21.06.2022
В этот день родились

О, дивный «Новый мир»...

...и каково приходилось его главному редактору Александру Твардовскому, который 21 июня отмечает день рождения – а при жизни отмечал, сколько на него написали доносов

Александр Твардовский. Фото: Мастюков В., Савостьянов В./ТАСС
Александр Твардовский. Фото: Мастюков В., Савостьянов В./ТАСС

Текст: Андрей Цунский

О Твардовском то не писали вообще, то писали много. В основном – о «Василии Тёркине». О том, как Твардовский открыл Солженицына. О том, как он редактировал «Новый мир». И это даже не темы для писателей и литературоведов – это отдельные жанры. Но был и еще один жанр.

Ну, как же это может быть – «донос, напечатанный в журнале»? Да еще в «Огоньке» с его огромным тиражом! Доносы пишут тайно, часто и не подписываясь, этот вид деятельности тщательно скрывается!

Не думайте о людях слишком хорошо. А кроме того, тем, кто уверен в успехе – бояться нечего. Так что в определенных условиях развивается искусство публичного доносительства.

И в отношении Твардовского себя в этом жанре проявили заметнее всех М. Алексеев, С. Викулов, С. Воронин, В. Закруткин, А. Иванов, С. Малашкин, А. Прокофьев, П. Проскурин, С. Смирнов, В. Чивилихин и Н. Шундик. «…мы ещё раз утверждаем, что проникновение к нам буржуазной идеологии было и остаётся серьёзнейшей опасностью. Если против неё не бороться, это может привести в постепенной подмене понятий пролетарского интернационализма столь милыми сердцу некоторых критиков и литераторов, группирующихся вокруг “Нового мира”, космополитическими идеями». Это цитата из их коллективного произведения.

«Дискуссия»

Многие могут возразить – и возразят: «Но эти люди искренне думали таким образом! Они начали открытую общественную дискуссию! Полемика продолжалась в газетах и журналах! В июле 1969 года донос этот был опубликован в журнале «Огонек». «Новый мир» ответил им в сентябре!»

Да уж, дискуссия. Почти в тот же день ответное письмо написали Симонов, Сурков, Исаковский, другой Смирнов, Тендряков, Антонов. И хотели опубликовать в «Литературной газете». Уж казалось бы – нет более подходящей площадки для литературных дебатов! Ан нет. Этим людям в «Литературке» письмо публиковать не позволили. А были это писатели и поэты отнюдь не рядовые по тем временам – и в советской иерархии, и в глазах читателя. Кстати, и письмо одиннадцати «автоматчиков» (так их прозвали после публикации), и ответ «Нового мира» согласовывали… в КГБ, о чем писал член Политбюро А. Н. Яковлев. Так что не было никакой дискуссии. Была артподготовка к устранению из литературно-издательского процесса Александра Трифоновича Твардовского, главного – и пожалуй – самого главного редактора журнала «Новый мир» за всю его историю.

Твардовский был слишком серьезной, слишком заметной фигурой, слишком любимым всей страной поэтом – на его стороне были и рафинированные интеллигенты, и грубые носители «окопной правды», которой всегда боялась власть. Так что потребовалась лихо закрученная интрига с привлечением большого числа действующих лиц – иначе на бездействующих впечатления не произведешь. «Довести до кипения и отбросить на дуршлаг». Создать конфликтную ситуацию, затем обвинить стороны в искусственном нагнетании страстей и создании нерабочей обстановки… А вот ведь все равно не получалось быстро! Как ни крути, а выкинуть из кабинета автора «Тёркина» – это слишком.

В таких случаях начинается тактика выжженной земли. Бьют по коллегам, по заместителям. И аккуратно так намекают – каждый день твоего пребывания на должности будет стоить такому-то – квартиры, такому-то – работы, такому-то – членства в Союзе писателей. А кому-то – свободы. Твардовский неженкой не был, и не таким в свое время давал отпор. К тому же его уже снимали с этой должности с волчьим билетом – и ведь не пропал, вернулся в свой кабинет, и стал – что было уже тогда понятно – одной из самых заметных фигур в литературном процессе – и не в масштабе страны, а в глобальном мировом процессе!

Любого из одиннадцати подписавших статейку в «Огоньке» «автоматчиков» можно было заменить на кого угодно. Ни один из них не сумел создать и нескольких строк, равных «Василию Тёркину». Ни один не создал великого журнала, каким был «Новый мир». Но с их помощью недалекая власть расправилась с благородным человеком, лишила читателей такого «Нового мира», каким он был при Твардовском.

  • Твардовский,
  • словно Жуков, став не нужен,
  • обезжурнален был,
  • обезоружен.

Написал это Евгений Евтушенко, которому, кстати, от Твардовского доставалось едва ли не крепче, чем от всех остальных.

Итог стараний одиннадцати известен. Он был подведен 18 декабря 1971 года – Твардовский умер.

Оружие таких людей напрасно называют «дискуссией». Нет никаких дискуссий там, где существует одно мнение власти и много неправильных.

Дачное воспоминание

Среди воспоминаний о Твардовском особняком стоят несколько страничек, записанных по памяти. В них отражены десять суток февраля 1965 года в поселке Красная Пахра, на даче Бориса Александровича Костюковского. Впрочем, хозяина там не было. Зато были двое гостей, молодых людей из Сибири, которые приехали в столицу по делам (в столице у молодых людей бывает только одно дело – покорять ее). Им не было еще и по тридцати, но оба уже стали камнями в «Иркутской стенке» – полюбопытствуйте потом, что это такое. Днем ездили в Москву, вечером… – угадайте, чем молодые литераторы занимаются вечером… да, это были литераторы, я не сказал? Это были Александр Вампилов и Вячеслав Шугаев. И вот стучится к ним человек.

«Седой, скуластый, в лице что-то бабье, глаза голубые, плечи широкие и какие-то пухлые, пальцы толстые, ногти давно не стрижены.

Его дача рядом, одет был в полупальто, войлочные ботинки, брюки трикотажные и висят, в руках дубовая палочка.

- Нет ли у вас стопки?

Стопка нашлась, сели, выпили, напились. В этот вечер было много извинений, предостережений, раз двадцать он сказал:

- Не думайте обо мне дурно».

Извинения и предостережения. Куда же без них.

Но был еще и доклад. Не об этих событиях, но об этих днях Твардовского, и составил его заместитель начальника Четвёртого Главного управления Министерства здравоохранения СССР Ю. Антонов, причем несколько позже, 24 марта 1965 года:

«Тов. ТВАРДОВСКИЙ А.Т. страдает хроническим алкоголизмом с частыми запоями, которые участились и стали более продолжительными. Последний рецидив продолжается с января 1965 года. В настоящее время появились признаки белой горячки — слуховые галлюцинации.

Жена т. ТВАРДОВСКОГО А.Т. — ТВАРДОВСКАЯ М.И. просит оказать помощь в организации лечения мужа.

По состоянию здоровья т. ТВАРДОВСКИЙ А.Т. нуждается в обязательном лечении в психоневрологическом стационаре, от которого он категорически отказывается.

Прошу Ваших указаний» (РГАНИ, ф. 5, оп. 36, д. 148, л. 17).

Остановка на сорока градусах

Пьянство – для многих писателей часть профессии. Это для кого-то неудобство, для кого-то драма, для великого множества – и для Твардовского – это стало трагедией. Трудное это производство. Если пишешь честно.

Но двое приезжих еще только делали первые шаги по этой стезе, а их гость давно уже был мастером.

Разговор вначале был о выпивке, как обычно.

- Человечество недаром остановилось на 40 градусах.

Потом о литературе и проч. И все время:

- Как мы хорошо выпили. Господи!

- Где я пью? С кем? Один - спортивного вида, другой - небритый... Вурдалаки какие-то...

На улице пошатывался, провожать себя не велел.

- Хорошо, хорошо...

- Странно... Странно и причудливо...

54 года. Пьет давно и серьезно.

Затем дня через два пришел, спросил "на донышке", а после посещал нас 7-8 дней подряд по 2-3 раза в День. Однажды был в шестом часу утра. Разговоры были разные и небезынтересные».

Двое на чужой даче явно не стали бы слушать поучения какого-то мэтра – они уже и сами считали себя отнюдь не слабаками. Нашли бы способ сказать, что стопки нет. Но гость был не только главредом «Нового мира», но и человеком... близким. Внезапно близким.

Сперва – о Пушкине.

«Пушкин - бог. Особенно доволен тем, что Пушкин стал брать деньги за стихи.

Подозревает, что Евтушенко и Вознесенский не читали "Евгения Онегина".

Пушкин сделал русскую литературу мировой. Барков, Вяземский, Державин, Жуковский, Байрон, а в общем - все равно - Пушкин.

Конечно, любит Некрасова».

И вдруг среди этих разговоров – такая реплика:

Знаменитым стать сейчас легко, надо только потерять совесть.

Золочение верхушек деревьев

Главный редактор и поэт – профессии вообще совершенно разные. В советских – да и не только в советских условиях – главный редактор в большей степени политик. Но это при условии наличия политики, то есть – даже неравноправной, но борьбы мнений.

«Василий Теркин» сделал Твардовского главным редактором.

Должность означала значительную степень свободы. Свободы в выборе помощников, сотрудников, но главное – в публикации достойных произведений. Но она же обязывала говорить на языке, принятом в предельно формализованном, тотальном обществе для политических споров.

- Писателей называют ближайшими помощниками партии. Это высокое наименование ко многому обязывает. Но его можно понимать по-разному. Одни думаю, что быть помощниками партии - это значит только сопровождать и иллюстрировать средствами художественного изображения известные партийные положения, выдвигаемые партией хозяйственные и производственные задачи. На практике это выглядит примерно так: «Яркие лучи заходящего солнца еще золотили верхушки берез на усадьбе колхоза «Путь к социализму», когда доярка Груня подсчитала свои возможности и приняла решение надаивать столько-то литров молока сверх принятых ею обязательств». Конечно, может быть, не во всех случаях это выглядит не так примитивно, но по существу к такому именно художественному оформлению сводится иллюстративный метод. И несостоятельность его очевидна. Иное дело, когда писатель пристрастным и зорким взглядом подсмотрел у жизни нечто важное, новое, о чем, может быть, еще и речи не было ни в партийных документах, ни в передовых статьях, честно и смело выступает с партийных позиций с этими своими наблюдениями и своими соображениями, и даже выводами – это настоящий помощник партии.

Представьте себе, что этими деревянными словами говорит автор Василия Тёркина… А, впрочем, не напрягайте воображение. Можно посмотреть. Есть кинохроника, и ее не так сложно найти. И посмотреть, как за трибуной усмехаются Суслов, Громыко, Косыгин и Фурцева.

Эту пафосную речь держал Твардовский с трибуны партийного съезда в соответствующем кремлевском дворце, том самом, в котором теперь «Щелкунчик», «Корсар», «Тысяча и одна ночь» и Михаил Шуфутинский (так в расписании концертов на этот год). В принципе, тогда еще съезды проводили, и Шуфутинского не пустили бы, а так – все то же самое.

Верил ли сам Твардовский в эту партию, в ее абсолютную правоту, в то, что несколько человек могут определять образ мысли двухсот миллионов человек? Не берусь утверждать. Но он сделал все, что мог, для того чтобы не только писатель, но и читатель имел возможность думать, выпестовать и вырастить собственное мнение.

Дискуссия – уровень «бог»

А вот Суслов, кстати, понимал, что снятие Твардовского ударит по нему самому. И подготовился к личной борьбе.

29 января 1965 года главный партийный идеолог собственноручно подготовил текст. Приведем его полностью со ссылкой на архив:

«К беседе с тов. Твардовским.

Ознакомились с проектом В/статьи и единодушно считаем, что отдельные положения её требуют поправок.

Чрезмерное подчёркивание произведения Солженицына, без которого, будто бы, "нельзя представить нынешний день литературы".

Увлечение. По существу означает "соц. заказ" журнала на литературу по тюремно-лагерной теме, уводящей писателей к одностороннему копанию в опред. периоде, от отображения в литературе основных и мощных процессов в жизни социалистической страны на всех этапах её развития. (И репрессии были разные, д.б. и отношение к ним разное. Литва, Зап. Украина, <нрзб> — сожгли наполовину.)

Критика. Теория перерождения сов. об-ва. Стр-во социализма, рост мощи страны, победа в Велик. Отеч. войне. Защита личности. За злоупотреблениями не видно мощи развив. об-ва <нрзб> <нрзб> 1923 по 1953 гг. <нрзб> сплошные провалы и беззаконие — у некоторых авторов.

Всё это, что подвергалось критике — поднимаете на щит.

Диктат: убеждение. Когда оно <нрзб> — то и адм. вмешательство. Либо влияние партии, либо влияние (диктат) из бурж. Запада. Другого не дано. Идёт острая борьба. Буржуазия озолотит любого сов. писателя, если она почувств., что он в какой-то мере выступает против партии и её руководства. …

Напечатали — это одно. Напечатан наряду с друг. литер. произв. другого плана и мастерства. Поднимать на щит только одних. "Заказ" по преимущ-ву на ряд произв. Это уже ПОЛИТИКА — ошибочная.

Партия <нрзб> не может не руководить направлением худ. литературы. Ленин. Литература и политика. Интересует идейное содержание произведений. Огромн. значение его для воспитания народа, сов. молодёжи. Помогает стр-ву комм., воспитанию преданных сов. стране людей или мешает. Циничн. одност. отношение к истории страны (1923–1953 г.).

Свобода творчества — не произвол. И кажд. из нас не всегда согласен с друг. т.т. по рук-ву. Когда принято решение — выполн <нрзб>» (РГАНИ, ф. 81, оп. 1, д. 174, лл. 90, 90 об.).

Переводим на общедоступный язык: «Свобода творчества – не произвол, понял? Свободно творить будете так, как мы скажем. Печатать – кого скажем. Нам виднее. А будешь возникать – есть способы, решим вопрос».

На даче в Красной Пахре о съезде и беседах с Сусловым не говорили. А может, и говорили. Только Вампилов не записал. Не стал подставляться сам и подставлять Твардовского. Мало ли кто прочитает. О других вспоминали:

О Фурцевой. (Вскрыла вену, потому что вывели из Президиума.)

Если кто не знает, «Президиумом ЦК» тогда называли Политбюро. А, вы уже и его не застали...

Конечно, приехавшим в Москву через всю страну иркутянам было очень интересно все. А Твардовскому «за рюмочкой Христовой» очень хотелось рассказать. Так что говорили, наверное, о многих.

Только что прошли юбилейные торжества – сорокалетие «Нового мира».

Юбилей "Нового мира" и его статья. Журнал продержали больше месяца. Банкет по случаю юбилея он пропьянствовал на даче, банкет перенесли.

- Им необходим фикус (свадьба с генералом), им (его замам по журналу) не хватает самостоятельности.

А какая самостоятельность, если служишь у генерала. Только и сам генерал – самостоятелен, пока дают. И все время – под присмотром:

7 сентября 1970 года председатель Комитета госбезопасности доложил в ЦК КПСС:

«В Комитет госбезопасности поступили материалы о настроениях поэта А. ТВАРДОВСКОГО. В частной беседе, состоявшейся в начале августа 1970 года, он заявил:

Да, ведают, что творят, но оправдывают себя высокими политическими соображениями: этого требует политическая обстановка, государственные соображения!..

А от усердия они уже начинают верить в свои писания. Вот увидите, в конце года в "Литературной газете" появится обзор о "Новом мире": какой содержательный и интересный теперь журнал! И думаете, не найдутся читатели, которые поверят? Найдутся.

И подписка вырастет. Рядовой, как любят говорить, читатель, он верит печатному слову. Прочтёт десять статей насчёт того, что у нас нет цензуры, а на одиннадцатой поверит. Впрочем, сейчас этому и вправду можно поверить: если выходят в свет романы ШВЕЦОВА, то, пожалуй, действительно цензуры нет".

Сообщается в порядке информации.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОМИТЕТА ГОСБЕЗОПАСНОСТИ АНДРОПОВ» (РГАНИ, ф. 5, оп. 62, д. 678, л. 210).

Так если бы только свои, советские доносили! Луи Арагон накатал донос, когда узнал, что в «Новом мире» собираются издавать Альбера Камю. Узнал, потому что ему предложили написать предисловие. «Нет, ну обалдел этот Твардовский, вот если бы наоборот – мой роман и предисловие Камю…» В доносе Арагон настрочил, что Камю – фашиствующий писатель, а Твардовский задумал идеологическую диверсию. Такая вот литературная дискуссия…

P.S.

В 1970 году Твардовского вынудят уйти из журнала.

Но вот ведь странность – тех, кто его травил, давно позабыли. А тех, кого он печатал – читают до сих пор.

Есть много людей, которые мечтают о возвращении прежних порядков. Уверены, что это получится, причем - навсегда. Но им в свое время Тёркин ответил:

  • Не ищи везде подвоха,
  • Не пугай из-за куста.
  • Отвыкай. Не та эпоха —
  • Хочешь, нет ли, а не та!

P.P.S.

Из пьесы Александра Вампилова «Старший сын»:

СИЛЬВА. Итак, когда солнце позолотит верхушки деревьев...

МАКАРСКАЯ (в дверях, смеясь). Хорошо, хорошо... Счастливенько!

БУСЫГИН. Иди попрощайся. Скажи ей, что, когда солнце позолотит верхушки деревьев, ты будешь уже далеко.

Дались Вампилову эти верхушки деревьев… Где он вообще взял этот образ?!