Текст: Ольга Лапенкова
В сознании современного читателя эпиграмма — это зарифмованный «выпад» в сторону человека, который что-то не поделил с поэтом. Чаще всего это не дружеская насмешка, а настоящее оскорбление, и то, что оно написано в рифму, нисколько не умаляет авторского негодования. Наоборот: одно дело — поссориться с человеком при личной встрече и сгоряча наговорить глупостей, и совсем другое — подойти к вопросу со всей старательностью: сесть за стол и провести пару часов (а может, даже дней), придумывая, как бы «уколоть» оппонента побольнее. Так что неудивительно, что двести лет назад за эпиграмму могли вызвать на дуэль или отправить в ссылку.
Самым знаменитым автором эпиграмм среди русских классиков был, конечно же, А. С. Пушкин, который бросался колкими стишками налево и направо. Под его прицел попадали все: и знаменитые деятели культуры, и чиновники, и даже сам император Александр I. Вот, например, какую эпиграмму сочинил Пушкин на трёх коллег по цеху — поэтов и драматургов:
- Угрюмых тройка есть певцов —
- Шихматов, Шаховской, Шишков,
- Уму есть тройка супостатов —
- Шишков наш, Шаховской, Шихматов,
- Но кто глупей из тройки злой?
- Шишков, Шихматов, Шаховской!
- 1815
Все упомянутые персонажи ратовали за «чистоту» литературного языка: они считали, что нужно писать так, как заповедовали классицисты, например Ломоносов и Державин. А ещё строго-настрого следить, чтобы в печати не появилось ничего легкомысленного или — тем более! — опасного с точки зрения нравственности. И, конечно, никаких сомнительных шуточек, просторечных словечек, слишком чувственных или, наоборот, жестоких сцен.
Разумеется, Пушкина всё это не устраивало. И, если почитать того же П. А. Шихматова, станет понятно почему. Вот отрывок из его поэмы «Пожарский, Минин, Гермоген, или Спасённая Россия»:
- Сверкающи кристаллом чистым,
- Увеселяя слух и взор,
- По камням пеняся кремнистым,
- С высот Саянских медных гор <...>
- Бегут ветвистые струи,<...>
- И Лена, славная из рек, <...>
- Отважный восприемлет бег.
- Несётся влагой всей согласно,
- Кропит поля, бразды, луга,
- Растёт, быстреет ежечасно
- И разгоняет берега... <...>
- Валит, стирает все оплоты,
- Природы твёрдые труды;
- Возрастши в силу совершенну,
- Вбегает в бездну устрашенну,
- Далече гонит вечны льды.
- Так сонм россиян бранноносный
- Дерзает в строгий путь побед;
- Гнушаясь жизнию поносной,
- Идёт, сражая зло и вред…
- 1807
Проблема здесь не в посыле (если человек гордится своей страной, это замечательно), а в том, как это сделано. Даже для начала XIX века лексика Шихматова — устаревшая, неповоротливая, невероятно пафосная. Строчки, которые мы выделили жирным шрифтом, как будто бы продиктовал автору М. В. Ломоносов. Только вот Михаил Васильевич творил русскую литературу практически с нуля и, конечно, не мог сразу сделать так, чтобы оп! — и всё понятно и доступно, а вот Шихматов наследовал классицистам вполне осознанно. (Хотя, справедливости ради, «жизнь поносная» — это не то, что можно было бы подумать, а жизнь с клеймом позора.)
...Однако слово «эпиграмма» не всегда обозначало жестокую шутку в стихах, и лучше всех об этом знали древние греки.
История вопроса
Две с лишним тысячи лет назад слово «эпиграмма» обозначало любую памятную надпись, даже если она не претендовала на звание шедевра. Как ни странно, древние греки называли эпиграммами и надгробные надписи. Вот какую эпиграмму написал в VII в. до н. э. Писандр:
- Имя бойца — Гиппион, а конь его звался Подаргом;
- Пёс носил имя Летарг, Бабисом звали слугу.
- Гемона сын, магнет фессалийский, но живший на Крите,
- Пал он в жестоком бою, лёг среди первых рядов.
Надпись была создана для надгробия павшего воина — это очевидно. Но кто такой «магнет фессалийский»? Какая-то важная должность? Нет, это отсылка к древнегреческой мифологии (которая для тогдашних поэтов была реальностью). Магнет — полубог, приходившийся сыном то ли самому громовержцу Зевсу, то ли Эолу. Желая подчеркнуть ум, стойкость, смелость и непримиримость покойного, Писандр «возвёл» его в сонм олимпийских богов.
Итак, под камнем лежит великий воин; но при чём тут его слуга, конь, а тем более пёс? Даже если они каким-то образом помогли Гиппиону совершить подвиг (хотя это сомнительно), неужели они настолько прославились, что их имена решили оставить для вечности?
Логичное объяснение может быть только одно: слугу, коня и пса похоронили вместе с господином. Вряд ли заживо: такая жестокость у древних греков была не в чести. Но, судя по всему, слуга, конь и пёс погибли в тот же день, что и Гиппион. Вот вам и эпиграмма.
Однако в какой-то момент греки перестали назвать «эпиграммами» всё подряд — и грустное, и смешное. Надгробные надписи выделились в отдельный жанр — эпитафию, о которой мы ещё поговорим. Под «эпиграммой» же стали понимать короткое и, чаще всего, язвительное стихотворение с неожиданной концовкой. Причём юмор в этих стишках был настолько мрачный, что Пушкину с Лермонтовым и не снилось. Вот, например, произведение Каллимаха, III в. до н. э.:
- Солнцу сказавши «прости», Клеомброт-амбракиец внезапно
- Кинулся вниз со стены прямо в Аид. Он не знал
- Горя такого, что смерти желать бы его заставляло:
- Только Платона прочёл он диалог о душе.
Предыстория такова: жил-был человек по имени Клеомброт, ученик величайшего философа Сократа. И вот однажды Сократ произнёс пространное рассуждение на тему души и убедительно доказал, что она бессмертна. Платон изложил мысли философа в одном из своих диалогов… а Клеомброт, прочитав этот диалог, решил: раз после нашей гибели всё не заканчивается, а только начинается, то пора бы пуститься в посмертное «путешествие» прямо сейчас.
Эпиграмма на Клеомброта — это выпад в сторону всех якобы культурных людей, которые читают, но не понимают сути прочитанного. Либо понимают, но делают настолько странные выводы, что впору за голову хвататься. Но обычно это не приводит к трагедиям, а в случае с Клеомбротом — привело. Начитался умных книжек и сбросился со скалы. Обхохочешься.
Каллимаха отчасти извиняет то, что история с Клеомбротом произошла в IV веке, тогда как автор эпиграммы жил в III. Сто лет прошло, так что чёрный юмор успел немного «посветлеть». И всё-таки тон был задан.
Эпиграммы российских поэтов
Первые эпиграммы, написанные отечественными авторами, относятся к началу половине XVIII века. Поначалу они были стилизованы «под Грецию» и направлены не столько против конкретных людей, сколько против собирательных образов. Так, в 1730 г. Антиох Кантемир написал эпиграмму «На самолюбца»:
- Наставляет всех Клеандр и всех нравы судит:
- Тот спесив, тот в суетах мысли свои нудит;
- Другой в законе не тверд, и соблазны вводит,
- И науки новостью в старый ад нисходит, —
- Наведи и на себя, Клеандр, зорки очи,
- Не без порока и ты; скажу, нет уж мочи:
- Самолюбец ты, Клеандр; все, кроме тя, знают:
- Слепец как ведёт слепца, в яму упадают.
Эх ты, самолюбец! В чужом году видишь даже песчинку, а в своём бревна не замечаешь... Разумеется, конкретного человека по имени Клеандр, который чем-то не угодил бы Кантемиру, в светских кругах не водилось. Так что, будучи написанной на бумаге, эпиграмма никакой опасности ни для автора, ни для окружающих не представляла. Другое дело, если бы кто-нибудь (не обязательно сам Кантемир) прочёл её на светском приёме в присутствии заклятого врага — или, подойдя к оному, сказал что-то вроде: «Ну ты и Клеандр».
Зато спустя столетие авторы стали высказываться прицельно. Теперь, даже если поэт не указывал в «теле» текста имя неугодного ему человека, друзья и приятели всё понимали. А неприятели — доносили куда следует. Вот одна из самых знаменитых эпиграмм Пушкина, написанная на генерала М. С. Воронцова:
- Полу-милорд, полу-купец,
- Полу-мудрец, полу-невежда,
- Полу-подлец, но есть надежда,
- Что будет полным наконец.
- 1824
Эпиграмма эта, впрочем, не вполне справедлива. Прославившийся подвигами во время Отечественной войны 1812 года, в мирное время М. С. Воронцов получил пост новороссийского генерал-губернатора и наместника Бессарабской области. В 1820 году А. С. Пушкин был отправлен в ссылку именно в эти края — и, как чиновник, должен был служить на благо Отечества. Но рутинную работу, возню с бумагами Пушкин терпеть не мог. На этой-то почве отношения начальника и подчинённого и не заладились. И кто прав, а кто виноват?
Ещё более хлёсткую эпиграмму Пушкин написал на самого Александра I:
- Воспитанный под барабаном,
- Наш царь лихим был капитаном:
- Под Австерлицем он бежал,
- В двенадцатом году дрожал,
- Зато был фрунтовой профессор!
- Но фрунт герою надоел —
- Теперь коллежский он асессор
- По части иностранных дел!
- 1823
Отечественная война 1812-го года и вправду началась крайне неудачно для российской армии, и многие видели в этом вину Александра I. И Пушкин тоже.
Впрочем, не гнушался Александр Сергеевич высмеивать и менее важных персон. Например, прекрасных дам, которые вели себя слишком навязчиво. Так, в 1819 году Пушкин пользовался славой одного из виднейших поэтов, а его знакомая Александра Колосова — подающей надежды актрисы. В 17 лет она исполнила главную роль в постановке «Эсфирь», а потом (это не связанные друг с другом события) начала буквально бегать за Пушкиным, прося, чтобы он написал ей что-нибудь в альбом. Поэт долго отнекивался, но потом сочинил это:
- Всё пленяет нас в Эсфири:
- Упоительная речь,
- Поступь важная в порфире,
- Кудри чёрные до плеч,
- Голос нежный, взор любови,
- Набелённая рука,
- Размалёванные брови
- И огромная нога!
- 1819
Неудивительно, что Александра Михайловна оскорбилась. Но женщины и подумать не могли о том, чтобы вызвать обидчика на дуэль. А мужчины, наоборот, считали это делом чести.
Увы, одна из эпиграмм М. Ю. Лермонтова привела к поединку, который закончился смертью поэта. В 1841 году Михаил Юрьевич, вечно ссорившийся с сослуживцем Николаем Соломоновичем Мартыновым, сочинил ядовитые строки, в которых «прошёлся» и по еврейскому происхождению оппонента, и по его якобы незавидным умственным способностям:
- Он прав! Наш друг Мартыш не Соломон,
- Но Соломонов сын,
- Не мудр, как царь Шалима, но умён,
- Умней, чем жидовин.
- Тот храм воздвиг и стал известен всем
- Гаремом и судом,
- А этот храм, и суд, и свой гарем
- Несёт в себе самом.
- 1841
В наши дни эпиграммы пишут не так бойко, как в славном XIX веке. Но почему бы не оживить жанр? Если вы чувствуете в себе силы достойно ответить обидчику (а заодно и прославить его в веках) — дерзайте! Неприятные последствия, может, и будут, но на дуэль уже не вызовут.
