08.05.2022
Рецензии на книги

Несчастливая метавселенная Евгении Некрасовой

Отталкиваясь от прошлогоднего сборника рассказов «Домовая любовь», Иван Родионов анализирует творческий метод создательницы «Калечины-Малечины» и «Кожи»

Коллаж: ГодЛитературы.РФ. Обложка с сайта издательства
Коллаж: ГодЛитературы.РФ. Обложка с сайта издательства

Текст: Иван Родионов

Евгения Некрасова, "Домовая любовь"

М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2021 г.

В первых двух книгах Евгении Некрасовой (повесть "Калечина-Малечина", сборник рассказов "Сестромам") критики и читатели выделяли разное – язык, авторскую мифологию, "магический пессимизм", феминистский дискурс. Но сходились они в одном: тексты писательницы не спутать ни с какими другими, свой стиль и "лица необщее выраженье" у неё есть. Это уже немало, конечно. Но всем было интересно: что дальше?

Вопрос отнюдь не праздный. Развилки у молодого, ярко дебютировавшего автора обыкновенно две. Продолжать творить по схемам и лекалам, уже принесшим когда-то успех (и слушать упрёки критиков о самоповторах или, что хуже, в том, что он – писатель одного приёма и по-другому просто не умеет). Или радикально поменять стиль, тему, жанр, язык – с риском столкнуться с неприятием со стороны лояльной аудитории. Не стоит забывать и о том, что автору самому рано или поздно обязательно захочется поэкспериментировать. Это очень распространённая дилемма, и Евгения Некрасова разрешила её оригинально: пошла двумя путями одновременно.

В издательстве Popcorn Books вышла её книга "Кожа", похожая на привычную нам Некрасову разве что тематически – писательница снова говорит о женщинах и о их судьбах, о свободе и несвободе. В остальном это, простите, тот самый "выход из зоны комфорта". Вместо привычных малых форм – роман, пусть и мозаичный, да ещё и выпущенный параллельно с аудиосериалом. Современная российская панельная хтонь замещается совершенно иными реалиями. Меняется до известной степени даже полюбившийся многим язык писательницы.

Кажется, исход на новые территории прошёл успешно, и счастливая премиальная история "Кожи" – хорошее тому доказательство.

Со сборником "Домовая любовь", вышедшим, как и две предыдущие работы Некрасовой, в Редакции Елены Шубиной (причём Елена Данииловна лично выдвигала книгу на досрочно завершившуюся премию "Национальный бестселлер"), история принципиально иная.

Полюбившаяся поклонникам писательницы вселенная "Несчастливой Москвы", населённая умеющими давать сдачи девочками, фольклорными жутью и нежитью, женщинами "со сложной судьбой" и гротескными сверхспособностями, в "Домовой любви" разрастается и дополняется.

Но остаётся вполне узнаваемой и в чём-то даже неизменной.

Неизменно, например, несколько угловатое, но завораживающее некрасовское словотворчество: «квартирай», «омосковилась», «рабствовать». Возвращается и классическая авторская нежить в фирменной интерпретации – московские домовые. Правда, в верлибре, давшем название всему сборнику. Есть в книге и ещё один верлибр – про экологию и Марину Мнишек. Сами по себе эти поэтические тексты очень даже недурны, стилистически близки рассказам, однако всё равно несколько, так сказать, выпирают и выпадают. Авторские стихи вообще редко смотрятся уместно посреди прозаической книги, и "Домовая любовь" – не исключение. Интересно, что насыщать прозу верлибрами в последнее время стали многие авторы. Оксана Васякина в "Ране", Дарья Серенко в "Девочках и институциях" (последнюю можно читать целиком как нерифмованную поэму). Видимо, поэтам трудно сдержаться и не поместить в прозаический текст свои стихи.

А в остальном – всё, что называется, ровно.

Если впоследствии составлять Greatest hits из рассказов и повестей Евгении Некрасовой – так, чтобы, с одной стороны, подобный сборник был концептуальным, а с другой – содержал только сильные тексты, – то два-три рассказа из "Домовой любви" в него точно попадут.

Рассказ "Банкомать" – совершенно точно.

Знаете такую устойчивую народную метафору? Когда у человека чего-то нет и достать негде, он говорит в сердцах наседающим близким: "Где я тебе это возьму? Рожу, что ли?" Так вот, героиня рассказа "Банкомать" натурально реализует эту метафору самым прямым и физиологическим способом: собственно, превращается в банкомать. Вы́читать из этого текста можно многое – от критики капитализма до русского горделиво-горького женского одиночества. Написана история по-хорошему страшненько: со спотыкучими инверсиями, неприятно-будничными подробностями и деталями.

Или взять рассказ "Квартирай". Его без всяких натяжек можно помещать в предыдущий некрасовский сборник "Сестромам" – сядет, как влитой. Та же инфернально-панельная Москва, а посреди неё – страшный и одновременно уютный, живой и недобрый к своим и чужим уголок. Город продолжает творить свою чёрную липкую мифологию:

"Так Саша, никогда не бывавший в квартирае, поселился там, занял его полностью. Тёмный угол его казался самой смертью, страшнее смерти – гибелью. Гибель чудовищная, городская, стремительная, безжалостная, реалистичная, сконструированная такой нарочно человечно же. Задыхаясь ночью в своей новой квартире под плитой чужой ужасной смерти, Зина думала, что те люди жили в настоящем квартирае – погибали в своём доме и попадали сразу на небо. Если верить, но как тут можно не верить. И не было супергероя или супергероини для их спасения".

Кстати, о супергероях и супергероинях. Когда стало понятно, что кинокомиксы собирают полные залы и миллионные прибыли, Marvel, DC и прочие тяжеловесы стали собственные вселенные быстро дополнять и уточнять. Одни фильмы могли провалиться, другие становились середнячками, а третьи — мировыми хитами, но все они добавляли в рукотворные комиксовые миры новые подробности, штрихи и виньетки.

Супергерои ведь, если верить Кэмпбеллу и учебникам по сценарному мастерству, тоже оттуда – из мифологии и древних архетипов. Как и люди-вещи-существа, населяющие разрастающуюся несчастливую вселенную Евгении Некрасовой.

А всякая вселенная, как известно, бесконечна.