф-редактора

Помучив экстремальной жарой, лето к августу – месяцу отпусков, – кажется, возвращает нас к норме. В том числе и к норме дачно-отпускного чтения

Хелена Янечек. «Герда Таро. Двойная экспозиция»

пер. с ит. Ольги Ткаченко.

М.: ИД «Книжники», 2021. — 328 с.

Номинальный герой этого необычного романа, завоевавшего в 2018 году главную итальянскую литературную премию «Стрега» – знаменитый фотограф Роберт Капа (1913–1954), «основоположник военной фотожурналистики». Но оригинальное итальянское название книги – «La ragazza con la Leica», то есть «Девушка с “Лейкой”». Русские издатели сочли за лучшее сменить название, чтобы читатели не настроились на буколический лад. И правильно сделали, потому что Герда Таро, она же Герда Похориль (1910–1937) – не прекрасная садовница, а такой же бесстрашный и отвязный стрингер, «пёс войны», как и ее возлюбленный Эндре Фридман. Даже больше: потому что именно она стала первой женщиной – военным фотографом. И, уверяет нас натурализовавшаяся в Италии немецкая полячка Янечек, переводчица с немецкого и оригинальный итальянский писатель, Герда и Эндре вместе придумали звучный «американский» псевдоним Роберт Капа, чтобы удобнее было продавать их общие фотографии. И только после гибели Герды в Испании под гусеницами танка (в прямом смысле!) Фридману пришлось стать Капой на 100% – до самой своей гибели в Индокитае. И вот через 80 лет Янечек старается восстановить исходный баланс, рассказывая о яркой эмансипированной женщине с разных точек зрения и в разной врменнòй перспективе.

Шамиль Идиатуллин. «Возвращение “Пионера”»

BookMate, 2021

Шамиль Идиатуллин не первый год аккуратно чередует произведения чисто реалистические («Город Брежнев», «Бывшая Ленина») с сугубо фантастическими («Убыр», «Последнее время»). И в 2021 году две линии его сочинительства наконец-то сошлись в книжном сериале, завязка которого очень напоминает советскую кинодилогию «Москва – Кассиопея» – «Отроки во Вселенной»: трое 15-летних подростков, отобранных в экипаж секретного межпланетного корабля, в результате нештатной ситуации за сутки своего биологического времени переносятся из 1985 года прямиком в 2021-й. И то, что для нас – повседневная реальность, им кажется запредельной фантастикой. Причём скорее антиутопией, нежели утопией. И теперь их миссия – вернуться в свое настоящее. Только где оно? И надо ли им оно?

Фантастический сюжет потребовал футуристического воплощения. Сериал выходил по главе на сервисе электронных книг BookMate, который и заказал автору эту работу, и одновременно – в виде подкастов. И только по осени выйдет в виде традиционной бумажной книги.

Форма, как и в случае с недавно упомянутым нами аналогичным сериалом «Даль», накладывает отпечаток на содержание. «Возвращение “Пионера”» - это, в общем-то, легко усвояемая (на слух и с экранчика смартфона) жанровая литература. Только жанров тут по меньшей мере два. Во-первых, подростковая повесть – с оформляющимся интересом к противоположному полу, гормональными бурями и т.д. И во-вторых, фантастика про «попаданцев». Которые с радующим читателя остранением знакомятся с приметами нашего времени: дистанционными пультами, непонятно зачем нужными масками и еще менее понятным трехцветным флагом вместо нормального красного.

И этот-то пафос – непонятные, (с)мутные политические реалии вместо понятной, чёткой жизненной установки 1985 года выводит книжный сериал за пределы развлекательного жанра. С ним можно горячо не соглашаться, но не заметить его невозможно.

— Телефон американский? — спросил пацан.

— Вот еще, — рассеянно оскорбился Сергей. — Сроду в секте яблочников не был. Все родненькое, китайское.

Пацан сказал со странной тоской:

— Летать учились, в космос хотели, «Костер» читали, клятвы давали. Могли уже на Луне яблони сажать и по Марсу гулять. А заместо этого — родненькое китайское, лучшее американское, надежное немецкое. Бочка варенья и корзина печенья вместо неба и космоса. Чего ж вы предатели такие, а, Серый?

Анастасия Писарева. «О чем молчит Биг-Бен»

М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2021. — 315 с. — (Русский iностранец)

Задуманную Редакцией Елены Шубиной серию «Русский iностранец», с кокетливой i на месте кондовой русской «и», пока что с равным успехом можно назвать Russian woman. Потому что в первых книгах серии речь идет именно о них – о русских женщинах. Но если две первые книги – это бесхитростные, в общем, несмотря на стилевые покушения, истории о обретении женского счастья за пределами богоспасаемого – в, надо признать, неожиданной Генуе («У самого синего моря» Натальи Осис) и куда более предсказуемом Нью-Йорке («У него ко мне был Нью-Йорк» Аси Долиной), то третья довольно резко выламывается из этой последовательности. Потому что это история не драматичного, но успешного пересаживания на новую почву (жадно востребована в первую очередь читательницами), а отторжения от нее. Причем по причинам не бытовым.

Иосиф Бродский признавался, что, переехав в Америку, долго не верил собственным ушам, когда слышал, как люди вокруг него несут чушь. Потому что до той поры английский язык ассоциировался у него исключительно с безднами интеллектуализма его любимых поэтов Уистана Одена и Джона Донна, которых он читал в подлиннике. Нечто похожее произошло с героиней и этого явно автобиографического романа. Она совсем не Бродский, но нечто общее у их есть. Для советских и постсоветских людей Лондон издавна ассоциировался исключительно с упорядоченной и комфортной жизнью, в которой даже безумства строго отмерены и милы, как белый кролик с часами в жилетном кармане. И для Ксении (так зовут героиню книги), молодого честолюбивого юриста, оказалось обескураживающей неожиданностью, когда выяснилось, что, заполучив вожделенную многими работу в крупной лондонской корпорации, она окажется не в мире Кэрролла, а скорее в мире Кафки – который за сто лет стал еще жестче и еще абсурднее. И еще лицемернее. И дотошность, с которой Анастасия Писарева его описывает, милее его не делает.

«Ага, все так говорят, – ухмыльнется здесь проницательный читатель, – все ругают этот ужасный Лондон, но почему-то никто не спешит возвращаться». Так вот, Анастасия Писарева – вернулась: с 2014 года она живет в Петербурге. Во всяком случае, если верить издательской аннотации

Алина Пожарская. «Другие вольеры. Волонтёрские записки»

М.: КомпасГид, 2021.— 184 с.

Прошедший год одарил русских читателей дошедшим до шорт-листа «Нацбеста» «Плейлистом волонтера» Мршавко Штапича (о поисковых отрядах) и принесшим авторше приз «Лицея» «Дневником волонтёрки» Таши Соколовой (о ковидной больнице). Так что появление еще одной книги в жанре автофикшна, пресвященной еще одному аспекту волонтёрства – работе в приютах для домашних животных, в общем, ожидаемо. Ожидаемо и то, что авторша молода (хотя ей уже и не 18), это ее дебют, и на изыски стиля она не претендует. А претендует на аутентичность, пусть даже укрытую под переменёнными именами.

И действительно: колоритным персонажам веришь. И оторве-Кристинке, она же начинающая чиновница, и разящей перегаром Дейзи, она же директор приюта Татьяна, и рассудительному немолодому Пахому – единственному рабочему приюта, который действительно любит собак. И, конечно, всему кошачье-собачьему племени, находящемуся на их попечении.

Удивляют разве что два нюанса: во-первых, что книга, ничуть, в сущности, не детская ни по тематике, ни по языку, выходит в детском издательстве с маркировкой 12+. Ради чего, кажется, автору и редакторам даже пришлось несколько «отретушивать» речь персонажей. А во-вторых – и это, видимо, связано с первым – изумляет не столько неизбежная при описании котиков сгущенная «мимишность», сколько та «снежинковость», которую демонстрируют молодые, но вполне взрослые героини, добровольно возящиеся с брошенными животными. Впрочем, демонстрируют они ее на словах. А на деле – делают всё что нужно, и меняют наполнитель, и нащупывают опухоли. Это же приют.

Здесь, в приюте, — другая крайность. Здешние — брошены и непрошены. И когда приходят волонтёры — полигон светлеет.

Гулянки. Игрушки. Почесушки. Крекеры. Да крекеры — чёрт с ними: вкусно, невкусно, ты дай, разберёмся.

В жизни на десять минут появился смысл. У тех, магазинных, — десять минут отдыха от людей, у этих, приютских, — десять минут людей.

Это другие вольеры.

Туллио Кезич. «Мы, создавшие фильм “Сладкая жизнь”»

Пер. с ит. Н. Хуциевой.

СПб: «Аргус СПб», 2021. – 300 с.

Приуроченное к прошлогоднему столетию Феллини возвращение в кинотеатры «Сладкой жизни» наглядно показало: этот киношедевр шестидесятилетней давности – такое же вневременное достояние человечества, как, скажем, «Страшный суд» Микеланджело. Так что нет ничего удивительного в том, что люди, соприкоснувшиеся с процессом его создания, пишут об этом книги. Разве не интересно было бы нам сейчас почитать записки подмастерья, который несколько лет подавал Буонаротти краски в Сикстинской капелле! Каким бы ничтожным ни был он сам.

Кинокритика Туллио Кезича (1928–2008) не назвать «ничтожным». Уже к 1958 году 30-летний обозреватель обладал достаточной репутацией, чтобы его послали брать интервью у 38-летнего Феллини, уже прославившегося «Ночами Кабирии» и «Дорогой», и в тот момент вместе со всем итальянским кино мучительно изживавшим неореализм – что сам Кезич острым нюхом и почувствовал. Чего он не ожидал – что командировка обернется годичным вовлечением в самый авангардный на тот момент проект европейского кино и, шире, в причудливый мир Феллини. Который он после смерти в 1993 году старшего товарища и героя многочисленных статей и попытался честно передавать в своих лаконичных до отрывистости заметках, каждая главка которых соотносится с тем или иным эпизодом великого фильма.

Русское издание поддает причудливости. За него взялось издательство «Красный матрос» - монопроект Михаила Сапего, - специализирующееся на андеграунде и забавных артефактах прошлых эпох. Под каковое определение книжка Кезича, пожалуй, попадает. Но всё-таки работа с переводным текстом требует иного подхода. Дико видеть, например, под каждой страницей целую россыпь примечаний, потому что редактор взял себе за правило давать оригинальное написание каждого встречающегося в тексте имени, включая самые известные, вроде Пазолини. При этом одна и та же фамилия – Flaiano – передается в пределах одной маленькой книжки то Флаяно, то Флайано. И это не считая целой россыпи обычных, увы, непереваренных итальянизмов переводчицы с кинематографической фамилией. Европейское кино часто приходится смотреть, не обращая внимания на огрехи дубляжа. Похоже, это тот случай.