Текст: Андрей Мягков
Сборник Марго Гритт «Вторжение» в прошлом году стал финалистом «Лицея» и даже отметился в номинации Rideró «Выбор книжных блогеров», разделив победу с Екатериной Манойло. А теперь вот выходит отдельной книгой в «Альпине. Проза», которая, похоже, решила как следует встряхнуть рынок худлита в России: очень уж интересных авторов собирают под свои знамена Татьяна Соловьева и ее товарищи.
«Герои Гритт болезненно переживают столкновение с реальностью, а потому часто ищут утешение в фантазийном. Эти истории про хрупких людей, чей мир рухнул, удивительно точно передают картину восприятия действительности современного поколения», — говорится в аннотации. С этим действительно трудно поспорить — перед нами тексты, связанные между собой скорее на уровне ощущений; очень зыбкие, шуршащие неуверенностью. Не писательской, боже упаси — с этим как раз полный порядок, — а метафизической: вдруг, попытавшись умыться, не нащупаешь своего лица?
Книга состоит из повести «Чертово колесо» — которая, кстати, в прошлогоднем «Лицее» замечена не была — и рассказов, зачастую совсем коротеньких. Один из самых коротеньких мы и предлагаем вам прочитать.
Вторжение: Рассказы, повесть / Марго Гритт. — М.: Альпина нон-фикшн, 2023. — 320 с.
Сашки
Еще минуту назад над волнами мелькала ее рука с выставленным средним пальцем, и вот ни руки, ни пальца, ни макушки рыжей головы. Если бы она медленно ушла под воду, как Терминатор в кипящую лаву с жестом «все окей»… Но нет. Она исчезла мгновенно, и я не могла понять, шутит она или всерьез.
Я стояла у кромки моря, чтобы вода не касалась босых ног, и считала до десяти. Сердце стучало где-то у горла, там, где его быть не должно. «Дура, какая же ты дура, Сашка», — думала я, и непонятно было, к кому я обращаюсь. Ту, что, возможно, тонула сейчас в двадцати метрах от берега, тоже звали Саша.
Раз… Два… Три…
Я не знала, что делать. Или не делать. Признаться, я хотела, чтобы она утонула.
Когда в нашей семье появилась вторая Сашка, первую, то есть меня, стали называть Александрой. Я ненавидела это имя. «Ну, ты же старше, — говорила мама. — Так звучит солиднее». Да не хотела я звучать солиднее, мне было двенадцать! Сашка объявилась вслед за дядей Борей. Конечно, никаким дядей мамин любовник мне не являлся, но называть его следовало именно так. Сашка была его дочерью. Ее мать умерла, и дядя Боря привел Сашку к нам. Сначала она заняла мое имя («У девочки горе, не жалуйся»), потом мою кровать («У девочки горе, пусть поспит в твоей комнате, а ты займешь гостевую»), наконец, мою маму («У девочки горе, ей нужна поддержка больше, чем тебе»). О моем горе почему-то никто не вспоминал. Конечно, мне же было всего три, когда он… Неважно. Сашка, между прочим, от горя быстро оправилась, но виду не подавала. Дразнила меня жирдяйкой, а когда я звала маму, ударялась в слезы. Щипала меня в машине, а когда я звала маму… Ну, схема понятна.
Четыре. Пять. Шесть.
Я все ждала, когда рыжая голова появится над водой. Шутит? Наверняка шутит. Знает же. Когда дядя Боря хлопнул в ладоши и спросил, как всегда начиная любое предложение с «а»: «А угадайте, куда я везу своих девчонок?», у меня предательски свело живот. Про летний домик на берегу Азовского моря он прожужжал нам все уши за зиму, и я надеялась, что, пока мы до него доберемся, домик успеет сгореть, или его смоет, или его съедят термиты… Мама и Сашка выбирали купальники на «Озоне», а меня тошнило. Что говорить про море… Я даже мылась только под душем, никогда не набирая в ванну воды, и мама должна была все время стоять по ту сторону занавески и разговаривать со мной. Потом долго растирать полотенцем кожу до красноты, чтобы унять дрожь. Конечно же, Сашка обо всем прознала. «Жирдяйку» сменила «зассыха». Новое прозвище хотя бы было правдой. Мы подрались. Мама встала на сторону «девочки-в-горе». Теперь эта девочка тонула, а я стояла на берегу и не могла сдвинуться с места.
Семь, восемь…
Может, и не шутит. Ну и пусть тонет. Бежать за мамой и дядей Борей далеко. От пляжа до домика приходилось карабкаться по тропе вверх минут десять. Звать на помощь — не услышат. Никто не услышит. «А давайте поедем до начала сезона, пока нет туристов». — «Какая хорошая идея, Боренька». Нас отпустили вдвоем на пустынный пляж, взяв обещание, что мы будем плескаться у берега. «А там мелко, — махнул рукой дядя Боря. — Как раз для малышни». Я не хотела идти, но мама сказала, что дышать морем полезно. Сашка побежала вперед, толкнув меня и заорав на весь пляж: «Зассыха!» Бросилась в воду, демонстрируя, как умеет плавать, а потом все плыла и плыла, дальше от берега. Я крикнула: «За буйки не заплывай!», а она вскинула средний палец. И исчезла.
Девять… Десять.
Сердце стучало уже не в горле, а будто в самой голове. Второй Сашки не будет. Ее и не должно быть. Мое имя, моя комната, моя мама вернутся ко мне. Все будет как прежде. Мама будет приходить ко мне в комнату, целовать перед сном и говорить: «Саша, моя Саша», а не как вчера: «У тебя теперь младшая сестра, Александра, повзрослей уже». Я всего-то на год старше! И никакая она мне не сестра!
Я не помню, как оказалась в море. Молотила руками и ногами, глотала соленую воду. Она обжигала горло, душила крик. Я тонула. Второй Сашки не будет. Меня. Та, нужная Сашка вернется домой, в свою комнату, к своей маме. Обо мне никто и не вспомнит. Так, была у нас одна зассыха… Плавать не умела, воды боялась. Но у нас другая Сашка есть. Она ничего не боится. Я хватала ртом воздух, в глазах темнело. Чьи-то руки подхватили меня и толкнули обратно, на мягкий песок.
— Ты чего в воду полезла, ненормальная? Ты же плавать не умеешь!
— Я думала, ты тонешь! — Я стояла на четвереньках, отплевываясь, пыталась отдышаться.
— Вот дура!
— Сама ты дура!
Сашка плюхнулась рядом, отжимая рыжие волосы.
— Я в бассейн хожу с трех лет! А ты воды боишься, зассыха!
— Потому что у меня папа в море утонул…
Я отирала рукой слезы, размазывая по щекам мокрый песок. Сашка помолчала, потом спросила тихо:
— Так ты меня спасти хотела, что ли? Правда подумала, что я тону?
— Может, и не хотела, — шмыгнула я носом. — Да только ты теперь моя сестра.
Сашка фыркнула, но ничего не сказала.
Мы сидели рядом, едва касаясь друг друга плечами. Волна лизала босые ноги, но было почти не страшно.