Текст: Ольга Лапенкова
Сегодня мы рассматриваем такой жанр, как эпитафия — стихотворение, написанное в качестве отклика на известие о чьей-то смерти. Чаще всего такие стихи (по понятным причинам) проникнуты тоской или отчаянием, но порой они могут быть гневными или даже злорадными. А иногда, что ещё более странно, поэты сочиняют эпитафии самим себе — или, по крайней мере, лирическим героям, очень на них похожим. Но прежде чем мы попробуем «залезть в голову» кому-нибудь из этих странных людей, вспомним, откуда взялся жанр эпитафии.
Визит в Древнюю Грецию
Как и большинство классических жанров — от трагедии до оды, — эпитафия берёт начало в Древней Греции. Мы уже говорили о том, что две с половиной тысячи лет назад все памятные надписи назывались эпиграммами. Но потом произошло разделение: термин «эпиграмма» стал обозначать короткое сатирическое стихотворение с залихватской концовкой, а понятие «эпитафия» закрепилось в умах как надпись на могильной плите. Самую знаменитую античную эпитафию написал, пожалуй, Симонид Кеосский (V век до н.э.):
Путник, пойди возвести нашим гражданам в Лакедемоне,
Что, их заветы блюдя, здесь мы костьми полегли.
Такая надпись была выбита на памятнике спартанцам, павшим в Фермопильском сражении. (Это, в свою очередь, одно из самых известных столкновений древности, относящееся к эпохе Греко-Персидских войн. Небольшой отряд спартанцев, прикрывая отступление союзников, добровольно остался в Фермопильском ущелье, чтобы задержать многотысячную армию Ксеркса I. Спартанские воины понимали, что их ждёт верная гибель, но решили стоять до конца. Именно этим событиям посвящён популярный фильм «300 спартанцев», который, впрочем искажает историю до неприличия.)
Чем — с литературной точки зрения — интересна эпитафия Симонида Кеосского? Тем, что обращение «путник» указывает на две неочевидных вещи.
Первая: раз при Фермопилах погиб весь отряд царя Леонида, возвестить Греции о гибели воинов было некому — по крайней мере поначалу. Если углубиться в историю, можно, конечно, раскопать воспоминания о том, что одного солдата царь Леонид отправил на родину в качества гонца... Можно сделать и вполне логичный вывод, что, раз остальное греческое войско благополучно отступило, чтобы занять более выгодную позицию, то все поняли: Леониду и его воинам удалось-таки задержать Ксеркса I ценой собственных жизней. Однако здесь интересна не столько объективная, сколько лирическая реальность. «Путник, пойди возвести нашим гражданам в Лакедемоне» — эта строчка написана от лица воинов, которые только-только попрощались с жизнью. Они уже понимают, что не вернутся домой, но их близкие об этом ещё не знают.
И вторая неочевидная вещь: павшие воины обращаются к неведомому «путнику», то есть к случайному прохожему, потому, что в Древней Греции кладбища находились за пределами полисов. Так что человек, который за каким-то интересом отправлялся за город, почти неминуемо проходил мимо кладбища.
Иногда, что любопытно, эпитафии говорили не столько о характере или заслугах покойного, сколько о самом авторе. Вот ещё одно стихотворение родом из Древней Греции, которое приписывают поэтессе Аните Тегейской (IV–III века до н. э.):
- Плачу о девушке я Алкибии. Пленённые ею,
- Многие свататься к ней в дом приходили к отцу.
- Скромность её и красу разгласила молва, но надежды
- Всех их отвергнуты прочь гибельной были Судьбой.
Лирическая героиня подчёркивает «скромность и красоту» подруги — и жалеет, что она так и не стала верной женой и примерной матерью. Однако сама Алкибия, кажется, не очень-то торопилась замуж. Женихи осаждали её дом день деньской — но Алкибия не то что не вышла замуж, а даже не выбрала из толпы сватающихся одного-единственного… Или выбрала? Тогда почему «надежды всех их отвергнуты прочь»? Жаль, что Анита Тегейская не рассказала о подруге чуть больше, — но теперь истину не узнать.
Наконец, среди древнегреческих поэтов были и такие, которые не гнушались посмеяться над умершим. Так, Леонид Тарентский (III в. до н.э.) написал вот такую эпитафию/эпиграмму для некоей Марониды:
- Памятник сей — Марониды, старухи. На камне могильном
- Вырезан — видишь ты сам — кубок над гробом её:
- Пьяница горькая здесь и болтунья. О детях не плачет,
- И не волнует судьба мужа, лишённого чад.
- Там, под землёю, рыдает теперь по одной лишь причине:
- Вакхова чаша пуста — та, что на стеле стоит.
Леонид Тарентский не преувеличивал: на памятнике действительно была изображена покойная с бокалом вина. Страшно представить, что вытворяла эта старушка, если родственники, заказывавшие памятник, так её «отблагодарили».
Несколько столетий спустя...
Когда языческие времена миновали и в Европе основной религией стало христианство, традиция писать эпитафии сохранилась, вот только тексты стали преувеличенно нейтральными, обезличенными. Прочтём эпитафию V века, выбитую на могильном камне египетского монаха Шенуте, впоследствии канонизированного:
Пусть Бог духа и всякой плоти <...> позволит душе отца Шенуте обрести покой <...> в том светлом месте, где нет скорби, боли и печали. О милостивый Бог, любящий людей, прости ему все ошибки, которые он совершил словом, делом или помышлением. Ведь не существует ни одного земного паломника, который не согрешил, ибо Ты один, о Боже, свободен от всякого греха.
Такую эпитафию можно написать на любом памятнике, не прогадаешь.
Но долго ли, коротко ли, эпитафия снова стала не только сакральным, но и литературным феноменом. И разве могло произойти иначе, если тема смерти неисчерпаема — и никто ещё доподлинно не узнал, что ждёт нас за дверью гроба?
Какие эпитафии писали российские поэты
В России интерес к эпитафии расцвёл в начале XIX века. В 1803 году В. А. Жуковский опубликовал стихотворение на смерть друга Андрея Ивановича Тургенева, который начал было литературную карьеру, но, увы, тяжело заболел и умер, немного не дожив до 22-своего летия:
- О, друг мой! неужли твой гроб передо мною!
- Того ль, несчастный, я от рока ожидал!
- Забывшись, я тебя бессмертным почитал...
- Святая благодать да будет над тобою!
- Покойся, милый прах; твой сон завиден мне!
- В сем мире без тебя, оставленный, забвенный,
- Я буду странствовать, как в чуждой стороне,
- И в горе слёзы лить на пепел твой священный!
- Прости! не вечно жить! Увидимся опять;
- Во гробе нам судьбой назначено свиданье!
- Надежда сладкая! приятно ожиданье! —
- С каким веселием я буду умирать!
- 1803
Эта эпитафия примечательна тем, что лирический герой уверен: его друг — прекрасной души человек, почти святой — уже ждёт его в том «светлом месте, где нет скорби, боли и печали». С точки зрения религии это несколько самонадеянно: всё-таки не люди решают, кто попадёт в рай, а Бог. (Не случайно на могильном камне отца Шенуте была выбита не столько эпитафия, сколько молитва о прощении покойному его грехов.) Но лирический герой Жуковского так любит своего друга, так верит в чистоту его души и в Господнюю милость, что вспоминать о догмах не хочется.
Тема загробной встречи продолжается в творчестве М. Ю. Лермонтова, в частности в стихотворении, которое он написал, узнав о смерти отца:
ЭПИТАФИЯ
- Прости! увидимся ль мы снова?
- И смерть захочет ли свести
- Две жертвы жребия земного,
- Как знать! итак прости, прости!..
- Ты дал мне жизнь, но счастья не дал;
- Ты сам на свете был гоним,
- Ты в людях только зло изведал...
- Но понимаем был одним.
- И тот один, когда рыдая
- Толпа склонялась над тобой,
- Стоял, очей не обтирая,
- Недвижный, хладный и немой.
- И все, не ведая причины,
- Винили дерзостно его,
- Как будто миг твоей кончины
- Был мигом счастья для него.
- Но что ему их восклицанья?
- Безумцы! не могли понять,
- Что легче плакать, чем страдать
- Без всяких признаков страданья.
- 1832
Здесь лирический герой уже не уверен, что после смерти встретится с отцом. Значит ли это, что отец попадёт на небеса, а сын — в преисподнюю? Ответа нет. Лирический герой не хочет и не может задаваться теологическими вопросами: он измождён страданиями, нежеланием принять смерть близкого человека.
Что такое автоэпитафия
В том же XIX веке жанр эпитафии прошёл ещё одну трансформацию: поэты начали писать «надгробные» речи для самих себя. Часто это был просто чёрный юмор, как у А. С. Пушкина, — но в каждой шутке, как говорится, лишь доля шутки:
- Здесь Пушкин погребён; он с музой молодою,
- С любовью, леностью провёл весёлый век,
- Не делал доброго, однако ж был душою,
- Ей-богу, добрый человек.
- 1815
А вот в ХХ веке автоэпитафии стали своего рода традицией. Поэты, сочинявшие такие стихи, с одной стороны, показывали, какими они хотели бы остаться в сердцах потомков, а с другой, рассказывали читателю о своём отношении к смерти.
Пожалуй, мысль о путешествии в мир иной волнует и пугает каждого, но все мы боимся смерти по-разному. Кто-то боится умереть в расцвете сил, не успев достичь амбициозных целей; кого-то пугает боль и страдания, кого-то — забвение… А вот лирическая героиня М. И. Цветаевой, кажется, страшится лишь одного: чрезмерной «серьёзности», которой окутана тема смерти.
- Идёшь, на меня похожий,
- Глаза устремляя вниз.
- Я их опускала — тоже!
- Прохожий, остановись!
- Прочти — слепоты куриной
- И маков набрав букет,
- Что звали меня Мариной
- И сколько мне было лет.
- Не думай, что здесь — могила,
- Что я появлюсь, грозя…
- Я слишком сама любила
- Смеяться, когда нельзя!
- И кровь приливала к коже,
- И кудри мои вились…
- Я тоже была, прохожий!
- Прохожий, остановись!
- Сорви себе стебель дикий
- И ягоду ему вслед, —
- Кладбищенской земляники
- Крупнее и слаще нет.
- Но только не стой угрюмо,
- Главу опустив на грудь.
- Легко обо мне подумай,
- Легко обо мне забудь.
- Как луч тебя освещает!
- Ты весь в золотой пыли…
- — И пусть тебя не смущает
- Мой голос из-под земли.
- 1913
Суеверный человек осудил бы традицию сочинять автоэпитафии: мол, чем больше человек думает о плохом, тем скорее оно произойдёт. Однако, что интересно, и А. С. Пушкин, и М. И. Цветаева написали «погребальные» стихи довольно рано: Пушкину было всего 16 лет, Цветаевой — 21 год. И хотя оба стихотворца погибли довольно рано, это вряд ли связано с творческими «вольностями».