Текст: Иван Родионов
8 декабря в Доме Пашкова состоится семнадцатая по счёту церемония вручения премии "Большая книга" – возможно, главное ежегодное литературное событие страны. По крайней мере, последние 10-15 лет было именно так.
В 2022 году на премию претендуют десять книг. Почти о всех из них "Год Литературы" уже писал, потому повторяться и подробно разбирать каждую нет никакого резона. Интересно здесь скорее вот что. Этот трагический и сложный год отчасти снимает вопросы о том, актуальна ли будет та или иная новая проза сколько-то там лет спустя. Времени на "вечность" теперь нет, большое видится на расстоянии в полгода-год, а некоторые книги, воспринимавшиеся раньше как сложные, теперь читаются как детский лепет или самодовольное издевательство. И пусть определить по-настоящему большую книгу по-прежнему сложно, книги маленькие уже хорошо видны.
Попробуем коротко представить каждого финалиста нынешней "Большой книги" и поразмышлять.
Сергей Беляков, "Парижские мальчики в сталинской Москве"
М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2022
Это четвёртое крупное документальное исследование известного писателя, историка и литературного критика – после биографии Льва Гумилёва и "украинского двухтомника"; книга о судьбах Георгия Эфрона и Дмитрия Сеземана и – в большей степени – об эпохе.
Год назад на первой Школе критики в Ясной Поляне Сергей Беляков разбирал роман "Истребитель" Дмитрия Быкова. И мягко критиковал его за то, что примет сталинского времени в быковской книге крайне мало. В "Парижских мальчиках" деталей – французских и особенно московских – напротив, циклопически много. Шахматно-шашечная газета "64", зарплата механика на МТС, факт, что на противотанковые ежи в Москве пускали арматуру непостроенного Дома Советов – у ошалелого читателя чем дальше, тем больше округляются глаза. Особенно наглядна здесь глава "Театр", начинающаяся со слов "Мур не любил театра".
В ней автор рассказывает нам про мхатовские постановки, на которые Эфрон по разным причинам... не пошёл и даже не собирался. Про зарубежные гастроли Художественного театра с пьесой "Анна Каренина" и отношение эмиграции к этому спектаклю ("Семья Эфронов этих гастролей не видела"). Про то, какие театры любил Сталин. Завершается глава пространной цитатой из "Московской книги" Юрия Нагибина, который театр, в отличие от Мура, очень даже любил. Сам же титульный герой в этой главе тоже есть, но в дозах достаточно гомеопатических.
Мура в книге вообще будто бы мало. Во многом по вполне объективным причинам – юноша погиб в девятнадцать лет, а страниц в "Парижских мальчиках" – 600 с лишним. Впрочем, Дмитрия Сеземана, дожившего аж до 2010 года, в книге и того меньше. Мало и Цветаевой, что выглядит принципиальным жестом – книга-то не о ней.
Дерзнём предположить, что некоторый диссонанс, возникающий при чтении "Парижских мальчиков", вызван, как говорят маркетологи, "неверным позиционированием". Биография теряется на фоне эпохи. А вот в условной серии "Повседневная история" такая дотошная, подробная и по-научному строгая работа смотрелась бы гармонично.
Зато труд Сергея Белякова за этот год не устарел и устареть не может в принципе, как не устаревают документы и каталоги. Эта книга кажется планом, обещанием, благодатной почвой, на которой может прорасти что-то великое – и это уже немало.
Отдельно хочется написать про мнение, иногда встречающееся в рецензиях на "Парижских мальчиков": мол, та Москва очень напоминает сегодняшнюю, а судьбы парижских мальчиков – судьбы некоторых наших современников. Так вот: если коротко, более натянутого и, прямо скажем, дурацкого сравнения сложно и представить.
Софья Синицкая, "Хроника Горбатого"
СПб.: «Лимбус Пресс», 2022
Крестовые походы сменяются мировыми войнами, а кровавые идеалы непреклонного рубаки Фомы Горбатого будет развивать его предок Арви Тролле, чем-то напоминающий героя литтелловских "Благоволительниц". И нет этой мясорубке края и конца.
Стилистически "Хроники Горбатого" – классическая Софья Синицкая, как-то: жонглирование категориями времени, абсурдистская мистика и то ли магически поэтический, то ли ёрнически юродивый язык. Жанрово – история одного города (Выборга) и одного рода (Тролле), причём компактная. Как и в предыдущем романе ("Безноженька"), автор вновь говорит о несовершенстве человеческой природы, наделяя героев физическим недостатком. Всякий человек для Синицкой – "нежный шут", рассказывающий "о злом своём уродстве" и оправдывающий его. Но кому, перед кем и, главное, зачем?
Каких-то уникальных идей в книге нет. Зло не бывает без добра (именно в такой последовательности), Эдип не виноват в том, что он Эдип, в человеке нарушен баланс огня и глины. Мысли, особенно сейчас, одновременно непопулярные и утешительные. Под определённым углом – чертовски опасные. Но возразить на них, кажется, нечего. Горбатых, видимо, не исправит и могила. А Выборг на холме будет стоять, несмотря ни на что. И это оставляет нам какую-то надежду.
Дмитрий Данилов, "Саша, привет!"
М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2022
Небольшая история про филолога Серёжу, которого приговаривают к смертной казни за связь с несовершеннолетней (возраст согласия в мире книги – двадцать один год) и который томится в ожидании расстрела в комфортабельной тюрьме, уже взяла премию "Ясная Поляна" и полюбилась самым разным читателям.
Про роман Данилова сложно написать что-то новое, эта книга и так бесспорный чемпион года по откликам и рецензиям. Интереснее разбираться, почему так вышло.
Самое простое и очевидное – связать роман Данилова с текстами Набокова и Кафки. Любящие оригинальность критики даже изумились такой нарочитости, почувствовали подвох и дружно написали, что ничего общего с этими авторами книга не имеет: а вот почитайте, мол, какую-нибудь Елинек... Думается, изобретать велосипед здесь бессмысленно, и с тем же Кафкой "Сашу" кое-что роднит. Но не сюжет (и не с "Процессом"). И не "гротеск и абсурд". А приёмы построения текста таким образом, чтобы его можно было расшифровывать совершенно по-разному. Таковы короткие притчи и сказки Кафки, таков и роман Данилова.
При чтении романа иногда видно, как автор останавливает себя, чтобы не вызвать у читателя определённую эмоцию или не дать происходящему собственную интерпретацию. Грубо говоря, по тексту разбросаны зияющие пустоты, в которые всякий может вчитать что угодно – российские реалии, мир победившего SJW, интертекстуальность и деконструкцию, да хоть миф о сотворении мира. Это работает: идеологам и толкователям мы сегодня тотально не доверяем, интернет лопается от фейк-ньюз, а самообман менее унизителен, чем ситуация, когда тебя обманывают другие.
При этом удивительно, как у Данилова получается при таком творческом методе писать как-то по-доброму. А у него получается.
Алексей Варламов, "Имя Розанова"
М.: Молодая гвардия, 2022
Кто-кто, а Василий Васильевич Розанов – совершенно точно фигура, значение которой будет только расти. Недоисследован его творческий и жизненный путь. Странный жанр "опавших листьев" в двадцать первом веке становится всё более востребованным: сцепленье мысли, поэзии и метафизики потенциально способно порождать подлинных властителей дум, а не "ЛОМов и инфлюэнсеров". А как сейчас гуманитарные науки натурально помешались на "телесности" – по сути, той самой физиологичности, столь занимавшей и мучившей Розанова? Наконец, сам философ был буквально соткан из самых немыслимых противоречий, как и все мы.
У биографий, написанных Алексеем Варламовым, есть одна интересная особенность. Они будто вбирают в себя черты и прозы, и характера героев. Звучит странно, но это так. Жизнеописание Грина – сумрачно-стремительное, Алексея Толстого – плутовское и трагически-озорное. А вот биография Булгакова, несмотря на её объём – сложна и полна темнот и неразгаданных тайн.
"Имя Розанова" следует той же традиции. Это по-хорошему хитрая и амбивалентная книга. Есть путаник Розанов, летописец распада, не раз оборачивавшийся Павлом из Савла и обратно. А Варламов "переворачивает игру" повторно, ещё и ещё, и оказывается, что и белое, и чёрное в характере его героя – совсем не то, чем казалось. Даже противное здесь работает от противного. И получается этакое метафизическое расследование, биографический детектив.
Что ж, не зря в названии легко считывается отсылка к Эко. Впрочем, это не единственная расшифровка названия этой книги – и далеко не самая интересная.
Олег Ермаков, "Родник Олафа"
М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2021
"Родник Олафа" – это книга из лоскутов, где всего понемногу, всё вроде бы недурно и при этом нет ничего гениального или хотя бы цельного. Будто автор вместо одной рискованной ставки сделал несколько маленьких с верным, но скромным потенциальным выигрышем. А заодно закрыл сразу несколько традиционных позиций, обязательных в любом премиальном шорт-листе – исторического романа, странствия, текста об утрате и обретении веры и так далее.
Опасное приключение – да ещё и со сплавом по реке? Неплохо, но "Золото бунта" Иванова динамичнее и интереснее. Странствие с элементами агиографии, мучительное обретение подлинной веры? Помилуйте, а как же "Лавр"? Мифологически-языческая эстетика? Но есть "Финист – ясный сокол" Рубанова, который просто крепче и логичнее выстроен на уровне сюжета, а повествование в "Роднике Олафа" то провисает, то расползается. Даже до настоящего околоэтнографического безумия книге Ермакова далеко, даром что текст перегружен старинными словесами. "Цветочный крест" Елены Колядиной с его бесчисленными "афедронами" – вот где в определённом смысле недостижимый образец!
А что в романе Ермакова действительно прекрасно – так это описания природы. В последние лет тридцать у наших писателей это умение то ли пропало, то ли было упразднено за ненадобностью. Редкий современный автор чувствует и изображает природу так, как Олег Ермаков.
Гузель Яхина, "Эшелон на Самарканд"
М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2021
Удивительно, но кажется, будто эта книга вышла пять, а то и все десять лет назад. Уже основательно позабылись и скандал с историком Григорием Циденковым, обвинявшим писательницу в плагиате, и предшествовавший этому бурный резонанс, связанный с выходом сериала по "Зулейхе", и лихорадочные поиски "блох" и ляпов в текстах Яхиной, предпринимавшиеся частью возмущённой публики А ведь всё это было в 2020 и 2021 году!
В "Эшелоне на Самарканд", канву которого рецензенты справедливо возводят к роману Неверова "Ташкент – город хлебный", писательница остаётся верной себе. Все три её книги написаны по схожему рецепту. Показываем трагический эпизод из советского прошлого, где герои страдают. Горе одновременно подсвечиваем и "облагораживаем", чтобы не распугать трепетного читателя чрезмерной жестью. Работаем, как сейчас говорят, с травмами – вроде как с историческими, а на деле с частными, чаще – с женскими. А в конце даём надежду и пытаемся примирить непримиримое.
Это очень уютное, терапевтическое чтение, чем во многом и объясняется его популярность. Но беда в том, что писательские стратегии Яхиной работать перестают. Это было видно уже год-два назад. Видимо, читателю стали нужны "горькие лекарства и едкие истины", а не ласковый шепоток психоаналитика. Общество изменилось. А Яхина времён "Эшелона на Самарканд" – та же, что и десять лет назад. Сможет ли она уловить чаяния сегодняшнего читателя? Узнаем, когда появится её новый роман. И если он будет посвящён, например, депортации калмыков на Урал в 1943-1944 годах, то обязательно провалится.
Афанасий Мамедов, "Пароход Бабелон"
М.: Эксмо, 2021
А ещё так исторически сложилось, что в шорт-листе "Большой книги" обязательно есть семейная хроника на фоне сталинских репрессий. Порой такая история берёт Третью или даже Вторую премию. В этот раз тема представлена романом Афанасия Мамедова "Пароход Бабелон".
Справедливости ради, эта книга кое-чем выделяется. Во-первых, она сложноустроенная – роман в романе в романе. Вместе с двунадесятью языками получается букет, в котором чувствуется лёгкий привкус Борхеса. А во-вторых, герой Ефим Милькин – не опостылевший отпрыск потомственных интеллигентов с обострённым чувством справедливости, помещенный во глубину сибирских руд. А вёрткий и бойкий троцкист, комиссар и кинодраматург (sic!). Достаточно необычны и тщательно выписанные локации – то Алексея Толстого эмигрантской поры, то бабелевские. "Бабелон" как он есть (Бабель + Вавилон).
Проблема в том, что, несмотря на опору на подлинные исторические материалы (хронику семьи автора), читается книга как искусная, но стилизация. Если Польша – то пан Войцех и пани Ядвига. Или почти анекдотическое "согрей меня, комиссар". Да и как роман о герое-трикстере или просто как детектив "Параход Бабелон" заметно буксует – слишком уж он неповоротливый и выверенно-скучный.
Кстати, вот замечательно точная мысль из романа: "Время на картинах словно было остановлено детским возгласом "замри" для того лишь, чтобы созерцатель обратил внимание на его текучесть, обычно скрытую от глаз. А ещё все картины и персонажи на них как бы говорили о том, что нет большего преступления, чем позволить кому-то исправлять твое прошлое и вмешиваться в твое настоящее".
Может, эта цитата работает и в обратную сторону и исправлять прошлое других людей тоже нельзя?
Руслан Козлов, Stabat Mater
М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2022
В мире бушует жестокий вирус, жертвами которого становятся исключительно дети: наша цивилизация убивает самых невинных и неприспособленных. Как и Римская империя во времена оны. Но там всё закончится хеппи-эндом, да и сейчас, к счастью, с нами есть немногочисленные подвижники и праведники. А ещё в романе, конечно, много библейской символики и евангельских параллелей.
Предыдущий абзац с пересказом звучит как какая-то издёвка. Больные дети, страдание и сострадание, отсылки к Библии – дурновкусие же неимоверное! Но хорошему писателю и хорошей книге плевать на литературные "правила хорошего тона". В этой безыскусной игре на разрыв читательской аорты видна подлинная драма, а давно известное – за счёт неравнодушия или надрыва – превращается в напоминание о вневременном. Слышишь, Господи: не оставляй нас, несмотря ни на что!
И потому в Stabat Mater больше собственно литературы, чем в ажурных плетениях иных тончайших стилистов. Да и о милосердии никогда не будет лишним напомнить – когда-то в прозе была и такая тема.
Павел Басинский, "Подлинная история Анны Карениной"
М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2022
Странное дело: научпопа у нас пруд пруди, в том числе гуманитарного – но литературоведческого почти нет. Чтобы книга о литературе, но не убаюкивающая монография с обложкой, не сборник рецензий, не комментарий и каталог, не биография и гольная субъективщина в духе "я художник, я так вижу". А чтобы и увлекательно было, и доступно всякому читателю, а не трем специалистам по Пимену Карпову, и небанально, и при этом без самоутверждающейся отсебятины.
Новая книга Павла Басинского – счастливое исключение из этого грустного правила. Тем более пишет он о том, в чём разбирается очень хорошо: о романе Льва Толстого. Казалось бы, "Анна Каренина" исследована вдоль и поперёк. Но сколько же в ней всё-таки секретов, загадок и деталей!
Автор возвращает нам то позабытое чувство, которое испытывает ребёнок, когда читает первую "серьёзную" энциклопедию с названием в духе "Хочу всё знать". Сколько, оказывается, на свете интересного! Точнее, не на свете, а в великом романе Толстого. Отчего Кити так ждала от Вронского приглашения именно на мазурку? Почему черновая версия названия романа – "Молодец баба"? А замечали ли вы, что Анна задолго до гибели начала злоупотреблять сильнодействующими препаратами?
Басинский уважает своего читателя, потому будто идёт к разгадкам вместе с ним, иногда останавливаясь и даже направляясь по ложному пути. Никакого менторства и снобизма, читателя ведёт под руку не всезнайка, но доброжелательный собеседник. И это, на самом деле, дорогого стоит.
Если литературоведческий научпоп, то именно такой.
Анна Матвеева, "Каждые сто лет"
М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2022
Книга "Памяти памяти" Марии Степановой в 2018 году выиграла "Большую книгу" и другие премии, а также была обласкана критиками. С тех пор каждый год появляются две-три заметные книги на русском языке, написанные в схожем ключе. Осмысление фамильного прошлого, временные переклички, путешествие в историю семьи, ассоциативность... Чаще всего читать подобные исследования внутренней археологии решительно невозможно. Но бывают и исключения.
"Каждые сто лет" – роман-дневник со связкой ключей, сохраняющий более-менее понятную фабулу. Есть две девушки-зеркала – одна живёт в Российской империи, вторая – в позднем Советском Союзе. Каждую из них троих ждут различные невзгоды и испытания. Почему троих? Потому что периодически в книгу приходит альтер-эго самой Анны Матвеевой, а к концу романа нас даже ждёт авторское камео. Какие-то фабульные узлы в итоге будут распутаны или разрублены, а какие-то так и останутся завязанными – но так, кажется, и было задумано.
Написана книга увлекательно и умно. Но жанр, жанр... У нас многие писатели отчего-то совсем бросают целые литературно-тематические пласты и кучкуются на двух-трёх из них – так сказать, самых популярных. Чем это вызвано, неведомо, но оттого даже в ярких и самобытных текстах попадаются целые куски, которые ты, кажется, где-то уже читал – и не раз. И это не вина этой книги, а скорее её беда.
Когда-нибудь эта инерция будет преодолена, а выдоенный насухо жанр "памяти памяти" наконец схлопнется совсем. Жаль, не в ближайшие два-три года: Нобелевскую премию в 2022-м получила Анни Эрно, а она тоже пишет что-то такое, да ещё и с уклоном в свободолюбивое "женско-телесное". Но и ждать сто лет, к счастью, нам тоже скорее всего не придётся.